условно крупнокалиберных пушек со стенобойными чугунными снарядами и картечью.
— Жорж, скажи не тая, хотя бы время начала кампании вы с Якобом Третьим согласовали, или и тут полная неясность? А то меня начинают терзать некие мысли нехорошие. — Седерик, наш почти самый главный человек в Западной группе войск решил зайти с другого конца к вопросу планирования операции.
— Маркиз, что опять? Какие нехорошие и даже тёмные мысли родились в вашей светлой голове?
— Вы нам не доверяете, граф. Я официально заявляю — дер Долинол, такой порядок вещей бросает тень на всех нас, военачальников и аристократов, состоящих в войске.
И что мне отвечать этому ветерану всех войн, которые вела Мерсалия последние двадцать лет? Что я действительно не верю в способность аристократов держать язык за зубами? Обидятся. Все обидятся, даже если понимают, что это правда. Тайна в этом обществе понятие только личное и очень сугубое. Хранить чью-то тайну отдельные индивиды могут, если им в лоб сказать, что вот этот пласт информации есть тайна, касающаяся чести некоего аристократа и его личной жизни! А дела государственные и военные — какая же это тайна! «Щаз поскачем да всех победим, нам героям скрывать нечего, пусть враг боится, а мы не станем!» — такой подход не у всех аристократов, но у значительной части оных.
— Седерик, дорогой мой маркиз, скажи мне такую вещь: когда вы по приказу короля собрали двести рыл, чтоб замок Прист захватить, всё по-честному было?
— Чего ты спрашиваешь, конечно всё было честно, Якоб Третий приказал, мы начали осаду.
— И что вас двести против нас пятидесяти — тоже правильно?
— Да, вы за стенами прятались, «четыре к одному» — это еще не самый удачный расклад, ежели разобраться.
— Угу. А когда я в ночи ваш заслон вырезал и коней угнал — я ничего не нарушил?
— Да и ты в своём праве был. Жорж, да я ждал от тебя этот ход! Жалко, конечно, что ты меня тогда переиграл. Но про вашу пушку никто не знал, насколько она далеко бьёт. Погоди, я так и не понял, к чему ты всё это ведешь?
— Седерик, я про военную хитрость говорю.
— А, ну дак на войне святое дело перехитрить противника.
— Вот. А теперь вопрос — не правильно ли скрыть от врага дату начала наших боевых действий?
— Правильно конечно! Вон, у Кромеля спроси, он подтвердит! — Присутствующий в числе аристократов, наблюдающих за возвращением баталии на наш берег, безземельный барон Кромель тут-же поддакнул.
— Не сомневайся, ваше сиятельство, никто ничего не узнает! Тайна умрет вместе с нами. А лучше без нас.
— Я вам охотно бы поверил, господа, если бы воевал первый год. Только вот какая странная штука: рядовые вояки всегда знают дату начала любой самой секретной операции. Не замечали?
— Это да, от шельмецов скрыть что-то сложно. Всегда чуют это дело.
— Или подслушают где, а потом со своими поделятся. Есть такое, ваше сиятельство, дружинники всегда заранее всё узнают.
— Я продолжу, господа. От дружинников вся информация попадает к маркитантам, батальным прачкам и проституткам, которые при войске отираются и за ним следуют. Седерик, вы доверяете войсковым шлюхам?
— Если нашим, Жорж, то всецело! А вот с маркитантами я бы ухо держал востро, им что исподнее продать, что секретную информацию.
— Дошло?
— Погоди, Жорж! Где маркитанты и шлюхи, а где Имант! Или ты думаешь, кто-то станет вокруг нашего войска отираться и вынюхивать? На Георга это не похоже.
— Про последнее покушение на меня слышал? Ничего, что убийцу прямиком из Кале направили?
— Ну в это как-то уж совсем мне не верится. Не могли.
— Напомни, где его перехватили мои стражи?
— В Иманте. Погоди, это что получается…
— Получается, что болтать языком чревато.
— Граф, я никому не скажу! Клянусь!
— Верю, маркиз! И я тоже никому не скажу. Веришь?
— Верю.
— Вот я и не говорю. Я же только что пообещал.
— Да тьфу ты, пакость какая! Ладно, молчи. Просто скажи, с королем наше наступление согласовано?
— Конечно! Ударим в нужное время в нужном месте так, что всё всем станет ясно. Но не сразу, и не противнику. И не всё.
— Ага, всё понятно, ваше сиятельство. Чтоб враг про нападение не прознал раньше времени, оставим проституток в неведении. Что ж тут не понять?
Командиры, которые расположились рядом с нами и попивали вино, не вступая в беседу, тоже как-то подобрались и вдохновились. Выходит, они изо всех сил грели уши с праздным видом. Я к тому и вел речь — скажи одному секрет, его сразу все узнают, а потом и все остальные.
— Жорж, а мы успеем построить к началу заварухи этот твой тримаран?
— Нет конечно. Так что прошу отдать указание на подбор трех примерно одинакового размера лодок. Пусть делают разборное крепление, да ладят к ним колеса.
— Кстати, их можно с самого начала как повозки использовать. Чего порожняком гнать, нагрузим скарбом.
— Тогда уж только тем грузом, который будет использоваться для наведения парома — доски, канаты, якорь, рули, ростовые щиты.
— А щиты зачем? Неужто опасаешься обстрела?
— Ну да. Боюсь. Не хочу, чтоб какой шальной разъезд сорвал нам прееправу.
— Это уж ты на воду дуешь.
— Пусть так. Зато подразделения привыкнут к правильному преодолению водной преграды под обстрелом врага.
— Кого ты, граф, из дружинников готовишь? Признавайся, есть какие-то планы на потом?
— Всегда есть. В данном случае мы с вами прорабатываем концепцию высадки десанта с воды. Погодите, я еще и пушечную ладью сочиню для поддержки пехоты.
— Вот теперь всё ясно. Хочешь не просто пошуметь, а на Девоне успеть повоевать?
— Или в Срединном море. Или на Коше. У Иманта много чего интересного у кромки воды брошено, почему бы не попробовать подобрать?
— А и верно! Если мы в верховьях Коши погрузимся, то сможем пройти в глубь королевства за пару суток. А то и в море выйти неожиданно. — Как мои командиры возбудились. Это хорошо, пусть придумывают варианты применения морской пехоты. Военную науку тоже надо толкать вперед, завсегда война подогревает технологии, а они переходят в повседневную жизнь. Сто лет — и у крестьянина железный лемех, а у школьника в кармане портативная многоканальная радиостанция. Ну пусть не всегда хватает сотни годков на удешевление технологии, но тенденция имеется.
— Всё верно вы говорите, господа. Но у нас пока нет под рукой десантного корабля. Так что начнем с парома, а корабли будем потихонечку рисовать на пергаменте, прорабатывать…
— А потом строить?
— А потом и строить. И непременно. Мне самому интересно, как они себя будут вести на воде. А то вдруг все мои идеи про остойчивость и скорость белки зеленой не стоят.
Вот такая тут метафора про белку зеленую, то есть позеленевшую и уже полусгнившую мелкую медную монетку. Кто находил в земле старые медяки, тот поймёт, о чем речь. Этот фразеологический оборот — практически прямой аналог присказки про ломаный грош из прошлой моей реальности. Вообще забавно с пословицами и поговорками выходит, порой переведешь на мерсальер ту конструкцию, что плотно сидит в твоей голове, а народ в шоке. То от образности мышления, то от несусветной глупости, сказанной тобой. Другие поговорки, иные устоявшиеся метафоры, в которых я разбираюсь как свинья в апельсинах. И раз уж разговор зашел об апельсинах — у нас они не растут, а на жарком юге имеются. Везут их из дальних стран за цену немалую, и на моём столе апельсины редкость. А бананы не везут, про кофе, какао вообще молчу. Это моя тайная боль, о которой рассказать некому.
Хоть сахар изредка встречается, и то радость, сахар тоже задорого. Не знаю, из чего его варят, скорее всего из сахарного тростника и на том полумифическом юге, где за что ни схватись — всё деликатес или лакомство. Это не я так думаю — это народ так считает. Не тот простой народ, который репу кушает с капустой, а тот народ, которому сахар подают слуги на завтрак. Давно, когда попал сюда, первое время по творогу скучал. Сметана да творог — наше всё. Вырос я на этих чисто русских продуктах. Заменой творогу стал мягкий до состояния рассыпчатости сыр, а сметану заменить не получилось ничем. Сметана… это сметана, и никакой другой молочный продукт на неё не похож. Как груздь холодного соления от моей матушки, после которого никакой другой гриб уже не гриб.
Когда в ранге виконта я пытался объяснить слугам про любимую и ненаглядную, ничего не вышло. Зато
