Среди молодых пиз@оболов, как правило, эти порывы вызваны отсутствием желания в@бывать с утра до вечера на тяжелой и не самой престижной работе. Больше то, они никуда и не годятся.. То ли дело воевать! Но вот у видных большевиков эта риторика — форма борьбы за власть.
И, я так понимаю, именно поэтому моего реципиента и нашли. И приставили к товарищу Калинину.
Этот невозможный, с моей точки зрения, СССР этой реальности, существует благодаря магии. Она то и привязывает кучу народу к главе государства Калинину, с жестким подчинением. А я, обладаю способностью пережить любой взрыв находясь в его эпицентре, обеспечивая этим товарищу Калинину неуязвимость.
Так что, жить мне в Советской России нравится. Вкусная еда, непыльная работа. Наблюдать власть изнутри –интересно. Пусть и понимаю я пока немного, но, думаю, освоюсь.
И вообще, товарищ Берия, меня намерен как то поощрить, за эпичные открытия алмазов и нефтяных месторождений?
С этой мыслю я и задремал снова…
Всю неделю после траурных мероприятий понедельника, я занимался приевшейся ерундой. Входящие- исходящие, Борисов, пожалте на встречу Вождя с украинской писательской делегацией, Боб, пойдем пообедаем, ты знаешь, балет –это так здорово!
Моя жизнь здесь скучновата, просто с отъездом Воронцовой, я это осознал. А это значит, что я вполне уже адаптировался, и принял окружающее.
Вчера, то есть в пятницу, вечером, ко мне в закуток, пожаловали Чашников и Розенгольц. Ну, Иру я, после работы, бывает подбрасываю куда скажет, мне не трудно. Они с Мишкой, типо тусовщики. А внезапный Чашников, до следующего понедельника отправленный медициной на легкий труд- неясен.
— Привет, — сказал Виктор, мы с ним еще не виделись — чем занимаешься?
Я, окончив рабочий день, собирался уходить. Курил последнюю в этот день сигарету на рабочем месте, и прикидывал, куда податься.
— Да вот, завидую — я кивнул на последний в этот день пакет документов — у парня, исполнителя этого шедевра, фамилия- Погубисало. А⁈ чувствуете? Не то что унылый Борисов.
— Подумаешь! — заявила Ирка — в ТяжПроме есть товарищ Зверозоб — Зомбовский, вот это да! Ромочка, ты меня отвезешь в парк Горького?
— Ага, — сказал Чашников, — все ясно. У тебя хандра, Боб, поехали в баню.
— А давай — я встал и взял шляпу — Только вот Ирину завезем, и помчались.
И мы пошли на выход. Всю дорогу до парка, Ирка выступала про какая баня, Витя? Я все Сашке расскажу, так и знайте!
— Романа нельзя оставлять одного, Ира. — отшучивался Чашников — Ведь потом придется восстанавливать события по анамнезу и сводке происшествий. Пусть уж побудет под присмотром.
— Не нужно, Виктор Петрович, выдавать желание напиться с девками, за заботу о товарище! Как тебе, Боб, не стыдно!- усевшись в мою машину, мы выехали из Кремля
Но капитан Чашников, попросил ее не возводить на меня напраслину, и рассказал ей историю Коня Василия.
Однажды, Семен Михайлович Буденный поделился с несколькими избранными, которых охранял Чашников, главным секретом успешного коневодства.
Мол, это только на первый взгляд нет ничего сложного, больше коней –лучше конница. Но в увеличении поголовья есть тонкости.
Вот, например, на каждой приличной войсковой конеферме существует штатная должность Коня Василия. В его непосредственные служебные обязанности входит проверка — готова ли кобыла к таинству любви или все еще ждет кого-то белого, с принцем на шее, и со стойлом возле приличного замка.
Выглядит это примерно так — в рабочем порядке Коня Василия подводят к кобыле. А дальше наступает непосредственно личная жизнь — либо кобыла дубасит его копытами, что есть сил, и тогда его уводят обратно. Радуясь, что ловко уберегли от увечий дорогого племенного производителя. Или же, кобыла оказывается благосклонна. Но и тогда Коня Василия все равно сразу утаскивают прочь, чтоб не смел, лошара позорная, портить породу.
— Боб, — сказал Чашников — отлично справляется, Ира. Почти святой. И предъявить ему нечего, кроме телесной чистоты.
Ирка, не сумев сохранить мрачный серьез, ржала, а я заявил:
— Вы все озабоченные, не понимаете простейших вещей. Тот утюг, что у меня дома нужно греть на плите, мне страшен и ненавистен. И у меня нет другого способа быстро погладить и почистить брюки кроме как в бане.
— Мне кажется, Боб, моя версия правдоподобней — захохотал Чашников.
— С чего это, Витя? — ну ты у меня получишь — мало того, что ты меня обозвал замухрышкой. Породистый производитель это ты, что ли? — мы подъехали к главному вхожу в Парк Горького…
В бане уже были Бертольд Лапиньш, и Ваня Петрухин. Пока Чашников считается больным, его подчиненных распихали кого куда. Вот они и сибаритствуют.
— Привет, Боб- обрадовался мне Берт- а говорили, что ты в Останкино теперь живешь.
— Нафик мне эта дыра, Берт? — я поздоровался с мужиками за руку, и скинул пиджак.- там ведь что за жизнь? Если тебе нечего делать- зарежь свинью. А мне это не близко.
— Хм, знаешь, Боб — Бертольд неторопясь разлил по рюмкам — у человека, что давит мух в прокуренном кабинете посреди Отечества, не бывает такого счастливого лица. Так что, во-первых не прибедняйся. А во-вторых, не зарекайся. Подумай об этом.
— Нет уж, Берт, неохота мне думать. Вся суть бытия крайне убедительно доказывает, что вот думать как раз никак нельзя.
— Зато о твоем первом свидании, по Москве уже легенды ходят- Ваня поставил пустую рюмку на стол.
— Ну, не я первый, у многих первое свидание тяготеет к агрессии и вандализму.
— Ты не первый из тех, Боб, кто обзаведясь девушкой, ударяется в философию. — Чашников бросил мне простынь — вот объясни, это женщины так действуют на сознание? Берт вон- вообще одни мудрости изрекает. И ты туда же.
Ванечка заржал, но я все ж ответил:
— Вам не понять. Вы- холостяки. То есть люди, лишенные многих радостей из страха обрести их навсегда. И не пытайтесь. Потом, если чо- обращайтесь, проконсультирую.
И мы пошли в парилку. Самое смешное, что никаких баб звать не стали. Парни как то не рвались, а мне было как то и неохота. Ходили, парились, да сидели, трепались обо всем понемногу. Мне с людьми этого времени интересно.
Ванечка Петрухин был встревожен. Прошел медосмотр в части. И как-то, маститому доктору, что-то не понравилось в его голове. Тренируй мозг, Петрухин, говорит. Читай больше, стихи учи. А то вас тут столько по голове бьют, что совсем без нее можно остаться. С твоими, говорит, сотрясениями- нужно внимательно. Поменьше алкоголя, беспорядочных баб, и драк. И вы знаете, мужики- помогает! Взял в библиотеке томик стихов Державина. Сложно. Но это и хорошо! Пока вот через эти шампанские с вафлями продерешься, пока все эти внемли, объемли и зиждет расшифруешь- все, голова как чугунная чушка. А потом идешь в парк культуры на танцы. Выпьешь чуть, для куражу, и зовешь девку погорячее. Ну там в бубен кому дашь, чтоб отдыхать не мешали. Наутро прям понимаешь — работает методика! Сильна наука! В голове одна ясность, легкость, и стихи Гавриил Романовича!
Чашников опять разлил и заявил:
— Когда у меня будут дети, я их от бокса и борьбы буду держать подальше. Глядя на вас, товарищи, я думаю что пусть занимаются музыкой или наукой какой. Опять же, будут знать что такое логика.
На это все, Бертольд Язепович меланхолично рассказал что двое его детей, сейчас отдыхают с его женой в Ялте. И совсем забросили книжки с докладом по математике, что готовят к школе. И играют в футбол и плавают. А еще — подрались с местной шпаной. И когда отец попытался их вразумить по телефону, логично объяснили, что хотят теперь быть умными и сильными как дядя Иван Петрухин.
Ваня мучительно покраснел, а Чашников поведал мне, что в начале лета в части был праздник. Даже Калинин на целый час заехал. Ну, семьи комсостава и бойцов, спортивное представление и концерт в клубе. Петрухин, левой рукой выжал двухпудовую гирю шестьдесят раз. Рекорд. И нет бы, взять грамоту, да идти спать. Он на танцах дочке Берта весь вечер оттаптывал ноги. Очень красивая девочка, Боб, ей четырнадцать. Вот, товарищ Лапиньш и отправил семью подальше. А они видишь, там Ваню за эталон интеллекта держат.
