он и я качаю головой.
— Другой телефон — поясняю я и он моргает глазами. Другого телефона у него нет. Значит не слишком то умный. Значит — не держит так называемый «burner phone», на всякий случай.
— Только один телефон? Точно? — делаю вид, что собираюсь надеть на него пакет и он сучит ногами и мотает головой.
— Не надо! У меня только этот телефон! Клянусь! — торопливо шепчет он. Как и Усикава из одна тысяча невестьсот восемьдесят четвертого года — он уже один раз взглянул в глаза смерти и теперь жаждал отсрочить следующую встречу — до дрожи в коленках. Это неправда, что можно привыкнуть к ее дыханию в затылок — никогда не привыкнешь и чем дольше она дышит, вздымая каждый волосок на шее дыбом — тем хуже становится. Можно впасть в ступор, можно отупеть от Ее постоянного присутствия, но не привыкнуть. Залихватски мотнуть головой «что, в первый раз?!» — вряд ли получится. По крайней мере я так и не смог привыкнуть сам и не встречал людей, которым бы удалось.
Так и Оба Иошито — всего то минута с чем-то с пакетом на голове и вот он уже готов сотрудничать и делать что угодно, лишь бы этот пакет снова не оказался у него на голове, а его легкие не раздирала бы мучительная боль от невозможности вздохнуть. Однако боль не самое главное… главное — панический страх. Страх перед чем-то, что ты даже осознать не в состоянии, животный страх, что ты так и останешься с этим пакетом на голове — навсегда. Ведь это несложно — снова натянуть его на голову и примотать скотчем в районе шеи, а потом — подождать. И осознание этого — повергает его в ужас. Сейчас нельзя дать ему опомнится и начать придумывать себе варианты и способы. И я начинаю задавать вопросы. Быстро, один за одним. Друзья. Связи. Даты. Сколько раз они проделывали это с девушками — тут он пытается юлить, но я снова натягиваю пакет ему на голову, и он отчаянно мотает головой и открывает рот, что-то пытаясь сказать, закричать, но у него нет воздуха в легких и когда пакет с головы снимается — он уже сломан.
— Я… я не помню — признается он: — но больше десятка точно! Мне очень жаль!
— Тихо, не ори — говорю я: — или …
— Да! — снижает голос он: — как скажете! Я не виноват! Это все Рио-кун и Танака! А я просто выполнял их приказы! Они бы убили меня, если бы я ослушался!
— Этого я у тебя не спрашивал — говорю я и у него в глазах снова плещется ужас. Если бы я привязал его к стулу и пассатижами вытаскивал ногти — он бы страдал, но не сломался бы. Если бы я показал свою злость, свой гнев — ему не было бы так страшно. Страшно — это когда с тобой говорят спокойно, без эмоций. Когда ты не понимаешь, что происходит и что от тебя нужно.
— Адреса. Имена и фамилии. Степень участия — говорю я и он выкладывает все, что знает. Шизука — записывает все на диктофон, тот самый, который мне в свое время дала Натсуми.
— Хорошо — киваю я, когда фонтан красноречия иссякает и сведения начинают повторятся: — теперь к делу. Если ты раскаешься в содеянном — то у тебя будет шанс прожить еще немного. Ты раскаиваешься?
— Да! Да, конечно! — хватается за соломинку Оба. Я подношу к его глазам шокер и нажимаю на кнопку. Треск разряда заставляет его дернутся.
— Это шокер. Полицейская модель. Если ты будешь дергаться, я угощу тебя разрядом и натяну такой знакомый пакет тебе на голову. Примотаю скотчем и оставлю тебя так… думаю что тебя найдут только через неделю, когда начнешь пахнуть. Понятно?
— Д-да! Я сделаю все, что скажете!
— Хорошо. — переворачиваю его на живот и высвобождаю одну руку. Кладу перед носом бумагу и ручку. Он выгибается и вопросительно смотрит на меня. Никаких попыток сопротивления, он слишком испуган для этого.
— Пиши. — командую я: — Я… фамилия, имя — прошу прощения у всех, кого обидел. Раскаиваюсь и знаю, что мне нет прощения. Точка. Все. Давай сюда. — забираю у него бумагу и ручку. Кладу бумагу на стол. Снова завожу руку за спину, фиксирую там, засовываю кляп в рот. Киваю Шизуке, чтобы присмотрела за ним. Она — в норме, серьезна и сосредоточена, блевать или истерить не будет. Молодец. Такие вот люди на гражданке не востребованы, ей бы в спецуру, готовая психопатка. И вся ее якобы любовь — на самом деле лишь предлог к фанатизму и насилию. Наш человек. Темный попутчик внутри меня призывает переломать Обе все кости, насладится его хрипом, кричать ему в лицо и спрашивать «а как ты думаешь было твоим жертвам, а? они тоже умоляли, тоже просили не делать этого — ты слушал? Ты слушал?! Вот, это карма, сукины ты сын, получи и распишись!»
Но тонкие стены, соседи, спящие за стеной и необходимость сделать все в лучших традициях войск специального назначения — «да и не было тут никого»… плюс педагогический эффект. Я обучаю Шизуку умению контролировать себя и свои закидоны, нельзя ей дурной пример подавать. Потому я запихиваю темного в угол, и он с ворчанием удаляется. А я — открываю ящики с одеждой и наконец нахожу то, что искал. Хороший кожаный ремень с прочной пряжкой. Проверяю на прочность. Выдержит. Нахожу взглядом металлическую скобу под потолком. Да, она слишком близко к стене, но как там говаривал Филеас Фог — «используй то, что под рукою и не ищи себе другое». Формирую петлю, делая скользящий узел, фиксирую на скобе, подтаскиваю табурет. Оба лежит на животе, ни черта не видит и голову не поднимает. Накидываю ему на глаза повязку, снимаю полотенце с ног и заставляю встать.
— Делай как я говорю и будешь жить. Сколько — там посмотрим — говорю я ему в ухо, и он послушно встает на ноги. Они его не держат, подкашиваются, я помогаю ему идти. Повязка на глазах не
