— Нет, такого я точно не хотел, — произнёс Могильный.
— Это ты рассказал Фролович о нашем договоре? — спросил я.
Паша кивнул. Отодвинул от себя тарелку.
— Она обещала не рассказывать Светке!
— И ты поверил?
Могильный вздохнул, пожал плечами.
— Славка меня убьёт, — сказал он.
— Ну… проблем ты ему подбросил.
— А тебе?
— Переживу, — сказал я. — Запомни, Паша, а лучше запиши: женщины умеют хранить секреты только в сказках. Но и там их для этого превращают в спящих красавиц.
Не стал дожидаться, когда вернётся Аверин. Отправил проштрафившегося Могильного мыть посуду и завалился на кровать. На сытый желудок «Лекции по истории КПСС» сработали безотказно. К Славкиному возвращению я уже преспокойно спал. Сквозь сон, слышал, как ругались соседи по комнате. Пашка извинялся. Я отметил, не открывая глаза, что вечером Аверин и Могильный всё же отправились в первый корпус. Но очень скоро парни вернулись в комнату.
Или мне показалось, что это случилось скоро? Взглянул на часы. Не показалось.
Пашка объявил, что девчонки отменили вечеринку по случаю сдачи первого экзамена. Сообщил, что Света пока не успокоилась — рыдает.
— Рыдает — это хорошо, — сказал я.
Зевнул.
— И что в этом хорошего? — спросил Аверин.
Славка выглядел подавленным, растерянным.
«Выплеснет через слёзы эмоции — успокоится: с женщинами всегда так, — подумал я. — И не наделает глупостей».
А вслух сказал:
— Поплачет — меньше пописает.
— Злой ты, Санёк, — сказал Славка.
— С чего это я злой?
— Зачем ты с ней… так?
— Так надо было, Слава, — сказал я. — Ради тебя старался. Отныне ты можешь спать спокойно: Пимочкина теперь в мою сторону даже не посмотрит.
Глава 32
Шестого января парни снова наведывались в первый корпус. Вернулись оттуда поздно вечером — в хорошем настроении и с новостями. Поведали мне, что страсти в комнате девчонок поулеглись. Света Пимочкина, по словам Пашки, успокоилась, иногда улыбалась (Славка старался вовсю — плясал вокруг комсорга, как скоморох). Вот только больше не требовала привести к ним в гости Сашу Усика. Более того: даже попросила не упоминать при ней вслух моё имя.
«Мудрое решение, — подумал я. — С глаз долой — из сердца вон». Лучше бы Пимочкина на Славку обратила внимание: клин нужно вышибать клином. Я не понимал, когда Света успела в меня влюбиться. Видел, что нравлюсь ей, но… Ведь ничего же для этого не делал! Наоборот: всячески её игнорировал. Да и на Алена Делона я сейчас не походил. Разве что на Делона в подростковом возрасте. Ведь мог же француз в юности быть гадким утёнком? Странные всё же существа эти женщины.
В первый корпус я идти и не собирался. Я и раньше к девчонкам в гости ходил едва ли не «из-под палки». Не любил слушать болтовню Фролович и томные вздохи Бобровой. Да и чувствовать на себе восторженные взгляды Пимочкиной тоже надоело. Общаться с вахтёршами мне было проще и интереснее, чем с комсомолками. Обсуждать успехи детей и внуков женщин доставляло мне больше удовольствия, чем терпеть девичьи россказни. Я не виделся с комсоргом до среды — пока мы не отправились в институт на консультацию перед экзаменом.
Девчонки к нам по пути не присоединились. Пашку и Славу этот факт не удивил: должно быть, они знали о нём заранее. Да и в институте Могильный и Аверин лишь ненадолго меня покинули — перекинулись с Фролович и Пимочкиной парой фраз. Попытался объяснить парням, что не возражаю, если они предпочтут общество девчонок моему. Но те заявили, что меня «не бросят». Хотя сами то и дело стреляли взглядами в сторону Светы и Оли. А вот комсорг на меня не смотрела — в точности копировала поведение Альбины Нежиной.
* * *
Сложностей со сдачей экзаменов я не испытывал. Хотя не зубрил конспекты ночи напролёт, как поступал во время сессии Пашка Могильный (но только потому, что от нечего делать я выучил их заранее). Как за телевизионным сериалом наблюдал за тем, как готовился к экзаменам наш староста. Слава Аверин шел к закрытию сессии проторенным курсом: выспрашивал старшекурсников о предпочтениях преподавателей, «расстилал красные дорожки» перед профессорами и доцентами. И его метод срабатывал. Славка уверенно пополнял зачётки надписями «хорошо» и не переставал удивляться собственной удачливости.
* * *
Последним экзаменом в зимнюю сессию нам поставили историю КПСС. Вечером перед экзаменом я выслушивал недовольное Пашино ворчание. Тот жаловался, что его, без нескольких лет горного инженера, заставляли учить ненужную дребедень. Спрашивал меня, как может «этот предмет» пригодиться ему в будущем. Почти не слушал мои объяснения. Ведь он расстраивался в первую очередь потому, что Оля Фролович в этот вечер закрыла для него вход в свою комнату. Девчонки дружно готовились к завтрашнему экзамену. И даже выпросили через Пашку мой любимый учебник-снотворное.
* * *
Мы пришли в институт одними из первых, словно занимали очередь. Аверин вновь раздобыл ключ от аудитории — принялся раскладывать заранее заготовленные артефакты. Могильный разложил на подоконнике конспекты, продолжал их штудировать. Перед историей КПСС мои соседи по комнате волновались не меньше, чем перед физикой. Пашка переживал, что его предыдущие старания по сохранению стипендии в прежнем размере пойдут прахом из-за «никчёмной истории». Слава перебирал вслух все странности в поведении преподавателя; гадал, правильно ли подготовил к его появлению кабинет.
Фролович, Пимочкина и Боброва явились в учебный корпус за полчаса до начала экзамена. Они показались мне бледными, уставшими. Поздоровались с Пашкой и Славой — моё присутствие проигнорировали все трое (даже Надя Боброва). Вручили мои «Лекции по истории КПСС» Могильному (не мне). Рядом с нашей компанией они не задержались, но и ушли недалеко. Девчонки заняли место около окна (в двух шагах от нас, но не с нами), взволнованно, с дрожью в голосе обсуждали грядущий экзамен. Но они замолчали, когда за моей спиной раздался голос Альбины Нежиной.
— Здравствуй, Саша.
Я обернулся. Встретился взглядом с хитро прищуренными глазами Королевы. Кивнул.
— Здравствуй, Альбина, — сказал я.
Нежина проследовала дальше в сопровождении вновь обновившегося квартета воздыхателей. Студенты посторонились, привычно уступили её маленькому отряду место около окна — ближайшего к двери аудитории. Я проводил взглядом стройную фигуру Королевы, почувствовал на себе удивлённые взгляды одногруппников. Заметил, как побелел кончик носа у Светы Пимочкиной. Комсорг смотрела на Нежину злобно, едва ли не с ненавистью. Потом всё же осмелилась открыто взглянуть и на меня — впервые с того дня, когда выбежала из моей комнаты в слезах. Сделал вид, что не заметил этого.
— Нет, вы тоже слышали? — сказал Могильный. — Она поздоровалась с Сашком? Или мне показалось?
Посмотрел он не на меня — на Славку.
Тот пожал плечами.
— Эээ… что это было, Санёк? — спросил Аверин. — Вы с Королевой помирились?
«Сам бы хотел понять», — подумал я.
Но вслух сказал:
— Мы с ней и не ссорились.
* * *
На экзамен я пошёл в первой пятёрке — по уже сложившейся традиции. Никто не попытался занять моё место: ждали, что уже через десяток минут выслушают мои впечатления о сданном экзамене и экзаменаторах. Не сомневался, что получу «отлично». Преподаватель тоже был уверен, что поставит мне пятёрку. Но всё же он позволил мне выбрать билет. И тут же приготовился слушать мой ответ (неужто уже знал, что я не брал время для подготовки и на трёх предыдущих экзаменах?). Не стал его разочаровывать. Вдохнул полной грудью. Устремил взгляд на вождя революции, что лукаво посматривал на меня с портрета над преподавательским столом.
