— Ты не всем еще отомстил за дочь, — сказал я. — В этой цепочке осталось последнее звено. Человека, которого ты винишь в смерти Олеси, ты пока не достал. Он был в Чехословакии.
— Ему повезло, — глухо проговорил Березов. — Укатил на весь отпуск. Но теперь уже наверняка вернулся.
— Думаешь, он заслуживает смерти?
— А почему нет? Чем он лучше других? Ведь это из-за его паршивого сынка все началось. Бывают травмы на спортивных секциях, как им там не быть? Обычное дело! Подумаешь — его отпрыску нос свернули. Не голову же. А этот урод нанял адвоката и затеял против меня войну. Сам знаешь, чем потом все обернулось.
Я положил на стол недельный выпуск областной «Правды», ткнул пальцем в строки.
— На, прочитай. Последняя страница в графе «некрологи».
С каким-то даже предвкушением Березов взял газету и впился в нее глазами, будто хотел прожечь. Пробежал по строчкам и злорадно ухмыльнулся:
— Туда ему и дорога, гори, сука, в аду… — Затем повернулся ко мне и пробормотал. — А это не п*здеж, Андрюха? Он правда откинул коньки?
— Ты думаешь, я ради твоего розыгрыша отпечатал целый фальшивый номер?
— Нет, такого ты бы не смог… Но совпадение странное, — пробормотал Александр. — Ты меня выпускаешь, а этот гад подыхает.
— Это не совпадение. Сначала он отдал Богу душу, а потом я тебя выпустил. Инсульт у партократов — дело обычное. Работа, знаешь ли, нервная, особенно если рыльце в пушку. Думаешь, я бы помог тебе сбежать, если бы не был уверен, что ты больше не наделаешь глупостей?
— Месть — это не глупость, — категорично замотал головой Березов, а потом с некоторым ехидством добавил. — И я вовсе не мстителен. Убив врага, я его прощаю. Навсегда.
— Саня, враги там, на войне. А здесь — граждане. Я не солдат, а мент. Любое убийство для меня — преступление. Пора очнуться.
Березов качнул головой, отказываясь понимать мои слова.
— Повезло, тебе, мент, что никого не убивал. Что во сне к тебе никто не приходит.
— Ошибаешься, приходил, — я вспомнил, как расправился со следователем Новоульяновской прокуратуры Гориным. — Было дело…
Были и еще случаи, из прошлой жизни. Но о них вспоминать совсем не хотелось.
— Ну, тогда ты меня понимаешь, — ухмыльнулся Березов. — Волк волку не враг.
— Я не такой, как ты, — слова военного заставили меня задуматься.
— Это только кажется, — улыбнулся Березов. — Уверен, что на моем месте ты поступил бы так же.
— Возможно… Но я не на твоем месте. Лучше давай сменим тему. Скажи, как ты узнал о разрезах на животе женщин? Ведь местные на это особо внимание не обратили. Среди множества резаных ран эти детали как-то терялись поначалу. Значит, нигде об этом написать не могли.
— Есть один дикий народец. С калашами бегает по пустыне, а нравы как у пещерных людей. Приходилось сталкиваться с ними по долгу службы в своей прошлой славной жизни. Они, когда убивали врага, над мертвым совершали варварский обряд. Чтобы те в загробной жизни, якобы, не могли иметь потомство. Трупы мужчин кастрировали, а женщинам вспарывали животы. Они считали, что так уничтожают продолжение рода своих противников, и те никогда не смогут больше возродиться и вернуться на землю в обличьи своих потомков. Так вот… Год назад, когда в Зеленоярске убили первую женщину, её труп нашли в подворотне, как раз совсем недалеко от моего дома. Меня привлекли в качестве понятого. Я видел ее тело и сразу вспомнил про почерк варваров. Никто не обратил внимания в кровавом месиве на эту любопытную особенность. А у меня в мозгу сразу щелкнуло — и отложилось, что это вовсе не банальное убийство, а некий ритуал. Потом были еще жертвы. Там уж не видел тел, да и сам понимаешь, никто у нас сильно это не афишировал. Так, пару строк в газете. Но я поспорить мог, что там имеются такие же раны, ведь тот порез был совершенно не случаен. Зверь и варвар всегда убивает одинаково.
Он немного помолчал, вспоминая.
— Почерк можно отследить. Когда стал мстить, первым я убил цыгана. И решил повторить стиль Зеленоярского Потрошителя, как ты его называешь, чтобы запутать следы.
— Ясно, — я задумчиво покачал головой. — Вот только я что-то не припоминаю твою фамилию в графе «понятые». А я ведь проштудировал каждый протокол.
— Тут секрет нехитрый. Я представился другой фамилией, — ухмыльнулся Березов. — Это у меня профессиональное — скрывать личность. Когда попросили побыть понятым — паспорта не спрашивали. Просто записали анкетные данные в протокол со слов. Проще некуда.
— Ну, да… — кивнул я. — Обычно у понятых документов не требуют, им верят на слово.
— Какой план, лейтенант? — неожиданно спросил Березов. — Для чего тебе я? Не просто же так ты меня освободил.
— Есть одна мыслишка у меня, — я задумчиво забарабанил пальцами по журнальному столику. — Пока твоя задача сидеть здесь и не высовываться.
Это моему подопечному очень не понравилось.
— Сидеть? — нахмурился Березов. — Из одной клетки ты запер меня в другой?
— Так надо, Саня, поверь. Нельзя, чтобы тебя менты сцапали. Иначе мой план рухнет. Всё будет зря.
* * *
Телефон задребезжал. Я поднял трубку и не успел даже сказать «алло», как из динамика раздался встревоженный голос Горохова:
— Андрей Григорьевич, ты?
— Здравия желаю, Никита Егорович. Кто ж ещё, говорите, что случилось.
— Привет! Плохо дело! — без прелюдий выдал следователь.
— Что такое? — по спине пробежал неприятный холодок.
Никогда я не слышал, чтобы Горохов был так встревожен.
— Нашу межведомственную группу расформировали!
Повисла пауза. Меня словно кувалдой по голове огрели.
— Как — расформировали? — наконец, вымолвил я, все еще не веря услышанному. — Когда?
Горохов длинно выдохнул прямо в трубку.
— Официально еще нет межведомственного приказа о нашей ликвидации, но проект готовится полным ходом, уже на подписи у генерального прокурора и Щелокова. Я, как ты знаешь, хотел к тебе перебазироваться, но мне командировку забрили. Еще пара-тройка дней, пока формальности и согласования пройдут, и все… Труба дело. Прощаться с вами со всеми буду. Пенсию я выработал, а в прокуратуру после такой подставы обратно не вернусь. Должность мне там предложили неплохую. Потолок генеральский, если по МВД-шному рассуждать, но не мое это, аналитическим отделом руководить, бумажки перебирать и статистику подбивать. Я птица вольная. В клетке сидеть не смогу.
Видно было, что Горохов старается держаться, но всё это сильно по нему ударило. Дело, из-за которого я застрял в этом городке, крутило свои шестеренки слишком близко к столичной верхушке.
— Погодите, Никита Егорович! — фраза вышла хриплой, ком в горле мешал говорить. — Что за х*рня творится? Мы же столько висяков громких раскрыли? Что произошло? Дайте угадаю… Галина вмешалась?
— Она самая. Дожала-таки нас. Еще и побег Березова ей на руку сыграл. Дескать, прошляпили убийцу. Я понимаю, что в этом нет твоей вины. В курсе уже, как местные обосрались. Но казус против нас вывернули. Сам знаешь, как это в системе на раз-два делается.
— А как же Щелоков? Куда смотрит? Он же грамотный мужик. Должен понимать.
— А Николай Анисимович сейчас сильно не выпячивается. Как раньше гнуть свою линию опасается. Андропов не дремлет, по лестнице служебной поднимается. А генсек плох. Сам знаешь, что у Щелокова все на нём завязано, — Никита Егорович понизил голос и чуть ли не шёпотом проговорил. — Знаешь, что я вообще думаю? Только между нами, Андрей… Не будет Брежнева, не будет и Щелокова. Николай Анисимович старый волк и чует свой закат. А Галина отца продавила. Тот дал МВД задание проверку с пристрастием провести и оценить нашу эффективность.
Мне ужасно хотелось вставить свое слово, спорить до хрипоты, но я закусил губу и молча слушал Никиту Егоровича. Спорить-то ведь нужно не с ним.
— По эффективности вопросов вообще нет никаких, — продолжил он. — Дела раскрываем, но тут за другое уцепились. Нецелевое расходование бюджетных средств. Якобы командировки наши государство оплачивает, а вообще эту работу, которые мы выполняем, должны местные проводить. Ну, то есть, глухари громкие раскрывать без привлечения сторонних сил и ресурсов. Бред, конечно… Но тут получается двояко. Мы такие молодцы и по всему Союзу колесим, а вся советская милиция, получается, в жопе, раз без нас не справляется. Ничего не могут или ничего не хотят делать, того, что мы проворачиваем.
