не хватало.
— Обратно! Оба пропадете! — неуверенно как-то прозвучало от полковника. Виновато даже что ли.
Так, а кисель-то жиже становится! Когда к пробою я двигался, он густел, а теперь как бы меньше тысячи лапок меня за ноги хватают.
Тут и Коромыслов свою тактику передвижения изменил, поплыть по гадскому киселю попытался. Руки-то у него без дефектов, левую ему хорошо восстановили.
А ведь и получается у него! Как мельница Коромыслов по киселю руками молотит, брызги во все стороны летят, а сам он ко мне ближе и ближе становится.
— Вместе берём!
Откуда ни возьмись рядом со мной полковник возник. Только что он почти у пробоя был, а тут — рядом оказался. Обогнал меня в сторону Коромыслова как стоячего. Схватил его за лямку на груди и к пробою потащил. Я за другую Мишку цапнул и ему помогать начал.
Несколько шагов так сделали, а тут опять кисель гуще пошел, скорость наша падать начала.
Выход из пробоя, для нас сейчас — дорога домой, как бы развеиваться начал, призрачней становиться.
У меня даже внизу живота всё в комочек сжалось. Страх обуял, но Мишку я тащу, не бросаю. Сердце бухает, вот-вот из груди выскочит, пот глаза заливает...
Не полковник бы — хана дело. Он как танк прёт, правда — постанывает. Мне это слышно.
Тут пара наших мужиков из отряда нас и подхватила. Все остальные уже через пробой ушли, а эти нас не оставили.
Мишку в четыре руки в почти уже растаявший проход домой мы забросили, сами один за другим туда полезли.
Быстро это сделать не получалось — почти по пояс мы в киселе, а его верхний уровень вровень с нижним краем прохода. Выходило только вползать в пробой, а сил уже почти и не было. Кисель ещё за ноги хватал, отпускать свою добычу не хотел.
Уцелели мы все только каким-то чудом. Бог нам помог за спасение Коромыслова.
Когда уже на своей стороне мы были, за проходом в мир шаров как будто на мгновение что-то чёрное мелькнуло и сгусток тумана, через который отряд проходил на ту сторону, исчез. Причем, полностью и мгновенно.
— Схлопнулся их мир... — подвёл черту полковник.
На сказать это сил у него ещё хватило.
Я же лежал и до конца в себя прийти не мог. Во рту солоно было.
Кровь? Наверное...
Хрен с ним. Главное — Мишку вытащили.
Глава 57 В Париж...
— В Париж.
— Куда?
— В Париж.
Опять Коромыслов всё знает! Откуда? Только третий день он из восстановительного центра, а уже местными новостями со мной делится. Мне бы ему что и как тут у нас рассказывать, а получается всё наоборот.
Ногу ему всё же починили. Причем, полностью. Раньше не было такой возможности, а тут — вдруг появилась. Почему так? А, вот так.
Кстати, в стране про наш успех — полный молчок. Газеты, радио, телевидение ни словечком не обмолвились. Я за этим слежу, благо имеется такая возможность.
Все мы, кто из пробоя вернулся, три недели в карантине просидели, а только потом нас куда-то в лес вывезли.
Карантин этот тоже большие вопросы вызывал. Неизвестно, где он и был. Вроде и находились мы в одном помещении, а были изолированы друг от друга прозрачными стеночками. Мягонькими такими, проминающимися. Даже поздороваться за руку с соседом через такую перегородочку можно было, но всё равно между нами разделение из чего-то прозрачного оставалось. Как таблетки в блистере мы находились.
Ни окон, ни дверей место карантина не имело. Однако, все три недели было сухо, тепло и кормили хорошо. Правда, пища представляла собой непонятные кубики, но вкусные.
Да, были мы в карантине не одни. Там, где зона размещения нашего отряда заканчивалась, опять же через прозрачное разделение, какие-то другие люди находились. Совершенно незнакомые, но поговорить с ними, установить контакт — не получалось. Звуки через перегородки не проходили. На пальцах же много не объяснишь и не узнаешь.
Хоть спи, хоть на голове ходи. Так и сидели мы двадцать один день, каждый в своей прозрачной ячейке. Трижды по семь раз темнота свет сменила и нас выпустили. Ну, как выпустили. Заснули мы в карантине, а проснулись на тренировочной базе в каком-то лесу. Здесь сейчас и находимся.
Три дня назад тут и Мишка появился, чуть позднее всех прибыл.
Сейчас мы все в сборе, хоть опять куда нас отправляй.
— Зачем, в Париж? — продолжаю расспрашивать Коромыслова. Интересно же мне.
— Серёг, вот чего не знаю, того не знаю.
Коромыслов развёл руками и морду клоунскую скорчил.
Кроме ноги, мозги ему надо было ещё починить...
Париж... Интересненько даже...
Местные средства массовой информации всё больше про нашу страну, про СССР, рассказывают. Про достижения, трудовые победы, надои и ... Стоп! Про космос ничего нет! Как на орбиту корабли отправляют, спутники всесторонне нашу жизнь облегчают, кто-то там по нахождению на МКС рекорды длительного пребывания без спуска на планету ставит.
Про многие страны вообще ничего нет. Информации — ноль. На карте мира они имеются, но сереньким закрашены. Африка же — как одеяло из лоскутков и на каждом из них своё название. Вокруг СССР ещё сгрудились малые... Про них — пишут и показывают. С ними у нас — сотрудничество и взаимопонимание.
Однако, про ту же Францию — только телепутешествия по музеям и выставочным залам. Причем, программы явно несвежие. Когда-то их отсняли, а сейчас показывают. Некоторые я не один раз даже успел посмотреть. Никаких сообщений про события, те же выборы или кто там президент. То же самое про США, Великобританию и иже с ними.
Ничего! Кроме демонстрации культурно-исторических ценностей.
Это мне не сразу, но как-то чуть позже, когда уже в курс местной жизни входил по мозгам и шибануло.
Я же первые недели от телевизора в каждую свободную минутку не отходил, всё смотрел, смотрел, смотрел — черпал информацию для приспособления к местной жизни. Что и как тут есть, как себя правильно вести и в поликлинику на опыты не попасть.
Сейчас же — в Париж!
Мишка об этом как-то безразлично сказал — без всякой радости и эмоций. Странно, россиянину в Париже побывать всегда за радость было. Помню, как отец мой первый раз в столицу Франции собирался. Весь был в предвкушении и
