на Александра Васильевича, как бы говоря: «Нельзя же так!» Александру Васильевичу на укоризненные взгляды Екатерины было, мягко говоря — индифферентно. Повернулся к Павлу, постучав ногтем по стеклу — привлекая внимание:
— А вот не зря я тебе говорил, ваше величество, что не надо с Персией войны прекращать! Только вот из-за таких ламп стоило в драку ввязаться!
— Я же прислушался! — Возмутился Павел, тут же поморщившись. — Только вот Зубова Валериана надо с командования снимать. Баку наше, войско там на зимних квартирах, пора и замиряться с персами. Естественно, месторождения нафты за нами оставив. Ты читал, Александр, — обратился к Макарову, — какое блядство у потомков с национальными окраинами происходило?
— А? Чего?! — Александр Семёнович, оторванный от чтения, не сразу понял, что от него хотят, пришлось повторить. — Читаю, ваше величество! Считаю преждевременным принимать скоропалительные решения, основываясь на письменных источниках, следует непосредственно с ними пообщаться, с правнуками! — Потер осунувшееся лицо и зло добавил. — Давить придется, чтоб в будущем не проросло! И своих, и чужих, хоть опричнину возрождай!
— Ты читай дальше, читай, — Павел стал мерить шагами кабинет. — и опричнину организуем, если придется, и общественное мнение в нужном ключе подготовим, не всё сразу…
Новиков наконец осилил переделку азбуки под реалии эпохи, предоставил высокой комиссии в лице конфидентов свой предварительный макет (с словесным описанием вместо картинок, даром художника, увы — не обладал) — и был милостиво отпущен. На прощание Павел облагодетельствовал его несколькими сказками в стихах: «Это сразу в печать, перед азбукой, за авторством, ммм, пиши пока только инициалы, Н. Л. П. Автор плодовитый и талантливый, ещё и публицистикой публику осчастливит, и художественной литературой. Букварь как можно скорей оформляйте, с макетом готовым ко мне в любое время, на высочайшее утверждение. Не тяни Николай Иванович, указ о новом алфавите только подписать осталось…»
— Стоило бы вызвать кого-нибудь из потомков ко двору, как считаете? — В один из вечеров обратился к Суворову, Макарову и Губину Павел. — Согласитесь, господа, в этом обилии информации оттуда, из вышины веков, подчас весьма трудно разобраться. А по каждому пустяку корреспонденцию отправлять, больше полумесяца туда, столько же обратно…
— Тут с тем, что прочитали и поняли, не можем сообразить что делать, — проворчал генералиссимус. — они со своей колокольни такого растолкуют и насоветуют — не разгребем потом. Были бы дураками, так и сделали, сразу в столицу кинулись.
— У них и среди своих согласия нет, это правда, — отважился высказаться Губин, вроде и приказано было ему держаться запросто, без чинов. Но было тяжело привыкнуть, вот так, с дворянами и венценосной особой накоротке, поэтому больше отмалчивался, высказываясь лишь когда спрашивают. — по тому же еврейскому вопросу споры. Председатель их так сказал, что они обычные люди, продукт своей эпохи, со своими слабостями и тараканами в голове. И не дело кухарки страной управлять…
— Съездим, ваше величество, пообщаемся на месте и решим, сейчас считаю преждевременным их вызывать в столицу. Уже слухи ходят, о наших собраниях, — высказался Макаров. — а если привезти кого-нибудь из них, да с механизмами, кои вам лично увидеть и испытать хочется… Я как представитель тайной экспедиции — против!
Павел, скрепя сердце — правоту обер-секретаря признал, посмотрел на часы и скривился, опять засиделись допоздна, времени катастрофически не хватало. Он и повседневные дела сбросил на помощников, усилием воли отстранившись от того, чтоб лично следить за всеми мелочами. Нельзя не признать, что роковой ошибкой в той истории было неумение делегировать полномочия. Купец как-то к слову вспомнил поговорку, услышанную от потомков: «Каждым делом должны заниматься специально обученные люди». С тех пор император сделал её своим девизом, чтоб не наступать на грабли…
Павел, при содействии Александра Васильевича и полученных знаний — наконец то засел за документальное оформление реформ в армии и флоте. Не без жарких споров, но дело шло успешно, по крайней мере — в теории. Дозировано и в лучших традициях пиара двадцать первого века — часть информации сливалась через СМИ, подконтрольные Новикову. Тот, пользуясь покровительством и благоволением императора — развернулся не на шутку. Не переходя границ, четко ему обозначенных…
В столицу прибыл вызванный императором генерал-губернатор Курляндии Петер фон дер Пален, несколько дней дожидавшийся аудиенции. Пока блистая в свете и нанося визиты высокопоставленным лицам. А Павел Петрович обвязал шарфиком одну из первых табакерок, изготовленных придворным ювелиром и тренировался, примериваясь — удобно ли будет проломить затылок склонившемуся ниц предателю.
— Людям, я так понимаю, объявим, что от апоплексического удара в кабинете скончался, на радостях от награждения из рук императора? — Невозмутимо поинтересовался Макаров.
— Да нет, — смутился Павел. — это я так, на будущее. Палена отправлю с персами мир заключать, он свои таланты в дипломатии уже демонстрировал, пусть ещё поработает на благо страны…
Деревня Попадалово январь 1797 г.
Вчера Егор, утомленный неделей в Известковом, дорогой и новостями — уснул не дождавшись детей. Ксюха прикрыла пледом и он благополучно продрых всю ночь, сейчас безуспешно ворочался — сна не было ни в одном глазу. Можно было проявить силу воли и валяться дальше, но физиология гнала во двор. Пришлось встать, обрадовала печка — в середине топки багрово тускнело несколько углей, и трубку разжечь, и по новой затопить.
«Порадую Ксюшу!» — Опять напакостил рядом с туалетом, не забыв впрочем — забросать снегом следы: «И печку разожгу, и поесть приготовлю, пусть выспится!» Дома раскочегарил плиту, поставил чайник, отметил, что время только шесть утра. Смысла греметь посудой и кашеварить пока не было, сидеть у печки — скучно, и Егор, взяв ключи — отправился в мастерскую.
Прошелся по мастерской, подсвечивая светильником, отмечая: надо открутить точило, собрать инструмент — увезти с собой. Добрался до заставленной ящиками с пустыми бутылками двери в гараж, передвинул их в угол и протиснулся в загроможденный склад. Которым и был уже несколько лет после смерти деда гараж, по причине отсутствия техники.
Дед у Егора с Серёгой был эпичным, это даже не считая того, что он их периодически лупил, то вожжами, то оглоблей — на радость всем соседям. Егор эти методы воспитания не одобрял до сих пор, делая упор на то, что ему это не помогло. На что брат справедливо замечал, что дед просто мало ему внимания уделял и только летом, когда Егор приезжал из города на каникулы. Серёге вот пошло на пользу.
Родился он в самом начале тридцатых годов прошлого века, в семье бедноты, в то время жившей неподалеку в новообразованной коммуне «Путь Октября». Коммуна впоследствии была
