и хотел бы получить более надёжное свидетельство непричастности Греков.
— Хм, сказать по чести, господин Кеннер, такое предположение выглядит несколько надуманным, но определённый резон в ваших словах есть. Так что же вы предлагаете?
— А что я могу предложить, господин Олег? — развёл руками я. — Чтобы что-то предлагать, необходимо искреннее желание обеих сторон разрешить конфликт и нормализовать отношения. Со стороны семейства Грек я этого не наблюдаю. Обещание обсудить — это несерьёзно. Это совершенно не соответствует масштабу поступка. Напасть на другое семейство и пообещать это обсудить — для меня это выглядит скорее как завуалированный отказ разрешить конфликт.
— Вы неверно это истолковали, — хмуро заметил Грек. — Мы искренне хотим примирения.
— Я этого не увидел, — пожал плечами я. — И я подробно объяснил ход своих мыслей.
— Ну что же, господа, — вздохнул фон Кеммен, — думаю, комиссии пора удалиться для вынесения решения.
Всё время, пока комиссия отсутствовала, мы просидели в молчании, размышляя каждый о своём. Лишь писцы шуршали своими бумагами — то ли приводя в порядок протоколы, то ли просто от нечего делать. Лада Звонких, немного поразмыслив, достала из сумочки зеркальце и тушь, и увлечённо занялась ресницами — у женщин в любой ситуации найдётся занятие, даже завидно. Наконец, скрипнула дверь, и комиссия снова расселась по своим местам.
— Заключение конфликтной комиссии касательно конфликта семейств Арди и Грек, — объявил фон Кеммен. — Комиссия, заслушав все обстоятельства дела, пришла к выводу, что в конфликте виновно исключительно семейство Грек. Семейство Грек вину признало, однако комиссия согласна с заявлением семейства Арди, что стремление семейства Грек завершить конфликт выглядит недостаточным. Дворянский совет поддерживает в данном конфликте семейство Арди и рекомендует семейству Грек приложить усилия для примирения.
* * *
Что-то зачастил я в последнее время к князю. Со стороны может показаться, что я стал у князя чуть ли не доверенным советником — да наверняка многие так и думают. Впрочем, что тут удивительного? Особенно если вспомнить популярный слух, что я сын князя. Вот никто и не удивляется.
— Здравствуйте, господин Далимир, — поклонился я секретарю князя.
— Здравствуйте, господин Кеннер, — приветливо кивнул он в ответ. — Проходите в кабинет, князь вас ожидает.
В кабинете кроме князя обнаружился и советник Хотен Летовцев, который, как мне уже стало казаться, проводил в княжеском кабинете больше времени, чем в своём, а также — довольно неожиданно, — мой старый знакомец Курт Гессен, порученец князя для всяких, большей частью сомнительных, дел. Интересную компанию князь собрал для обсуждения моего несложного запроса.
— Княже, советник Хотен, господин Курт, — обозначил я общий поклон.
— Заходи, заходи, Кеннер, — махнул рукой князь. — Присаживайся, да и расскажи нам, что за глупость ты задумал.
— Разве это глупость, княже? — возразил я. — По-моему, совершенно логичная просьба.
— Виру с Греков ты брать не стал, так? — князь уставился на меня пронзительным взглядом.
— Не стал, княже, — подтвердил я.
— А почему?
— Невместно мне, как главе семейства, кровь своих людей менять на деньги.
— Эх! Нет, вы смотрите, как он излагает! Заслушаешься! Учись, Курт, а то меня от твоих рапортов временами прямо в сон клонит. Ты, Кеннер, брось меня за дурачка держать, — сурово посмотрел на меня князь. — Просто пограбить Греков хочешь — так?
— Хочу, — согласился я. — Но и за кровь спросить хочу. Принципы у меня такие — нельзя такие вещи прощать.
— Ну и зачем тебе право на защиту [30]?
— Одному мне не хватит сил с Греками справиться, — просто объяснил я. — Не моего калибра они всё-таки.
— Там сразу же другие подключатся, — вздохнув, как маленькому, объяснил мне князь. — А я на это буду так долго реагировать, что вы Греков успеете толпой затоптать.
Замечательно звучит, вот только я прекрасно понимаю, что к чему — частью из крохотных оговорок Драганы, а частью додумался сам. Князь хочет сам рулить процессом и полностью контролировать, кто будет участвовать, и кому что достанется. Да и я там тоже окажусь на хорошем таком крючке — буду прыгать по команде, если не захочу остаться один на один с Греками.
— Извини, княже, — отрицательно покачал я головой, — но я не пошлю своих людей сражаться без союзников, только в расчёте на то, что какие-то шакалы вовремя укусят и Греков отвлекут.
— Шакалы, — крякнул князь, а Летовцев с Гессеном дружно усмехнулись.
— Ты сам ведь, княже, запретил мне заключать формальные союзы, вот я и оказался один против Греков, — напомнил я. — Мне без права на защиту никак не справиться. Да и Дворянский совет на моей стороне.
— Дворянский совет насчёт права на защиту ни слова не сказал, — поправил меня князь. — Хотя фон Кеммен тебя поддержал, здесь ты верно говоришь. Ну а если я тебе права на защиту не дам?
— Тогда мне придётся виру у Греков взять и закончить конфликт.
— Нет, вы только посмотрите, как он мне руки выкручивает, — осуждающе хмыкнул князь. — А как же твои принципы? Так дёшево стóят?
— Мои принципы дорого стóят, — возразил я, — но всё имеет свою цену. Некоторые мои принципы стóят жизни, но их совсем немного. Этот — не стóит. Я не стану из-за него проливать кровь своих людей и рисковать семейством.
— Ну и что с ним делать? — устало обратился князь к своим советникам.
— Собираетесь привлечь родственников, господин Кеннер? — спросил меня Летовцев.
— А кто же ещё станет за меня воевать? — пожал я плечами.
— Родственников с какой стороны? — продолжал он.
— С обеих, конечно, — ответил я. — Чтобы друг друга уравновешивали, и вообще.
— Хочешь их поближе свести? — внимательно посмотрел на меня князь.
— Нет, княже, не хочу, — отрицательно покачал я головой. — Я знаю о твоей политике разделения дворян и родов, и считаю её обоснованной. Если понадобится согласовывать действия, пусть делают это через меня.
— Это откуда ты взял про такую политику? — возмущённо вскинулся князь.
— Так это же любому очевидно, — удивлённо посмотрел на него я. — Да и вообще, как может быть иначе? Любой правитель будет так поступать.
— Любому очевидно! Нет, ну что ты скажешь, Хотен?
— Ты же сам, княже, всё время говоришь, что мол надо, чтобы молодёжь приходила нам на смену, — меланхолично отозвался Летовцев. — Вот, пришла.
Князь только покрутил головой. С чего он встрепенулся-то так?
— Ты, надеюсь, эти глупости другим не пересказываешь? — устало спросил он.
— Те, кто надо, сами обо всём давно догадались. А кто не надо, тех я просвещать не собираюсь.
До меня наконец дошло, почему он изображает возмущение. Все обо всём догадываются, но стоит ему согласиться с такой догадкой, как она из чьей-то фантазии превратится в официально признанную политику. В общем-то, правильно он поступает
