Конечно, нож в умелых руках оружие не хуже, но до рукопашки пока еще не дошло?
Крики под окнами раздались еще более громкие. Вскрикнула болезненно царица Мария. Да уж, она бунтов боялась до истерики.
Софья же…
Простите, но тех, кто пережил девяностые, кто видел, что творилось со страной в то время, напугать сложно. Софья отлично понимала, что это опасно, что она тоже может пострадать, но к чему паниковать и истерить раньше времени?
Интересно, есть ли в Москве какие-нибудь полки и как скоро их можно перебросить сюда?
С Ординым-Нащокиным не посоветуешься, он в церкви, с остальными. Хоть бы не пострадал… а вот Воин Афанасьевич…
Софья переглянулась с братом, и они вместе скользнули в тихий уголок. Идею лететь за помощью, Алексей одобрил. Так же согласился, что ему нельзя — ребенка послушают далеко не сразу, будь он хоть трижды царевич, и знает его не так много народа, и мало ли что по дороге случится…
А вот Воин Афанасьевич, особенно если ему дать грамоту от царя и запечатать его печатью… есть же такое в кабинете?
Наверняка…
— Вот вы… царевич-государь, позвольте к матушке, она волноваться изволит, — княгиня Лобанова-Ростовская заглянула в угол, где шептались двое детей. Софья бросила быстрый взгляд на Алексея. Если сейчас его к царице, это на полчаса, точно, а сейчас каждая минута на вес золота. Но…
Боги, почему она не воспитывала так своего сына?!
Алексей Алексеевич выпрямился, казалось даже, став выше ростом.
— Княгиня, подите к матушке и скажите, что я сейчас занят. Я приду через десять минут.
Анна Никифоровна так ошалела, что у нее даже рот приоткрылся правильной буквой «О».
— Софья, ты идешь со мной.
И так напористо двинулся вперед, что княгиня и в себя-то прийти не успела, не то, что слово сказать.
— Лёшка, какой ты молодец!
— Я сейчас ищу Воина, а ты пишешь письмо. Сможешь?
Софья только фыркнула. Вопрос был смешным. Да, мелкая моторика у нее развивалась слишком медленно, по ее меркам, но писала она уже неплохо. Просто буквы выходили слишком угловатыми и принужденными, что ли… но по здешним меркам — неплохо. Сойдет за душевное волнение во время бунта.
Не нагорит ли им от отца?
Пусть сначала все выживут, потом разбираться будем!
Княгиня догнала их через три минуты. И загородила своей тушей дорогу.
— Государь царевич, матушка приказала…
— Поди вон! — рявкнул от души мальчишка, который физически чувствовал, как утекают драгоценные минуты. Там, в церкви, его отец, его друзья, а он тут препирается с какой-то курицей?! — И чтоб я тебя больше не видел, иначе велю со двора гнать нещадно!
И добавил несколько слов, почерпнутых у казаков. Софья только присвистнула. Мысленно.
Княгиня, которую в жизни матом не обкладывали, тем более царевичи, окаменела и дети обошли ее с двух сторон. Нет, если бы Лешка орал, топал ногами, кричал, как это делают дети…
А он — приказывал. Научился в школе-то, с казаками, с другими детьми… Он вполне по-взрослому изволил гневаться и был способен выполнить свой приказ. Это было видно по тому, как рука его легла на рукоять кинжала, по оледеневшим синим глазам, по недоброй кривой улыбке… романовская кровь.
Преследовать их Анна Никифоровна не решилась — от греха. Да и что тут скажешь? Лучше уж пока на глаза царице не попадаться, все равно та в таком душевном раздрае, что и не вспомнит, что кому поручала.
А дети тем временем добрались до царского кабинета. Сейчас — удачно пустого и запертого. Хотя запертым он оставался недолго. Такие замки системы «кирпич пудовый, амбарный» Софья еще в двадцатом веке шпилькой открывала.
Откуда навыки?
Так если кто помнит те замки, которые то ломались, то ключи к ним терялись, то еще что… хоть на стройке, хоть в общаге — этот навык было получить проще простого. Этот замок тоже не устоял перед детским обаянием.
Софья тут же ринулась писать записку, а Алексей отправился на поиски Воина Афанасьевича. Долго искать и не пришлось. Мужчина был неподалеку от покоев царевны Анны, здраво рассудив, что на улице он ничем не поможет, а тут, если что, сможет хотя бы увести любимую и спрятать. Или сложить за нее голову. С ним также был десяток казаков. Алексей, не долго думая, вцепился в мужчину и выложил ему свой план. Письмо сейчас будет готово, отвезти его в Москву и пригнать сюда полк на помощь. И чем скорее, тем лучше. Если что — хоть отомстить…
Воин колебался недолго. Взял с царевича слово, что тот позаботится о тетке — и через двадцать минут (можно бы и раньше, но пока письмо было написано, пока чернила высохли, пока печать) уже был на конюшне. Из Коломенского выехать было совершенно невозможно. Толпа не трогала бояр, но любого подозрительного разодрали бы на сорок кусков, просто захмелев от безнаказанности. Поэтому мужчина поменялся одеждой с одним из конюхов, чтобы по дороге не остановили, кое-как продрался через толпу и направился в Дьяково, благо, оно было рядом. Там он сообщил о ситуации младшему Разину, получил от него эскорт в виде четырех казаков — и хороших коней — и помчался в Москву, что было сил. Сам Разин только ругался и ждал известий. Не с его силами было идти разгонять бунт, ой, не с его. Оставалось только ждать.
В письме, врученном Воину, был приказ всем полкам немедленно идти на помощь, в Коломенское. Ну а кто не подчинится… по законам военного времени — и никаких проволочек.
Софья и Алексей, отправив гонцов, удрали на верхний этаж, где сейчас никого не было, нашли подходящее окно, из которого открывался хороший вид, влезли на подоконник и принялись разглядывать людей. Вокруг церкви пока еще стояли тонкой прослойкой верные царю люди, но они все прогибались и истончались под натиском толпы. Кровь пока не лилась — слава Богу, но все могло перемениться в любой момент. К тому же, глядя на толпу, Софья могла отличить не только всякую рвань и пьянь, но и…
— А там, вроде, и стрельцы есть? — Софья смотрела пристально.
— Да и одеты пришедшие не то, чтобы бедно…
— Это плохо…
— Чем?
— Если это кто-то специально затеял, — Софья прикусила губу. — Отцу опасно выходить из церкви.
— Но он выйдет. И попадет к этим…
— Тут мы все равно ничего сделать не сможем.
Алексей выругался.
— Сонь, придумай что-нибудь! Ты умная!
Что она могла придумать?
— Лёшка, мы сейчас можем только наблюдать. Мы пока еще бессильны. У нас здесь нет людей, нет ничего, нас даже никто не послушает… Что могли мы сделали. Что еще?
— А если…
— Выйти к ним? — угадала Софья.
— Я — царевич.
— И что? В такой суматохе, Леша, удобно убивать. Или красть. Не говоря уж о том, что мы пока еще маленькие и грош цена нашим словам. Слушать нас не будут, зато за нами вылетит мать — и такое завертится — сто раз пожалеем о начатом…
— Черт!
Софья горько вздохнула.
— Лешка, мы сейчас можем только наблюдать и ждать. Если все пойдет по худшему сценарию и с отцом что-то случится — именно тебе брать все в свои руки. Мстить, править, наводить порядок…
— А если…
— А если по лучшему — то нам и делать ничего не придется. Отсюда все видно, посмотрим спектакль.
Про представления мальчишка знал. Устроился поудобнее, так, чтобы видно было и толпу, и церковь, где шла служба…
— Сонь, с чего это могло начаться?
— А с того, Леша, что своих денег у нас нет. Чужие монеты закупаем и из них свою перечеканиваем. Не должно так быть…
— А что надо делать, чтобы…
— Свои рудники устраивать, монету такую чеканить, чтобы ее подделать сложно было, работать много…
Софья объясняла, а глаза ее не отрывались от толпы.
Специально это — или спонтанно?
Кто спровоцировал? Зачем? Чего ждать дальше? Как отреагирует ее отец? Останется ли он жив? Вопросы роились взбесившимися пчелами, а ответов все не было и не было…
Оставалось только наблюдать.
* * *
Наконец служба закончилась. Двери храма открылись, и царь первым появился на пороге. Софья поневоле восхитилась Тишайшим. Простите, нужно немаленькое мужество и очень серьезный характер, чтобы выйти к ошалевшей толпе и встать на крыльце храма. Бояре-то описались…
Хотя — нет.
Афанасия Ордина-Нащокина Софья опознавала за версту. Стоит за царским плечом, гордо стоит, не прячется. Хотя ему что? Он сейчас ни к чему не причастен…
Слов Софья разобрать не могла, но видела, что отец что-то говорит, гордо выпрямившись. Видела, как к нему подходят несколько мужчин, выделившихся из толпы. Разговор длился и длился, девочка кусала губы, не обращая внимания на брата, который стискивал ее ладонь до боли…
Что же будет, что будет?
Но пока все было спокойно. Люди тихонько гудели, как высоковольтная линия, царь пытался увещевать, голос народа то повышался, то понижался, к боярам, кстати, почтения не проявляли.
