Стоят вдоль платформы караулом гвардейцы. С примкнутыми, сверкающими на солнце штыками. Где-то подальше, в стороне вокзала, играет марши духовой оркестр, толпятся почетные гости и встречающие. Брата Мишеньки не видно.
Но все равно – пока суета. Нужно передать пациентов на попечение представителей лучших столичных лечебных заведений и родственников раненых, оформить все бумаги. Потом отчитаться перед начальником поезда, получить разрешение, проститься с врачами и девочками, условиться о встрече с подругами – Верочкой Гаршиной и Раечкой Белой, забрать вещи… и на какое-то время – свобода!!! И он – ее маленький принц…
Она торопливо проходила мимо великокняжеской свиты обратно в сторону своего вагона – молоденький лейтенант с «Аскольда» в спешке встречи с родителями умудрился забыть не только костыль, но и свой наградной серебряный портсигар, когда внезапно натолкнулась на этот взгляд.
«Сестра милосердия? Она – не из наших. Одна? Никого не встречает? И почему-то муфточка на руках? И этот решительный шаг, прямо к Сергею Александровичу. И к ее принцу… Браунинг?! Ах ты, СУКА!!!»
Она не слышала хлопков пистолетных выстрелов, не чувствовала, как пули входят в тело. Только толчки. В висках гудело и ухало много сильнее. Как сквозь вату издалека – крики и шум… небо покачнулось… и последнее, что врезалось в ее память: с каким-то сладострастным, первобытным чувством удовлетворения, изо всех безумных сил, кулак впечатывается прямо между этих ненавистных глаз!..
Все остальное: арест лишившейся чувств террористки; ее собственный путь до операционного стола, сначала на руках Чакрабона и великого князя, зажимавшего ей раны в боку и на плече; шок у всех окружающих, когда стало известно, что в корсете покушавшейся были аккуратно зашиты несколько фунтов взрывчатки, способной уложить на месте человек двадцать вокруг, и девица-убийца не смогла привести адскую машину в действие лишь по причине шока и обморока, отягченного переломом носа…
Все это Катюша узнала спустя четыре дня. Два из которых она находилась между жизнью и смертью.
* * *
Верочка, грациозно соскользнула с постели, на цыпочках подбежала к зашторенному окну и, осторожно выглянув в щелочку между между тюлем и бархатом, на пару секунд замерла, округлив глаза от изумления. После чего эмоционально всплеснула руками и возбужденно затараторила:
– Вась! Васенька. Просыпайся же, скорей! Нет… ну, ты посмотри только! Сам государь регент пожаловал, да не один, а еще и со своими офицерами. Просыпайся давай! Точно ведь – по твою душу… Ах, а мы только к Катюше съездить собрались! И что они в такую рань, воскресенье же? Господи, а нам и встретить таких гостей нечем. Что делать будем, а, Вась?
– Верунчик, не суетись… встаю уже. Который час, кстати?
– На часы-то посмотри, скоро половина девятого…
– Угу… ох, счастье мое, с добрым утром. Солнышко мое рыженькое… – Василий начал выбираться из кровати.
– Не подлизывайся, соня. И хватит на меня пялиться уже. Царь у ворот!
– Во-первых, я тебя люблю. Ни фига он не царь, это – во-вторых… А в-третьих, «двое из ларца» и их бойкие женушки на такие случаи специально мной проинструктированы. Так что Мишаню внизу у дверей никто мариновать не будет, не волнуйся, душенька. Чаю с дорожки точно предложат, – рассмеялся Василий, потянувшись и запахивая халат. – Я сейчас быстренько облачусь и спущусь к нему, а ты давай-ка, спокойно приводи себя в порядок и приходи, амазоночка моя.
– Ой! Ты бесстыжий! – Верочка кокетливо ойкнула, быстро прикрывая полой халатика полуобнаженную грудь…
Между тем Василий был вовсе не столь благодушен, как можно было подумать.
«Так… если наш местоблюститель трона прискакал в воскресенье ни свет ни заря, значит, что-то стряслось занятное. Не было печали… Мало мне того, что сегодня Веру придется огорчать послезавтрашним отъездом в командировку. На целый месяц. А тут наверняка какая-нибудь вводная наклевывается. Это в наше время мотнуться в Лондон туда-обратно было делом полутора суток, если со всеми авиационными формальностями, а не спецбортом. Здесь же темпы перемещения тушки в пространстве несколько иные».
* * *
То, что Михаил Александрович Романов вернулся с войны другим человеком, в столичном высшем свете осознали достаточно быстро. Вместо излишне самокритичного, страшащегося любых «общественных нагрузок», доверчивого и шалопаистого добряка, в чем-то удивительно похожего на собственного отца в его юные годы, перед родней и свитскими предстал вполне цельный, возмужавший, уверенный в себе человек, имеющий свое собственное мнение даже по таким вопросам, которые раньше всегда старался обходить в разговорах стороной.
Мало того, Михаил теперь ни перед кем не «сдавал», не тушевался и мнение свое готов был отстаивать в любых спорах с любыми авторитетами. Спокойно, рассудительно и без мешающих логике горячечных эмоций. Только обычные реакции неглупого человека, не раз и не два смотревшего смерти в глаза. Для некоторых из его прежних знакомых это оказалось явным откровением. Но привыкать к необходимости воспринимать младшего брата императора всерьез приходилось всем. И в первую очередь многочисленной родне. Начиная с матери и дядюшек.
Почувствовав резкие перемены в характере и ментальности уже бывшего государя цесаревича, в приватной беседе с братом Сергеем великий князь Алексей Александрович высказался так:
– Сережа, а похоже, что вырос и второй наш мальчик. И что-то мне подсказывает, непоседа Мишкин теперь составит с Ники действительно сильный дуэт. Пожалуй, Володе не стоило так перегибать палку.
– Это был не перегиб, Алексей. А глупость, граничащая с… я не знаю даже, как это назвать!.. Боюсь, что та история ею теперь не забудется очень долго. Скорее – никогда… Ты понял, конечно, о ком я говорю? – ответствовал экс-генерал-губернатор Первопрестольной.
– Понял. Дельце было действительно прескверное. Это Элла тебе рассказала?
– Алексей, у меня имеется собственная голова с глазами и ушами на плечах, чтобы видеть, слышать, думать и делать выводы. В отличие от некоторых, я в нее не только ем. В конце концов, кто ему виноват, что поддался на уговоры своей вечно недовольной жизнью супруги и взбалмошного Николаши, с его «галками»? Что же до нашего Мишкина, мне лично его позиция во многом, кроме согласия с конституционными игрищами Николая, импонирует. Пусть начинает ворошить это сонное царство. Наши господа генералы до сих пор в Генштабе живут Шипкой и Плевной. Или там есть чем гордиться?.. Как будто эта война не поставила по всем направлениям военного дела новых ориентиров. И то, что он предлагает начать реформы сразу с гвардии, меня совершенно не смущает. Как и Щербачева, кстати. Я откровенно доволен Мишкиным: хорошая драка ему явно пошла на пользу. И правильная компания. Я не знаю, как ты, но я намерен непременно лично познакомиться с его новым другом – Василием Балком. По слухам, достойным полного доверия, офицер этот не просто весьма храбр, но и вообще человек неординарный…
– Ну, конечно! Настолько замечательный и одаренный, что с готовностью и рвением кинулся служить в опричниках у Зубатова. Даже хуже, чем в жандармы! И ради этого уйти с флота?! С моего победоносного флота! Ради возни в человечьем la merde? [19] А уж какой особнячок ему дружок Мишенька отвалил от братцевых щедрот! Кто другой бы постеснялся такое принять. Глаза бы мои таких молодых да ранних не видели, мой дорогой. Это Мишкин про таланты миленка своего тебе понарассказывал? А может, не надо тебе его слушать, а порасспросить тех, кто знает про них двоих…
– Чушь! Что за вздор?! Ты же не веришь во всю ту подметную дрянь, которую, например, про меня или про Эллу на каждом углу московские жидки и разные прочие староверы мошнастые полощут? Бога ради, не возводи напраслины на молодого офицера, Алексей. А тем паче еще и на Михаила… Будем считать, что я ничего такого не слышал. Не ревнуй и не перегибай, пожалуйста, – подытожил явно неприятный ему момент разговора Сергей Александрович. – Ты же знаешь, что это новое место службы ему предложил Николай, а Мишкин лишь поддержал. Пойми: это у нас с тобой все было с самого рождения. А ты попробуй себя на место молодого честолюбивого парня поставь, которому надо делать карьеру. Был ли у него выбор? А про подарки и прочее… и что тут такого? Разве, скажешь, не заслуженно? Понятно, что голова пока кружится от успехов. Вполне очевидных для всех, кстати. Опять же, намечается партия – красавица, умница. Гнездышко надо семейное вить. И тут как раз презент от Ники и Мишкина подоспел. Царский. Воистину! И вовремя, как яичко ко Христову дню, – рассмеялся Сергей Александрович. – Вот ты, мой дорогой братиша, лично жизнь кому-нибудь из них двоих спас?
