Глава 24
Я постучал в дверь кабинета с табличкой «Директор молокозавода ЗАРЯ Монин В.Н.».
— Разрешите? — заглянул внутрь.
На меня поднял взгляд пухляш в очках и нелепом расписном галстуке в ромбик при рубашке с коротким рукавом. Никогда не понимал, как можно носить галстуки с такими рубашками. Впрочем, потом пиджаки с футболками и кедами будут носить, и ничего.
— Войдите, — директор заставил свой взгляд оторваться от вороха бумаг. — Вы кто?
— Виктор Николаевич, я от Караваева, он вам звонил по поводу трудоустройства.
— А... Да-да. Конечно, — при упоминании начальника местной милиции пухляш даже разулыбался. — Какое у вас образование?
— Работать буду не я.
— Вот как? — директор поправил очки и удивленно на меня уставился.
— А кто же?
— Вот, — я положил на стол листок.
Монин внимательно прочитал и недоуменно хмыкнул:
— Ну-у… Вообще мы так на работу не принимаем. Человек сам должен прийти. А вы кто ему, собственно, будете?
— Скажем так, доброжелатель… Вам Михаил Олегович привет передавал и просил посодействовать.
— На такую должность вакансий у нас нет, — задумчиво пробормотал директор, потирая широкую, как у Леонова, лысину. — Но если Михаил Олегович просит… Мы можем ее взять временно. На декретную должность. Освободится через месяц. Приходите недельки через три.
— Вы не поняли, — замотал я головой. — Этот человек должен выйти на работу уже завтра. Максимум — послезавтра. Михаил Олегович сказал, что будет очень вам признателен и в долгу не останется.
— Хм… Что же делать? — директор ослабил узел галстука и вытер платком лоб, пожевал губу, нажал на кнопку переговорного устройства и сказал. — Оленька, зайдите ко мне, пожалуйста.
Затем повернулся ко мне и закивал:
— Мы что-нибудь придумаем, молодой человек. Так Михаилу Олеговичу и передайте.
— Это еще не все, — я продолжал улыбаться и старался говорить как можно мягче, — У меня не совсем обычная просьба. Поставьте, пожалуйста, новобранца в ночную смену? Каждый день.
— Каждый день? — брови пухлыша встали домиком. — Но это противоречит КЗоТу…
— Хотя бы временно. На недельку. Придумайте что-нибудь…
* * *
Вахрамеев договорился с Палычем, и тот отрядил нам прокурорского следака для проведения обыска в гараже Гусева. Повод был. Возможно, Гусев и есть Потрошитель, ведь не зря он стрелял в Берга и просил немаленькую сумму взаймы у Кузьмича. Гад, наверняка собрался навострить лыжи. Еще и эти вырезки газетные у него в квартире из криминальной хроники.
Дело возбудили по факту покушения на убийство практиканта. По нему и вынесли постановление о производстве обыска в гараже Хирурга. Что ж, нам любая бумажка подойдет.
Выдвинулись с утра в гаражный массив. Вахрамеев и Погодин, проникнувшись моим планом, бурно обсуждали поимку Потрошителя. Выдвигая версии одну невероятнее другой, кто бы мог им оказаться.
В список потенциальных подозреваемых попал даже начальник милиции Караваев, который много месяцев не мог вообще усмотреть наличие в городе серийника. А после моего приезда не особо горел оказывать мне содействие в его поимке. Хотя вот с директором молокозавода дела помог уладить.
Не обошли подозрения стороной и нового завотделения роддома, Тамару Павловну Резникову. Но к той пока не подберешься. Юридических оснований нагрянуть к ней с обыском нет. Есть лишь наши догадки, что бездетная гром-баба, теоретически, могла слететь с катушек и начать кромсать молодок. Тем более, раз уж после того, как она застукала Берга, который собирал для мне информацию, роясь в журналах, на следующий день чудесным образом в архиве и ординаторской случился пожар, уничтоживший все врачебные записи. А после в студента и вовсе стреляли.
— Командир, — задумчиво проговорил Вахрамеев, — я тебе еще не доложил по родственникам убитых. Переговорил со всеми второй раз. Совсем из головы вылетело в свете последних событий. Так вот… Все дети у погибших родились вне брака. Но это ты и так знал. Родители и ближайшее окружение на них давили, что нехорошо людям в глаза смотреть будет.
— То есть, — сказал я, выруливая на грунтовку, что вела к гаражам по ул. Партизанской. — Они, фактически, вынудили их отказаться от новорожденных? Потому и помалкивали при наших расспросах?
— Получается, что так. Кроме одной, которая с бабушкой жила. Та просто была легкомысленная особа и не слишком обремененная семейными ценностями. Любила погулять, и в планы ее растить ребенка совсем не входило.
— Постойте, — воскликнул Погодин. — А ведь об этом, ну, что они бросили детей, могли знать не только работники роддома, но и больницы, где младенцы проводят первый месяц жизни. И «Дом малютки» еще есть. Что если Потрошитель поучал информацию оттуда? А не из роддома, как мы думали.
— Возможно, — я задумчиво кивнул. — Вот только есть тогда одна нестыковочка. Всех матерей оперировал Гусев. Как Потрошитель мог об этом узнать, выбирая жертву?
— Получается, как ни крути, — кивнул Федя. — А тропинка ведет к злополучному роддому.
— А может, в их больничной карте, с которой они поступают в «Дом малютки», указана информация о враче, осуществлявшем родовспоможение? — предположил Вахрамеев. — Тогда круг возможных подозреваемых расширяется.
— Бл*ха… — я закусил губу. — Ещё как расширяется. Вот подбросили вы мне новой работки. Надо будет проверить детские медкарты, и если там действительно Гусев обозначен, придется отрабатывать работников этих учреждений. А то и правда, что-то мы на одном роддоме зациклились.
Машина въехала в чуть извилистый и ухабистый ряд гаражей.
— Вот он, — ткнул пальцем Вахрамеев в один из них. — С зелеными воротами.
Я остановился. У гаража уже крутился прокурорский следак с двумя понятыми и широкомордый работяга с ломом и кувалдой.
— А это еще кто? — нахмурился Погодин, разглядывая молотобойца.
— Медвежатник, скорее всего, — предположил я. — Вернее, его грубая версия. Слесарь-взломщик.
Мы вылезли из машины. Следак был далеко не молодой мужик с уставшими глазами и лицом, изрезанным морщинами. В таком возрасте обычно уже в прокуроры выбиваются или в замы. А этот — всего лишь капитан по-нашему. Он обмахивался полами кителя. Жарко в форме.
— Ну что ж, товарищи, — следователь протянул нам руку. — Приступим, а то у меня еще дел невпроворот. Не понимаю, к чему вам понадобился этот гараж.
Видно было, что прокурорскому это распоряжение Палыча жало, давило и натирало, как та самая форма в жаркую погоду. Но человек он подневольный. Хотя следователи и позиционировались всегда как лица процессуально-независимые и самостоятельные в принимаемых решениях, но на деле было все не так радужно. Над каждым следаком (особенно над милицейским) числилась куча начальников разного пошиба. Начиная от непосредственного начальника отделения или отдела — и заканчивая начальником управления и его замами.
Собирались в свое время вывести следствие в отдельную структуру. Но в итоге это коснулось только прокурорских, а ментовские так и застряли в подчинении горрайорганов МВД.
Понятые, двое потерто-замасленного вида мужиков, несмотря на жару, одетых в подобие рваной робы и кирзачи, с любопытством ожидали действа.
— Ломай, — скомандовал следак «медвежатнику».
Тот поплевал на широкие ладони и попытался просунуть плоский конец лома между створками. Но ворота лишь насмешливо скрежетнули в ответ и не дали протиснуться орудию. Мужик покряхтел, поматерился и попробовал вогнать лом с размаху. Бум! — словно ударил в глухой колокол. На торцах створок отслоились кусочки ржавчины, но ворота не сдавались. Бум! — ничего не изменилось. Хороши запоры. Так до утра можно долбить.
Это всем было понятно. Горе-медвежатник повернулся к нам и растерянно пожал плечами:
— Не идет, зараза, что делать будем?
