о ценах на молоко и мясо, об ужине, о новых сапогах и о том, что скоро придут дожди. Я сделала по рынку три круга ошеломлённая с одной стороны тем, что понимала смысл фраз, а с другой тем, что таинственные и загадочные эльфийские шифры оказались точно такими же бытовыми разговорами, какие можно было услышать в любом другом районе Вергена.
В гостях у Несы был Дин. Дети ожесточённо спорили — маленький краснолюд не верил, что Неса видела дракона.
— Тётенька ведьмачка, скажите ей, что это неправда! — воззвал он ко мне.
— Друзьям надо доверять, Дин, — обтекаемо ответила я, и Неса, на шею которой вернулся амулет с зерриканской монетой, закричала: «Понял теперь?!» Эйлин разложила в фарфоровые вазочки медовую вишню, и дети тут же забыли о споре.
— Сегодня я познакомлю тебя с подругами, — объявила мне эльфийка на Старшей Речи. — Мы будем вышивать, а ты слушать и записывать.
— Они согласные, я слушать и записывать? — наконец, выговорила я, повторив часть фразы за Эйлин.
— Они знают, — засмеялась она, — и даже делают ставки на то, сможешь ли ты их понять.
В первый вечер клуб вышивальщиц одержал безоговорочную победу. Эльфийки говорили очень быстро, ещё быстрее, чем их иголки управлялись с тончайшими золотыми нитями, и говорили одновременно, и к концу посиделок я перестала понимать не только Старшую Речь, но и всеобщий. Эйлин, которая вышивала узор по ярко-синему шёлку, утверждала, что всё в порядке. Домой я шла со звенящей пустотой в голове и не сразу сообразила, почему эльфийский квартал стал выглядеть непривычно и странно — шатров прибывших в Верген скоя’таэлей на площади не было.
Марго знала не больше моего. Её новый поклонник был из рыцарей Александра, которым, по всей видимости, не раскрывали планов насчёт Дол Блатанна.
— Гильем сказал, что дела скоя’таэлей их не касаются, — сообщила она и вздохнула: — Но я точно знаю, что лагеря Иолара под Вергеном больше нет. Но это и к лучшему.
Наутро я проложила маршрут к дому Эйлин обходными путями так, чтобы встретить Киарана на выезде из Северных ворот. Эльфа я встретила, но Киаран, похоже, свято соблюдал первую заповедь Исенгрима о контроле информации — он только загадочно улыбался и советовал ждать. Спросить у него когда вернётся Иорвет, я так и не решилась.
Подруги Эйлин, как я втайне и надеялась, оказались чуть более осведомлены. Я сумела распознать по их разговорам, что был гонец, было письмо и было собрание скоя’таэльских командиров. Потом разговор свернул на действительно важные вещи: семейные дела, здоровье и детей, и больше мне выведать не удалось ничего.
Ночью я лежала в своей каменной нише и не могла заснуть. Марго дома не было, и мне не хватало её жизнелюбия и непрошибаемого оптимизма, чтобы выпутаться из овладевшего мною после собрания рукодельниц внезапного раздрая чувств. Дело было даже не в Иорвете и не в бесконечном ожидании, хотя и в них тоже, а в том, что было давно подавлено и вытеснено, отложено на потом и забыто. Как приблудившийся бродяга, я грелась у чужого семейного очага и рисовала динозавров маленькой эльфийской девочке, а ведь когда-то я рисовала динозавров совсем не ей. Или то была не я? В руках я крутила кольцо, пропуская между пальцев цепочку и не решаясь его надеть, — сколько времени я не была в мире по ту сторону сна, избегала его? Чужое прошлое, которое забывалось днём, как давний сон, не отпускало, а никакого другого прошлого у меня не было.
Послышался звук ключа в замке, поскрипывание двери — Марго вернулась домой. Она тихонько напевала и привычно хлопала крышками сундуков. Я надела цепочку с кольцом обратно на шею и моментально заснула.
***
До Саовины остался один день. Приморозило, камни мостовой звучали звонко, и ломкие ободки изморози стягивали лужи. На площадях сложили костры. Завтра от прошлогодней лучины зажгут самый большой — тот, что на площади у таверны, потом от него те, что помельче и разбросаны по городу, а от них вергенцы разнесут свежерождённый огонь по домам. По итогам сегодняшнего матча с вышивальщицами у меня была ничья. Я поняла если не всё, то почти всё, и даже сумела пересказать строгой Эйлин парочку сплетен.
Дома было жарко натоплено. Дрова трещали, пламя вырывалось и чёрными дымными языками облизывало каминную полку. Марго сидела у самого жара и смотрела на полыхающую книгу. В руках у неё была следующая.
— Что ты делаешь?! — воскликнула я.
— Иду в светлое будущее, — сквозь зубы процедила она и швырнула том с золотым вензелем в огонь.
Подскочив, я хлопнула Аардом, из камина взметнулось облако золы. Выхватила ещё не успевшую заняться пламенем книгу. Присыпанная пеплом Марго в ярости вскочила:
— Почему я не могу исполнить волю Иерарха Хеммельфарта в своём собственном доме?! — закричала она, но подбородок её предательски дрожал.
— Потому что это и мой дом тоже, — ответила я и шагнула к ней. — Что случилось?
Она упала мне в руки, уткнулась носом в плечо и расплакалась.
— Они жгут мои книги, Яна! — восклицала она. — По всему Новиграду горят костры из моих книг!
Марго достала из кармана смятое письмо.
— Мой издатель пишет, что бежал из города. Он разорён! Эти чудовища приравняли любовь к магии и уничтожают её!
— Ну же, ну… — успокаивала я, прижимая содрогающуюся романистку к груди. — Любовь невозможно уничтожить.
— Зато возможно уничтожить их! — с надеждой она заглянула мне в глаза. — Ты поможешь мне?
— Ведьмаки не охотятся на иерархов, — ответила я, и Марго, поникнув, горько покачала головой и показала на дотлевающую в камине кожаную обложку.
— Поделом мне… В этой книге я убила падшую женщину по имени Лукреция. Я списала её с сокурсницы в Аретузе, которая насмехалась надо мной весь год, что я была там. Её звали так же, — Марго опять показала мне письмо. — Маркус написал, что Лукрецию сожгли в Новиграде незадолго до его отъезда.
Романистка опустилась на стул и отрешённо смотрела в камин, в котором опять заплясало пламя.
— Какой бы она ни была — она не заслужила такой смерти. Я чувствую себя так, будто самолично убила её.
