Появившись в отдалении, гноллы взобрались на руины повыше и стали метать в нас камни. Довольно ловко. Мне пришлось пригнуться — один летел точно мне в голову. Из бойниц цвергов в ответ полетели стрелы и… тоже камни. Поменьше. Но быстрее. Наверно, мечут из пращей. Стреляли цверги ужасно — я не заметил, чтобы хоть один их снаряд хотя бы рядом с гноллом пролетел. Воздух заполнился, как ватой, гиеньими воплями и визгливым смехом. Я перестал слышать даже свои мысли. Только рык Вячика смог пробиться через эту какофонию:
— Стоим! Стоять! Они заманивают! — рычал он.
Следующие, томительно длинные, мучительно напряженные минуты мы провели под обстрелом. А потом я даже начал привыкать к летящим в нас камням. Все же гноллы опасались подходить слишком близко. Пытались забросать нас метров с двадцати. Камни на таком расстоянии теряли убойную силу. Да и летели вовсе не так точно, как мне показалось с перепугу вначале. За все время только один гнолл попал таки тезке в щит, а второй задел шляпу Насте, даже не сумев её сбить с лысой головы.
— Стоим! Стоим! — периодически рычал Вячик, изредка лениво отклоняясь от потенциально опасных булыжников.
И тут один гнолл завизжал, затряс лапой, которую только что вскинул для броска. В ней торчал короткий арбалетный болт. Даже насквозь не пробил. Может в кость воткнулся? В любом случае, это вывело гноллов из равновесия. Они завизжали особенно злобно и из темноты развалин на нас хлынула целая волна гноллов поменьше.
Вначале нас захлестнул оглушающий визг и мерзкий хохот, и я заорал в ответ, не слыша себя. Их было так много, что я просто не видел ничего вокруг за гиеньими мордами с оскаленными пастями. Помню, в детве на меня однажды бродячие собаки напали. Ну, как напали. Облаяли. Я испытал схожий, морозящий само сердце ужас. Но я больше не ребенок. С трудом, преодолевая дрожь и желание орать, плакать и бежать, я вскинул руку с заранее припасенным перцовым баллончиком, чтобы брызнуть им прямо в рожи.
Эта дрянь не сработала. Уж не знаю, что там с ним случилось во время переноса, но эта хрень даже не попыталась пшикнуть. Кнопка не нажалась. Вот же дермище. Я бросил бесполезный баллончик в рожу ближайшего гнолла, вооруженного странной, сшитой из кожи, гибкой дубиной. Он завизжал еще сильнее, хотя кажется, это было невозможно. Притормозил и замахнулся своим оружием. Я сделал шаг ему навстречу и ловким, быстрым движением, воткнул ему свой меч в грудь. Удачно получилось попасть в место, не прикрытое шкурой с грубо нашитыми костями.
Сделать так же круто, как однажды это провернули со мной, у меня не получилось — мое черное лезвие едва вошло сантиметра на четыре. Но на четыре сантиметров вошло. Гнолл завопил, выронил дубину и отшатнулся, зажимая рану лапами. И попятился назад, подальше от меня. Ой, ты же только что прямо весь слюнями исходил? Куда же ты? Что, сука, я не вкусный?
Вдоволь позлорадствовать я не успел — едва успел увернуться от копья с хищным каменным наконечником. Отомстить я не успел — вопящая рожа копьеносца скрылась в толпе. Меня толкнули в бок, потом другая тварь попыталась всадить обломок кости в бок. Но тут я же успел — рубанул тварь поперек пасти. И тут же всадил меч в длинную жилистую шею, слишком уж удачно подвернувшуюся под удар. На мне кто-то повис. И еще один. От мощного толчка я полетел на землю. В последний момент умудрившись упасть всем весом на своего противника. Заработал локтями и кулаками, выкрутился, вскочил на ноги и понял, что потерял свой меч. Тут мне в лицо прилетело дубиной. К счастью не плоским каменным навершием, с хищными, острыми сколами, но мне хватило, чтобы опять рухнуть с копыт. Кажется, у меня аж ножки вверх взбрыкнули. Я остался лежать, схватившись руками за лицо. На секунду застыл в ужасе, ожидая вспышки жуткой боли, но её не последовало. Даже лицо помяли не так сильно, как спину и леву руку. Судя по ощущениям. Я посмотрел на руку. Ниже локтя она была разрублена до кости и истекала чернотой. Когда успели? Кстати, а почему меня никто не пинает?
Сверху нависла тень, я дернулся закрываясь рукой и осмотрелся ища оружие. Обрадованно схватил валяющийся рядом топорик, сделанный из бронзового обломка меча.
— Вставай! — крикнули мне по-русски. Я посмотрел внимательнее, и понял, что надо мной стоит Эделина, протягивая руку. Левая сторона её лица была изуродована страшной раной. Как арбуз надрезали, а потом клыками рвали. Она протягивала мне правую руку, тяжело опираясь на свой молот. — Руку дай!
Я машинально схватил протянутую руку и с её помощью встал на ноги. Помощь была кстати, на меня вдруг накатила усталость и сам бы я так быстро не встал.
— Они убегают! — радостно заорал рядом Рома. Я оглянулся на него, успев увидеть, как он, сжимая в каждой руке по длинному узкому кинжалу, промелькнул мимо меня, в несколько прыжков догнал скулящего и подволакивающего ногу гнолла. И воткнул сразу оба кинжала ему в почки. Блохастая тварь завизжала и рухнула мордой вперед, все еще дергалась и скребя когтями землю. Рома побежал дальше.
— Назад! — услышал я командирский рык Вячеслава. Он потерял свой молот и сейчас сжимал в руках оружие гноллов. Черные, густые ленты дыма выходили сразу из десятка ран на его руках, ногах, груди.
— Берем раненых и отходим к тоннелю! — прорычал он.
В стене, за бойницами, восторженно орали цверги. Они так радовались, как будто это они всех убили. Я плохо помню, как мы добрались назад. Идти в руины было страшно, я все время ждал что сейчас из-за камней выпрыгнут десятки пятнистых тел с оскаленными пастями. Но гноллы и в самом деле сбежали. Их светильники мелькали где-то далеко в стороне.
— Их что-то отвлекло, — прокаркал Настя. Похоже, он и Рома были единственные, кто отделался сравнительно легко. В спине “дварфа” торчал обломок копья. Не стали вытаскивать, боясь что тот изойдет дымом. А так он даже шел сам. Только слегка пошатывался. Вячик и Эделина тоже шли сами, но они скорее волочились, а я вот совсем спекся. Меня буквально тащил на себе Рома.
— Веселее, веселее, еще шажок! — подбадривал он меня. — Только не танцуй, не танцуй, тверже ногу ставь.
Помню, как я с трудом дозвался теневика. Тот отожрался на гнольских трупах как следует. Отрастил себе длинный хвост. И не появлялся, когда не сожрал все, что он там жрал у трупов.
По дороге назад, уже после того как теневик затащил нас в тоннель и мы добрались до логова паука, тезка опустился на колени, и сказал:
— Все. Больше не могу. Я отчаливаю, — и упал лицом вперед. Настя потряс его ногой. Без всякого уважения.
— Готов! — ну до чего мерзкий голос у этого лысого старика.
Помещение быстро окуталось дымом — наш “дварф” точно умер, и стал буквально распадаться на темные лоскуты. Утробно рыча, Вячик схватил его дымящийся труп и поволок дальше. Следующей, скорее всего, должна была дозреть Эделина. Её тащил Настенька, и она выглядела ужасно грустной, несмотря на то, что рана на её лице оканчивалась в уголке рта, раздвигая губы в пародии на кривую усмешку.
А может, следующим бы был я. Я уже поймал себя на знакомом, холодном чувстве безразличия. Точно такое я испытывал в самый первый раз, перед смертью. И тут меня, наконец, бросили в бассейн.
Таверны не было. Перебросило сразу домой. Мы очнулись резко, рывком. Как всегда в реальном мире, я был первым.
Чуть погодя со столешницы оторвал голову тезка. И первым делом ощупал подбородок. С облегчением вздохнул, не обнаружив там никаких ужасных кос. Ойкнула, раскрывая глаза Настя, матюкнулась Эделина. Шумно вдохнул, приходя в себя, Вячеслав.
Над столом повисла тишина. Все убрали с него руки и старались к нему не прикасаться.
— Ну что, как игра? Понравилась? Будем запускать сессию? — спросил Вячик. Весело обвел взглядом вытянувшиеся лица. И, запрокинув голову, громко и басовито расхохотался. Совершенно точно, с небольшим львиным порыкиванием.
Глава 23. Непонятные разговоры
— Ты бы все же сходил к Марату. Извинился, — сказал Семён Александрович, старательно делая вид, что ему очень важно не пропустить следующий сфетовор. Даже быстрый взгляд на меня не кинул.
