одно: обычно женщины в деревне с утра до вечера в платках, по хозяйству возиться — это не чаи распивать. Да и не ходят они по двору в летних босоножках, калоши на носок, или тапки мягкие с задником опять-таки на носок. И обязательно халат удобный, байковый с карманами. А тут элегантно, чуть ли не изыскано.
Ну да ладно, не мое дело, что и как, хотя и любопытно. Особенно в свете информации, которой может владеть Анна Сергеевна.
— Манюня, не наедайся сладкого, в попе слипнется, — припугнула бабушка внучку, а я чуть не подвился компотом: вот тебе и считал женщину, интеллигенция и все такое. Умеет удивлять Анна Сергеевна, надо повнимательней быть, думать, что говорю и как отвечаю.
На столе появился запотевший глиняный кувшин, еще одна миска в пирожками, на этот раз мясными, пирог на круглой тарелке, белые тканевые салфетки, маленькие пирожковые тарелочки. Хорошо хоть столовые приборы не положили в невероятном количестве.
— Угощайтесь, Алексей, приятного аппетита, — садясь напротив, пригласила Анна Сергеевна. — Манюня, ты покушала?
— Да, бабуля, спасибо! — звонко отрапортовала девчушка.
— Тогда мой руки, и иди, поиграй.
— А можно в водичку? —
— Рано еще, вода не прогрелась, — покачала головой бабушка. — Пойди пока в песочницу, или чаепитие куклам устрой. Только со двора не уходи.
— Хорошо, бабуль. Я тогда в принцесс поиграю, ладно?
— Ладно, — с улыбкой глядя на внучку, разрешила бабуля. — Только цветы все не обрывай, хорошо?
— Хорошо, — кивнула довольная девочка и отправилась куда-то вглубь двора. — Я на качельку!
Мы синхронно засмеялись. Ох, уж эти дети! Честное слово, в своей логике иногда непредсказуемей женщин. Я взял пирожок, откусил и зажмурился от наслаждения. Все-таки домашняя выпечка никогда не сравниться с магазинной, если, конечно, дружить с тестом. Решил выждать, пусть сама заговорит. Спросит, тогда и подумаю, что и как отвечать.
В зеленых прорехах нет-нет да и мелькал Игорек, нарезающий круги по двору. Я прикинул по времени и заволновался: по словам Анны Сергеевны через полчаса должен объявиться участковый, вызванный какой-то бдительной соседкой. Хотя я мог поклясться: пока наблюдал за зеленым домом ни одна занавеска не шелохнулась, ни в одном дворе никто живой не появлялся. Не говоря уже о каком-то внучке, которого отправили вызывать подмогу. Но в этом вопросе я склонен доверять сидящей напротив женщине.
— Так как зовут Вас, молодой человек? — Анна Сергеевна все-таки первой нарушила молчание.
— Так Алексей, — улыбнулся я. — За полчаса имя не поменялось.
— А по батюшке да по фамилии?
— А Вам зачем?
— Для полноты картины, — наливая себе заварку из красно-горошечного чайничка, уточнила женщина.
— Ну, предположим, Алексей Степанович Лесаков. — сдался я.
— Лесаков? — тонкая бровь изящно приподнялся от удивления. — Очень хорошо.
— Почему хорошо? — тут же встал я в стойку.
— Об этом потом, — отмахнулась бабуля. — Итак, Алексей, почему Вы все-таки говорили о Федоре Васильевиче в прошедшем времени?
Я опустил голову, откусил пирожок, прожевал, проглотил, запил, надеясь на непонятно что. Но непонятно что очень верило в меня, пришлось набраться смелости, посмотреть в глаза Анне Сергеевне и пояснить:
— Федор Васильевич Лесаков, к сожалению, скончался сегодня ночью в больнице. Вчера у него был приступ. Инсульт кажется. Врачи вытащили. Лежал в реанимации, но к несчастью… Я не знаю подробностей, только утром медсестра сказала, что старик помер. Мы лежали в одной палате, — уточнил я, заканчивая свой печальный рассказ.
— Умер, значит…
Женщина глубоко вздохнула, на секунду прикрыла ресницы, пряча помутневший от набежавшей слезы, взгляд, чуть сгорбилась ненадолго.
Через пару мгновений Анна Сергеевна выпрямилась, открыла глаза, взяла чашку с чаем и поднесла к губам. Если бы не крепко сжатые вокруг фарфора пальцы, до белых звездочек на костяшках, я бы подумал, весть огорчила, но не ранила. Но нет. Видимо, Федор Васильевич не просто соседом был, а как минимум хорошим товарищем или близким человеком.
— Умер, значит…— еще раз повторила женщина и сделала глоток. — Ты — родственник? — неожиданный переход на «ты» выбил сильнее, чем интерес родственными связями.
— Не думаю, — точно также оплетая пальцами кружку с компотом, осторожно уточнил я.
— Почему?
— Я сирота, насколько знаю, никого из родных не осталось. А если и есть кто, мне про них неизвестно.
И здесь я ступил на тонкий лед. В памяти осталось только то, что я успел запомнить из остаточных воспоминаний бывшего хозяина моего тела. Там четко прослеживается тема сиротства и никакой другой побочной (двоюродно-троюродно-шестиюродной родни). Оно, конечно, если задаться целью и поискать, всяко кто-то да отыщется, но мне это не нужно, во избежание разоблачения. Поэтому — сирота и точка.
— Сирота, значит, — задумчиво протянула Анна Сергеевна. — Предположим. Тогда что же — однофамильцы?
— Предположу, что да, — осторожно согласился я.
— Хорошо, — женщина помолчала, отпила чаю, и вновь спросила. — Если ты не родственник, что ты здесь делаешь? И кто этот человек, — собеседница кивнула в сторону зеленого дома. — Не ушел еще?
— Не ушел, — с досадой выдохнул я.
Очень не хотелось, чтобы Игорька накрала милиция. Он, конечно, идиот, но вроде как свой идиот. Точнее, не так. Он идиот, который обладает нудной мне информацией. А если его загребут в ментовку, разбирательства могут не просто затянуться, в скандал выльются, а то и вовсе во что похуже. Васильков нужен мне на свободе. Именно он может оказаться самым слабым звеном во всей этой странной ситуации.
— Ну, хорошо, — Анна Сергеевна отставила чашку, поднялась и молча пошла в сторону калитки.
Что она задумала? Я занервничала, но идти следом не рискнул: маячить за ее спиной и дать шанс Игорьку меня опознать не входило в мои планы. Я поднялся, подошел поближе к зарослям вьюнка и принялся наблюдать.
Васильков видать притомился. Сейчас он сидел на крыльце, обмахиваясь широким листом лопуха. Вот ведь придурок, честное слово! Приехать в село, зайти без спросу в чужой двор, обшарить его чуть ли не на глазах у местных жителей, и теперь присесть передохнуть перед следующей попыткой.
Тем временем Анна Сергеевна вышла со двора и решительно двинулась в сторону дома Федора Васильевича. В какой-то момент расслабленный
