– Хоа, организуй нам всем поесть. Я пока немного помедитирую.
М-да. Недаром маги стараются не допускать перерасхода маны. Не сказать, чтобы я сильно просчиталась с резервом, но магические каналы оказались забиты, источник в груди слегка потемнел, и самочувствие не радовало. В ближайшие два дня магичить надо с осторожностью. Теперь у меня два ребенка на попечении, так что надо ответственней относиться к собственному здоровью. Подумать страшно, что бы случилось, если бы я погибла или потеряла магию.
Хоа быстро организовал перекус, и мы все вместе поели. Хорошо, что в обед я натаскала продуктов и на вечер. Не слишком много, но на скромный ужин хватит. Завтра утром, когда резерв прирастет, добуду что-нибудь еще.
А сейчас надо было придумать, как быть с постелью для Тайи. У нас не было ни запасного одеяла, ни подушки. Собственно, спали мы на резиноподобной массе, которую я «изобрела» еще в первые дни пребывания в этом мире. Вчера Хоа выбрал место для сна, я видоизменила камень, чтобы было помягче, потом так же создала «подстилку» и для себя. Понятное дело, сейчас сделать что-то подобное для Тайи я не могла, поэтому предложила девочке поспать вместе со мной, пообещав завтра сделать удобное место и для неё.
– Мне так привычно, – поделилась со мной малышка. – Когда Ни меня только забрала из приюта, денег не было, и я спала вместе с сестрой. Было немного тесно, но все равно лучше, чем в приюте.
– Почему ты вообще туда попала? – поинтересовалась я.
– У нас деньги украли, – простодушно ответила девочка. – Мы должны были на них снять комнату и жить в Парагосе, пока Ниилит училась.
– То есть ваши родители копили на учебу?
– Нет. Мама умерла, когда меня рожала, а папа начал много пить. Он однажды возвращался домой пьяный, упал в «волчью яму» и умер. Он был добрый, но сла-бо-ха-рак-тер-ный, – последнее слово Тайя проговорила по слогам. – Мне было три года, когда он умер.
– А потом вы уехали в столицу?
– Да. Но сначала Ни не хотела ехать. Мы хорошо жили. Большой дом был, но когда папа умер, к нам стал сосед ходить. Жениться хотел. Говорил, что как только Ниилит исполнится пятнадцать, он станет новым моим папой и научит меня порядку по-мужски, потому что сестра меня разбаловала. Он был старый, пузатый и так противно пахнул… – девочка сморщила нос, – протухшим луком и квашеной капустой.
– Пах, – поправила я. – Хотя правильней будет: вонял.
У них тут разрешены ранние браки? Получается, этот урод подкатывал к четырнадцатилетней девочке. Моё воображение дорисовало то, что происходило. Жирный боров, маслеными глазками посматривающий на девочку-подростка. Фу! Просто мерзость! А еще желание «учить по-мужски» трехлетнего ребенка.
– Ниилит сказала, что нам нельзя разговаривать, как в деревне, – наставительно заметила Тайяна. Смотрелось это забавно. – Надо говорить: «плохо пахнет», а не «воняет».
– Иногда можно и по-деревенски сказать, – понизив голос, доверительно сообщила я. – Это толстый, старый хрыч из деревни, поэтому он – воняет, даже можно сказать: смердит!
Тайяна хихикнула, с другого спального места послышался смешок. Значит, Хоа тоже слушает.
– И чтобы от него сбежать, вы поехали в Парагос? – предположила я.
– Нет. Сначала мы пришли к нашей тетё. Но она сказала, что Ниилит – дура, ведь сосед богатый, и у него большое хозяйство. А то, что некрасивый и намного старше – не важно. Стерпится-слюбится. Тогда Ни попросила за мной приглядеть. Она хотела оставить меня у тети, а сама поехать учиться в школу магии. Накануне у нас был маг, который проверил всех в деревне и нашел у сестры дар. Но тетя сказала, что она меня не возьмет, потому что у неё уже семь ртов, а Ниилит надо не ерундой заниматься, а приданое готовить.
Вот мымра! Кем это надо быть, чтобы малолетнюю племянницу отдать старику? Особенно, когда этот боров угрожал физическими наказаниями трехлетней крохе? Видимо, пока был жив отец девочек, сосед еще как-то сдерживался, а когда сестры осиротели, решил, что ему все можно.
Все же Ниилит очень смелая! Она ведь не сдалась, даже когда родная тетка отказалась помочь. В четырнадцать лет забрать маленькую сестру, бросить все и отправиться в столицу, не имея там ни родственников, ни друзей, ни знакомых, – это огромное мужество. Что бы я делала на её месте? Справилась бы? Не знаю.
– А откуда деньги, которые украли? – поинтересовался Хоа. – Если ваш батя долго пил, то ничего бы не осталось.
Да, кстати, я как-то не задумалась об этом.
– Ниилит продала дом мельничихе. У той младший сын хотел жениться, а строиться дорого. У нас она задешево купила.
– А у вас тут дети могут заключать договора купли-продажи? – удивилась я.
– Что значит дети? – встрепенулся Хоа. – С четырнадцати лет можно заключать ученические контракты, с пятнадцати – подписывать согласие на помолвку. В восемнадцать – совершеннолетие: человек считается взрослым, можно заключать любые сделки, продавать недвижимость и выходить замуж.
– Погоди, а как тогда тот боров хотел жениться на Ниилит?
– Он бы женился в восемнадцать, но в пятнадцать принудил бы девушку подписать согласие на помолвку, или сам поставил закорючку, рассказав всем, что соседка не против, – начал объяснять подросток. – Тогда он официально стал бы женихом и мог бы жить вместе с невестой. Вообще обычно так не делают, но в деревнях к этому относятся проще. Хотя я не слышал, чтобы прямо с пятнадцати жених переезжал к невесте или наоборот. Чаще всего, живут вместе после брака, а не до него.
