Укрывшиеся под маскировочными накидками ополченцы из Любимовки никак не отреагировали на хулительные слова, адресованные матушке прошлого Великого Князя, и, соответственно, бабушке нынешнего государя-кесаря Ивана Васильевича. Чего ругаться-то, ежели она баба? Шебутная и воинственная, этого не отнять, но всё равно баба. Нашёл боярин с кем договариваться и дела обсуждать.
Тройка, возглавляемая Иваном, встретила Софью Витовтовну вчера вечером. Бодрая старушенция в тяжёлом доспехе, подогнанном по высохшей от преклонных лет фигуре, командовала объединённым отрядом чухломских, галичских и угличских охочих людей, набранных обещанием пожалования московского дворянства и грядущим разделом богатых вотчин самозванца Дмитрия Юрьевича Шемяки. Это они возмутились злодейским намерением новоявленного Иуды Искариота умертвить матушку Великого Князя, и разбили посланный из Москвы отряд. Про самого Василия Васильевича за делами то ли забыли, то ли не захотели вспоминать, а когда спохватились, стало уже поздно — шемякинские прихлебатели успели сотворить чёрное дело, хотя от справедливого возмездия не ушли. Там их всех и порубили, предварительно забросав стрелами из засады.
До Софьи Витовтовны уже дошли слухи о венчании внука кесарским венцом и замирении с Ордой, и о его безопасности бабушка не беспокоилась. Зато пришла весть, что второй самозванец, обманом и ложными посулами захвативший престол её отца, намеревается умостить свою тощую задницу и в Москве. Воистину пёс смердячий, выпердыш краковского Цмока, чтоб им обоим повылазило! И она повела войско на перехват Казимиру, надеясь хотя бы задержать его до прихода помощи.
Войском, правда, этот крохотный отрядик можно было назвать только из вежливости — десятка полтора дружинников не из самых лучших, да половина сотни охотников с луками. Впрочем, шершень тоже не велик размерами, зато с ног сшибает. Охотники, пожалуй, представляли из себя серьёзную силу, особенно если учесть, что у каждого на крайний случай припасено по три-четыре стрелы с настоящими железными наконечниками. Против степняков, давно позабывших про доспехи, и костяных хватает, но литвины в большинстве своём защищены хорошими бронями. Но как раз с литвинами лесовики Софьи Витовтовны предпочли не связываться, направив основной удар на бессловесную тягловую скотину.
А Иван ругался исключительно по той причине, что хотел беспрепятственного прохода артиллерийского обоза к Казимиру, так как рассчитывал на ближайшей ночёвке внести некоторые усовершенствования в устаревшие способы перевозки пороха. Кто же сейчас возит порох без пары тротиловых шашек и радиовзрывателя? Середина пятнадцатого века на дворе, пора приобщиться к достижениям цивилизации и прогресса.
Но хотел как лучше, а получилось, что получилось. Иван ещё вчера убедился в склочности и абсолютном ослином упрямстве Софьи Витовтовны, не признававшей в каком-то там боярине неведомого княжества равноправного собеседника. Полковник уже и пожалел, что вообще связался со старой клюшкой… Лежал бы и лежал спокойно на полянке, присматривая за остановившимся на привал отрядом, но услышал разговор, и посчитал невежливым не поздороваться с бабушкой первого русского царя. Исторический момент, едрить его в кочерыжку!
Бабуля долго не хотела верить, что восставший из травы леший является боярином, и только свёрнутая на сторону челюсть телохранителя заставила её вступить в переговоры. Немало помогли распечатанные Самариным и выданные каждой группе фотографии с коронации в Нижнем Новгороде, да и то насторожённость и недоверие остались.
И вроде бы договорились о совместных действиях, а как дошло до дела, так вышло с точностью до наоборот.
— Фёдор, прими птицу, — Иван Леонидович направил квадрокоптер на посадку. — И полегче с ней, вещь заморская и дорогая.
— Не сомневайся, боярин, мы со всем бережением, — откликнулся ополченец.
Кстати, он не Фёдор, а вовсе даже Феофилакт, но стесняется своего имени, данного при крещении подвыпившим священником, и просит называть как-нибудь попроще. Не по чину, говорит, звучное имя обычной деревенщине. Второй ополченец из Любимовки тоже Фёдор, но этот изначально был Филаретом.
— И ждём темноты. Может быть, у этих болванов хватит ума довезти до Казимира хотя бы порох.
Правильных и высокооплачиваемых артиллеристов не может быть много, ибо это великое искусство доступно не каждому. Да, забить в пушку тщательно отмеренный заряд пороха и закатить ядро сможет любой болван, но определить нужную величину этого заряда и потом навести бомбарду на цель… Тут нужны особые таланты и способности!
Потому-то в обозе маэстро Датини при тридцати двух орудиях всего два правильных артиллериста — он сам, да хитрый саксонец Иоганн Лямке. Но иногда, вот как сейчас, это доставляет определённые неудобства. Прислуга при орудиях она и есть прислуга, и на принятие самостоятельных решений категорически не способно. Всем нужно дать указания, непонятливых треснуть палкой по спине, а ленивых отправить к охране для получения порции плетей.
Но решение в любом случае принимать ему, почтенному и опытному маэстро Франческо Датини.
— Перепрягайте волов, болваны! Иоганн, дай палок этим проклятым бездельникам!
А ведь литовский король Казимир уверял в полном умиротворении этих земель, тем более московский правитель пообещал добровольно передать власть. В благословенной Европе договорённости между государями выполняются неукоснительно, и никому не придёт в голову обстрелять войска победителя. Или случилось такое, что Казимир уже занял Москву, и решил под предлогом опоздания не платить артиллеристам? Мелочная экономия, право слово!
В том, что опоздание получится значительным, маэстро не сомневался. Здесь, на севере и востоке Литвы, волов не разводят, и для покрытия убытка в поголовье придётся гнать их с юга, чуть ли не от Киева, или заменить лошадями. Впрочем, их тоже взять негде — татарские кони размером чуть крупнее козы, и в упряжке ходить не приучены. Хорошо подошли бы мощные тяжеловесы из Бургундии, но во всём Великом Княжестве Литовском они есть только у самого Казимира, ушедшего далеко вперёд.
Бомбарды же тяжелы настолько, что приходится снимать со станков и перевозить разобранными. Так что тридцать два воза на сами стволы, да шестнадцать для станков. Можно, впрочем, и на месте сделать, но есть ли на месте правильно высушенное дерево?
Вот ходят слухи, будто во Франции стали делать орудия, которые можно везти целиком, но что-то верится с трудом. Во-первых, они при выстреле будут улетать от отдачи, что опасно для прислуги, а во-вторых, ни одно колесо не выдержит солидный вес правильной пушки. Если только мелочь, кидающая ядра размером с кулак, но при осаде городов такие без надобности.
Нехитрый подсчёт показал, что уцелевших волов хватит только на стволы. Но зачем они нужны без пороха и ядер? А если взять огневой припас, то половину пушек придётся оставить на дороге. И охрану к ним, разумеется. Артиллерия ценится не только своей сокрушительной мощью, но и стоимостью использованного на неё металла. Вон с какой алчностью поглядывают кочевники кагана Гирея — украдут хотя бы одну, и можно всей Ордой пару лет жить безбедно, попивая кислое кобылье молоко и снисходительно поглядывая на менее удачливых соплеменников. Да тому же Казимиру и продадут за треть настоящей цены!
— Что вы творите, мерзавцы? — заорал старый артиллерист на добровольных помощников, освобождавших убитых волов от упряжи самым простым и лёгким способом, попросту перерезая стягивающие ярмо кожаные ремни. — Иоганн, этих тоже бей палкой!
Сам маэстро Датини связываться с дикими подданными Гирея опасался. В них нет почтения к образованному человеку, и на удар палкой они вполне могут ответить ударом сабли. Саксонца не так жалко, и всегда есть надежда, что удачливый пройдоха выкрутится и на этот раз
— Увы, Франческо, моё благочестие не позволяет мне бить живых людей, — Лянге действительно выкрутился, состроим постную физиономию оскоромившегося в сочельник бенедиктинского монаха. — Давайте лучше помолимся, чтобы дева Мария вразумила дикарей.
