Холопы, более привычные к бою строем, сомкнули щиты в линию, перекрывая подступ к святыне, иеромонах Антоний, не стесняясь, сменил посох на рогатину, удерживая в зубах обнаженный косарь, и пользовался им, если кто-то из татар подбирался слишком близко.
– Отходить надо! – крикнул Тимофей Заболоцкий. – Затопчут!
– Некуда! – мрачно ответил Басарга. – Ковчежец с собой не унести. Лучше здесь лягу, чем без него уйду.
– Здесь, так здесь! – азартно крикнул боярин Илья, бросил щит, выхватил нож и нырнул куда-то вниз. Куда – стало понятно, когда татарские лошади начали падать с распоротыми животами.
Боярин Заболоцкий метнулся вперед, торопясь добить остающихся без седла крымчаков, пока те не встали на ноги, и оказался позади круглолицего высокого усача.
– Нет!!! – только и успел выкрикнуть боярин Леонтьев, но сабля уже стремительно ударила богатыря по затылку.
Побратим охнул и исчез внизу.
Басарга метнул в татарина щит, а когда тот пригнулся, быстро уколол в живот. Тот заорал, но подьячий для надежности уколол еще раза два, забрал падающую саблю, тут же прикрылся ею, отмахнулся, подрезал очередную конскую шею, спешивая крымчака, отмахнул его саблю, рубанул поперек лица, тут же добил уколом в грудь.
– Откуда же вас тут столько?!
Навстречу вылетела еще одна лошадь – всадник, не дожидаясь падения, прыгнул на него с седла, рубанул. Шлем Басарги удар выдержал, а вот крымчак напоролся на саблю животом и, вывернув оружие из рук, провалился куда-то под ноги.
И тут, совершенно внезапно, все закончилось. Никто больше не нападал, не резал, не пытался убить. Татары исчезли.
Как выяснилось, в османской армии просто-напросто кончились янычары. Пушкари, расчистив картечью полк перед собой, перенесли огонь на татарские сотни, рвущиеся в гуляй-город мимо крайних щитов. Наступление захлебнулось, подкрепление к прорвавшимся степнякам подходить перестало, и вскоре они тоже – кончились.
Цена, которую заплатили крымчаки за свою почти победу, стала ясна только в сумерках. Разбирая горы тел, русские ратники нашли среди убитых врагов трех князей рода Ширинских, ногайского мурзу Теребердея, а царевича Ширинбака и главу османских ратей мурзу Дивея вытащили даже живыми.
Подвергнутые спросу, они наконец-то открыли воеводам тайну безумного татарского упрямства, с которым те лезли под картечь гуляй-города и на копья бояр. Оказывается, хан Девлет-Гирей перехватил царского гонца к воеводе Воротынскому. В руках у главы османской армии оказалось письмо, в котором Иоанн предупреждал воеводу, что главные силы армии вот-вот подойдут к месту битвы, и умолял продержаться до этого часа и не выпустить татар из окружения.
Выходит, османская армия не имела в сей битве иной цели, кроме как спастись, вырваться на свободу!
Откуда было знать крымскому хану, прочитавшему царское с печатями письмо[35], что иных войск, кроме малого заслона князя Михаила Ивановича, на Руси ныне просто не существовало?
Илью Булданина – задохнувшегося, заваленного тушами и залитого кровью – вытащили уже в полной темноте. Тимофей Заболоцкий с глубокой раной на затылке признаков жизни тоже не подавал. Однако, положенные возле самой святыни, они вскоре начали слабо дышать. Большего Басарге от Небес ныне и не требовалось.
Однако десяти холопов он, увы, лишился. Да еще столько же лежали тяжело раненными.
С рассветом крымчаки снова начали свои отчаянные кровавые атаки. Девлет-Гирей попытался повторить вчерашний успех, ссадив многих татар с коней и пустив их в пешие атаки, одновременно посылая конницу мимо крайних щитов гуляй-города. Однако пехотинцами татары оказались никудышными. Шли медленно и неровно, пугливо, а потому пушкари князя Сакульского успешно успевали и поле перед собой картечью прореживать, и по краям частые залпы делать. Полностью изничтожить конницу редкими выстрелами они, знамо, не могли – но кованая рать при такой поддержке с ворогом справлялась, не пропуская басурман вперед, осаживая попеременными стремительными ударами.
В сем хрупком установившемся равновесии князь Воротынский внезапно поднял в стремя большой полк, через лагерь скрытно вывел его в лес, обогнул поле битвы и, выйдя на дорогу, повел в атаку со стороны Москвы, приказав кричать вместо «Ура!» и «Москва!» – «Новгород!».
Услышав этот клич, навстречу сотоварищам ринулись сразу все уцелевшие защитники гуляй-города, нанося усталым степнякам удар в лоб.
Поняв, что к русским подошли главные силы, а сами они оказались в смертельной ловушке, татары, забыв о сопротивлении, бросились врассыпную, спеша спрятаться в близкой лесной чаще, уйти через нее по бездорожью от карающей русской рогатины, спастись, убежать, скрыться…
Трусам повезло. Почти всем им удалось уцелеть. Ведь из стадвадцатитысячной османской армии почти пяти тысячам татар удалось-таки добраться до Крыма…
Но желания идти к Москве снова ни у кого из них больше никогда не возникало. И уж тем более – у крымского хана Девлет-Гирея, потерявшего на Молодинском поле почти всех своих военачальников и многих близких родственников, в том числе зятя и двух сыновей.
Русский царь
Симеон Бекбулатович
Торжества по поводу победы в битве при Молодях миновали и Басаргу, и его быстро идущих на поправку побратимов, и новиков. «Веселая невеста», дождавшаяся свою команду возле Каширы, понесла их совсем другим путем, нежели возвращались в столицу рати Михайлы Воротынского: вниз по течению по бесконечной Оке, ставшей на этот раз дружелюбной и ласковой. Потом, увы, – против течения до Шексны. Зато от Славянского волока до самого поместья вода несла их сама, и к сентябрю победители высадились возле устья Леди.
Эта речушка, местами не превышающая шитик шириной, для плаванья на подобных монстрах была и вовсе непригодна. Однако, разгрузив трюмы и сведя пассажиров на берег, благодаря терпению и близости к усадьбе за три дня «Веселую невесту» удалось дотянуть до школы и даже вытянуть по специально сделанным слегам на козлы.
– Малышня должна учиться на настоящем корабле! – решительно объявил молодой подьячий, капитан и ныне боярин Тимофей Весьегонский, уверенный в весомости своих слов.
К моменту возвращения чудодейственная святыня смогла поставить на ноги всех раненых. Впрочем, сами они о причинах своего исцеления не догадывались, хотя и молились со всей искренностью, когда ковчежец с убрусом был помещен обратно под алтарь.
Потом был буйный пир, на котором даже холопам позволили пить и есть вдосталь и провозглашать здравицы в честь государя и всех его воевод.
Через три дня побратимы расстались. А когда зима установила санный путь, с несколькими холопами и всеми тремя новиками подьячий Леонтьев отправился принимать удел, дарованный подьячему Пушкарского приказа для службы и прокормления.
Удел оказался огромным, считай, княжеским, но почти безлюдным. От реки Ворон и до Сивца лежали, почитай, одни только болота, средь которых обосновался от силы десяток деревень, да и в тех по три-четыре двора. Правда, Ворон был судоходен и богат рыбой – вот и вся радость.
Однако новики отнеслись ко всему этому совсем иначе, именно в болотах увидев главную ценность. Они оживленно обсуждали, где руда доступнее, откуда проще к ней подобраться, где сподручнее ставить плавильные печи, где дороги лучше гатить, а где каналы пробивать. Басарга слушал их – и ничего не понимал… В науках, литье и прочих мудростях боярин был не силен, и всей пользы от него вышло, что рядом с Тимофеем он старостам показался, нового хозяина им объявил, с царской грамотой ознакомив, да тягло раскидал согласно заведенным обычаям. И еще посоветовал юному подьячему жизнь все-таки с дома начинать, с подворья. А то про печи дети вовсю спорили, а где жить – и не задумались.
Набросав первые планы, в Веси Ёгонской новики наняли строителей, и работа закипела. К весне на одной из излучин Ворона, чем-то приглянувшейся молодому подьячему, уже поднялась усадьба с несколькими просторными людскими и множеством маленьких светелок. А немного в стороне сразу были сделаны длинные тесовые навесы. Новики бегали, указывая, что и как нужно делать, Басарга же, ловя их на лишних тратах, терпеливо объяснял, как нужно учитывать и вписывать в расходные книги движение товаров и серебра.
Мальчишки схватывали быстро – сообразительные…
Здесь всех их и застал в первых числах июня монах, прибывший на струге с холопами Ильи Булданина:
– Ну, наконец-то нашлись! – с облегчением перекрестился он, сошел на берег и крепко обнял встретившего его Басаргу. – Здрав будь, побратим. Эк вы заныкались-то! Полгода вас все ищут. И царь, и князь Михайло Воротынский, и постельничий его, и митрополит. Матрена-книжница, кстати, по дитям соскучилась. Не поверишь, но даже Мирослава не ведает, где тебя искать! Уж не помню, чтобы такое случалось. Обычно к ней постучишь, а ты уже там…
