Я качалась на волнах прострации: туда-сюда, туда, сюда…
Ну и чёрт с ним. Значит – умру.
Наверное, так всем будет лучше.
И пусть серый бюргер из кнайпы «Пляска смерти» порадуется – Мария не выжила. Не смогла.
Не знаю, сколько я так пролежала. В себя пришла от того, что дико захотелось в туалет. Внутри резало так, словно раскалённым гвоздём кто-то вкручивал. Возможно на холодном полу я простудила мочевой. Скорей всего так и есть. Боль была адская. Ничего не соображая от дикой режущей боли, сама не знаю как, я резко подхватилась, дёрнула за рычаг и поплелась на заплетающихся ногах к трубе с водой.
Хоть мне и было так плохо, а всё же я ещё соображала. И понимала, что только что я откатилась обратно к нулевой точке. А, значит, интервалы между дёрганьем рычага будут минутные. И я не успею дойти до туалета и потом вернуться обратно.
Поэтому и побрела к водостоку.
Мочеиспускание стало для меня пыткой. Адской, болезненной пыткой. Резь была такая, что хотелось орать. Я сцепила зубы, терпела.
Это отняло у меня последние силы. Я свалилась прямо тут, у водостока. Дала себе пару секунд прийти в себя. Минута пройдёт быстро, а дёргать рычаг за меня никто не будет. Немного посидела. Ну что ж, будем считать, что я отдохнула. Мощным рывком я поднялась на дрожащие ноги. Сходила, дёрнула. Вернулась.
Затем я вымыла руки и лицо, прополоскала рот и принялась пить. Если это отравление, то яд попал внутрь. А, значит, нужно много воды. Только обильное питье сможет меня хоть немного очистить. Да, потом приспичит опять в туалет. И опять будет адская боль. Но нужно хоть немного вывести токсины. У меня нет ни активированного угля, ни молока, ничего. Но есть вода. И я буду её пить.
И я пила, пила, когда, казалось, больше воды в меня не поместится, я сунула два пальца в рот. И так я повторяла раз пять: пила, блевала, бегала дёргать за рычаг. Опять пила, опять блевала, опять рычаг…
Не знаю, сколько прошло времени. Я понимала, что спать мне нельзя – интервалы сократились обратно, чуть больше минуты. А я так ослабела, что стоит мне уснуть и всё – проснусь обратно в темноте и холоде.
Мне страшно подумать, сколько урона сегодня было для моего здоровья. Если не считать общего отравления (я не знаю, что это за яд, но то, что он сильный – однозначно), то я получила ещё и сильнейший цистит, возможно простуду, возможно какие-нибудь артрозы. Да всё что угодно может быть.
И самое паршивое, что лекарств у меня практически нету. Да ничего нету.
Я заплакала.
Мне было плохо, больно, страшно, одиноко.
Вот что за жизнь? Если это такой ад, то я теперь понимаю, почему люди ходят в церковь. Почему молятся, почему просят бога спасти от этого. Я вот не ходила. И теперь у меня свой персональный ад.
И поделом мне! Вот что у меня была за жизнь? Я могла поступить в аспирантуру, я подавала надежды, и старенький профессор с кафедры культурологии и библиографии предлагал мне идти заниматься наукой под его руководством. А я? А я решила, что для меня любовь, семья – главное. А потом наплевала на семью и на любовь, бросила мужа и сыновей, и сбежала к Бенджамину в Цюрих.
Ну вот и результат.
Теперь сижу, скорчившись от боли на холодном каменном полу в тюремной келье и боюсь уснуть, потому что ежеминутно нужно дёргать рычаг, иначе околею от холода в темноте.
Боженька меня наказал.
Я ещё посидела и немного поплакала.
Было так жалко себя.
А потом я подумала: ну ладно, он меня наказал за мои плохие дела. А почему же он не наказывает ни Фавна, ни Щукаря? Почему я сейчас трясусь от холода и боли, а они сидят в тёплых кельях и с наслаждением едят медовый кекс?
Что-то, значит, я неправильно рассуждаю.
Не так.
Я опять дёрнула за рычаг. От мыслей о кексе живот свело и заурчало.
Я ещё ничего не ела. А потом меня тошнило. И кормить в ближайшие дни не будут. Это я точно знала. И самое страшное, что, уверившись, что всё у меня хорошо, всё под контролем, я не делала запасов. Еды у меня в келье нет! Вообще нет! Даже когда я только попала сюда, у меня были зефирки и бутерброд. А теперь и этого нет.
Дура! Какая же я глупая дура!
Как можно быть такой беспечной?! Как можно расслабиться?!
Есть захотелось ещё больше. Я попила воды. Голод чуть стих. Я понимала, что это на пару минут, но пусть хоть пару минут передышки у меня будет.
Интересно, яд всё ещё остался в келье? Я давно подозревала, что по логике здесь должна быть отдушина. Иначе, если бы свежий воздух не поступал – то рано или поздно узник использует весь кислород и задохнётся.
Значит, есть. Это хорошо. Часть яда вытянет.
А остальное? Часть попала внутрь меня. Оно мне ещё не раз аукнется. Если я выкарабкаюсь, конечно. Но я выкарабкаюсь. Должна выкарабкаться. И они оба – и Фавн, и Щукарь, у меня кровью умоются.
Я ещё не знала как, но то, что я жестоко им отомщу – я знала
