Разведчик улыбнулся, довольный тем, что сумел вывести Фольки из себя, а я сделал очередную зарубку в памяти. Конфликт между коренными жителями империи и пришлыми северянами был вполне понятен — банальное столкновение культур и экономических интересов. Одни недовольны тем, что какие-то волосатые мужики занимают места в армии и тащат везде свои «дикие» обычаи, а другие ощущают себя людьми второго сорта, которым навязывают чуждые правила поведения.
Вывод? Нужно свести общение между Фольки и Марком к минимуму и ни в коем случае не приводить северянина в лагерь легионеров — там дело легко дойдёт до драки, а то и убийства.
Чтобы закончить перепалку, я спрыгнул с телеги и пошёл рядом с разведчиком. Он сразу позабыл о Фольки и обратился ко мне:
— Я хотел бы с тобой поговорить…
— Слушаю.
— Хочу, чтобы ты знал, меня не волнуют твои тайны или тайны твоего воспитателя. Единственное, что меня заботит — это безопасность моих людей и их спокойная жизнь здесь, в «Наречье»…
— У меня нет никаких тайн, — сказал я. — Но даже если бы и были, то они вряд ли могли бы угрожать твоим товарищам.
— Сегодня ты принёс нам ценные сведения… И пусть я уверен, что ты преследовал свои интересы, да и рассказал далеко не всё — это говорит в твою пользу. И именно это стало одной из двух причин, по которым тебе позволили уйти целым и невредимым.
— Вот как? Что за вторая причина? — спросил я с интересом. — Надеюсь, моё неотразимое обаяние?
— Нет, — усмехнулся Марк. — Вторую причину я называть не буду… Быть может, когда-нибудь потом, но не сейчас.
Я кивнул. Не хочет говорить? Ну и не надо. Да и какая в принципе разница? Главное, что всё обошлось без крови.
Мы шли рядом с телегой, чтобы не нагружать без нужды Занозу. Она и так тащила Фольки, пленницу, и весь наш скарб — километр за километром по пыльной дороге. Сильная лошадка, хоть и невзрачная на вид.
— Ты собираешься обменять графскую крепостную на отшельника? — спросил Марк, который забрался в повозку, чтобы немного передохнуть.
Я пожал плечами. Чёткого плана у меня не было — слишком уж мало информации о личности графа удалось собрать. А это имело огромное значение. Если повести себя неправильно, то можно не только не спасти Хольда, но и сделать хуже.
— Будь осторожен, — Марк скривился. — Здесь о нашем славном сеньоре знают мало, а я сталкивался с ним ещё во время службы… Он сильный мастер, но не самый лучший человек.
— Что ты имеешь в виду?
— Он высокомерен, заносчив, не терпит, когда ему хоть словом перечат, а ещё он самодоволен и глуп.
Бинго, что сказать. Идеальный набор качеств для плохого начальника…
Впрочем, его таланты к руководству людьми заботили меня в последнюю очередь. А вот необходимость вести переговоры с напыщенным дураком, наделённым властью и положением — однозначно не радовала.
Однако, прежде чем строить планы, следовало прояснить ещё один момент.
— Среди его окружения есть здравомыслящие люди? — спросил я. — Кто-то, кто может повлиять на графа?
— Нет, вокруг него только ещё большие глупцы и болваны, — ответил Марк, а затем с усмешкой спросил: — Сколько, говоришь, тебе лет? Шестнадцать-семнадцать?
Я молча посмотрел на него, ожидая продолжения.
— Ты задаёшь весьма необычные вопросы, Феликс Обрин. Удивительное знание людей для юноши твоего возраста, не находишь? Сам догадался, что на графа можно воздействовать через его близких, или подсказал кто-то?
— Хольд многому меня научил.
— Да-да, — разведчик расплылся в широкой улыбке. — Как же я об этом забыл?
Дежурная отговорка, судя по лицу и словам Марка, не особо сработала, но меня это мало волновало. Пусть считает, что я не по годам сообразителен и умён — это ведь не преступление, не правда ли?
А вообще, его ответ меня расстроил. По выдуманной мной самим классификации руководящего состава — граф вил Кьер относился к наиболее отвратительной группе людей, облечённых властью: к идиотам, не сомневающимся в собственной гениальности.
Если сомневающиеся идиоты допускали в своё окружение хороших специалистов, способных решать поставленные задачи, то идиоты лишённые сомнений шли другим путём. Они собирали настоящий паноптикум из кретинов всех мастей, на фоне которых даже их скромные таланты к руководству выглядели вспышками гениальности в беспросветном мраке тупизны.
Взаимодействовать с такими «коллективами» (или, что хуже, служить в них) — это пытка для хоть сколько-нибудь соображающего человека. Там, где решения принимают исходя из покалываний в левой пятке начальника, очень легко подниматься по карьерной лестнице, но трудно добиваться реального, а не мнимого результата.
В нашем же случае всё осложнялось гигантским социальным разрывом между мной и графом. Простолюдин для благородного — это не совсем человек, а скорее — говорящее животное. Смышлёный зверёк, который может быть полезен, но которому никогда не встать вровень с «настоящими» людьми.
— Ты вообще уверен, что сможешь добиться аудиенции у графа? — спросил я.
— За это не волнуйся, — Марк кивнул. — Он не упустит возможности выказать свою милость бывшему имперскому легионеру.
— Граф так высоко вас ценит?
— Нет конечно, — разведчик рассмеялся. — Ему плевать и на меня, и на всех остальных… Я ему совершенно неинтересен, но милостивый Император не любит, когда к его ветеранам проявляют неуважение.
— Что же, и это уже не мало, — сказал я.
Думаю, для меня самого увидеться с графом было бы практически невозможно. А присутствие Марка всё значительно упрощало.
— Не мало. Но и на многое тоже рассчитывать не стоит. Наш славный сеньор в лучшем случае выдаст нам бочку пива, пару монет и, возможно, крепостную девку на ночь… Да ещё скучающе улыбнётся разок-другой — на этом всё.
— А как же Ворон? Неужели графа не заинтересует известие об огромной банде на своих землях?
— Хотелось бы надеяться, но думаю, ему будет плевать. Мы все, включая Ворона, крестьян, бандитов, бывших легионеров, для него лишь серые мыши… И наша возня его совершенно не волнует.
— А дикие маги?
— Не его забота… Он и со своими обязанностями обычно справляется из рук вон плохо, зачем ему есть хлеб инквизиции?
Логично, что сказать. Учитывая всё рассказанное Марком, не было ничего удивительного в нежелании графа брать на себя дополнительную ответственность — такие люди вообще не склонны делать хоть что-то, пока не затронут их шкурный интерес… И раз так, то нужно каким-то образом мотивировать местного хозяина на активные действия. Для начала можно попробовать банальный страх.
— Пусть графу плевать на своих подданных, но неужели его не волнует целостность собственной шкуры? У Ворона полтысячи бойцов, что будет, если они все разом выйдут из леса и пойдут в гости к графу?
Марк хмыкнул и на оба вопроса ответил всего двумя словами:
— Замок и дружина.
Оказалось, что принадлежавший вил Кьеру замок был очень хорошо укреплён в годы гражданской войны — его готовили как к отражению обычных штурмов, так и к магическим атакам. А графская дружина хоть и насчитывала меньше сотни бойцов, но могла расправиться в поле даже с тысячей неподготовленных и плохо снаряжённых разбойников. Тяжёлые кавалеристы, серди которых имелось несколько средненьких мастеров, неуютно чувствовали себя в лесу, однако на открытой местности им не было равных.
— Ты пойми, — добавил Марк, — наш любимый сеньор — это скучающий старик, которого отправляли в задницу империи подальше от столичного блеска и удовольствий. Ему только в радость будет, если ватага оборванцев решит вылезти из своих укрытий — опасности никакой, сплошное веселье.
— Значит, скучающий старик, говоришь… — задумчиво произнёс я.
Расстояние до замка размеренно, но неуклонно сокращалось. Мы двигались мимо сожжённых дотла деревень, мимо глубоких провалов с разноцветными кристаллическими краями, мимо черепов и костей, будто бы вплавленных в землю и камень. Эхо войны, только вместо воронок от снарядов и подбитой техники — последствия разрушительного колдовства.
