И Феодосия готова была помогать царевне. Она чувствовала себя необходимой сыну. А еще…
Была у нее такая мыслишка глубоко внутри, была…
Софья — сестрица любимая у царевича, а Иванушка к ней тоже привязался. Неужто царевич, случись так, не поспособствует счастью?
Софья эти мысли легко просчитывала, но разрушать не торопилась. Время у нее еще есть, лет до шестнадцати — точно.
Второе же везение…
Ордин-Нащокин — младший. Воин Афанасьевич, помотавшись по заграницам и наевшись презрения к «русским дикарям» полной ложкой, готов был помогать. К тому же, вина за ним была и немалая, а как ее загладить? У царя ему ничего не светило, а у царевича перспективы были достаточно радужными. А еще в Дьяково была царевна Анна Михайловна, на которую мужчина поглядывал с явным интересом. И то сказать, толстенная русая коса, большие синие глаза и статная фигура могли заставить биться быстрее не одно сердце. А себе Софья честно признавалась — окажись Анна Романова в двадцать первом веке — мужиков бы лопатой разгоняли. И дало было даже не столько во внешности, сколько в сияющей улыбке. Женщина почувствовала себя нужной и счастливой, а что еще требуется для привлекательности?
Ну и дай бог…
Софья была довольна уже тем, что все шло мирно, спокойно, определялось место каждого человека в школе, а остальное — дайте время!
Да, мы пойдем медленно, постепенно, но время же еще есть? Правда?
* * *
Васька, разинув рот, смотрел на въезжающие во двор школы кареты. Да, среди ребят ходили слухи, что будет новый набор, но что, как, кого — никто не знал. А — вот.
Никто толком ничего не знал, но на территории школы спешно строилась еще одна казарма, расширялась конюшня, спортивная площадка, благо, Софья, когда чертила проект школы, закладывала ее «на вырост».
В неведении мальчишки оставались недолго. Вечером того же дня перед ними выступил царевич Алексей. Всех построили на учебном поле для игры в мяч — и царевич вышел перед строем. В обычной простой рубашке, в холщовых портах, единственным его отличием от босоногих ребят были аккуратные сапожки. Но и у мальчишек стояли не хуже, разве что не такие расшитые да дорогие… Просто ни к чему сапоги на тренировке, босая-то нога — она цепче и ловчее.
— Товарищи мои. Да, товарищи, потому что год мы проучились вместе. — Голос мальчика был звонким, но не дрожал и не сбивался.
— Сегодня к нам начали приезжать новые ученики. Прошу вас отнестись к этому серьезно. Вы — первый набор царевичевой школы. Именно глядя на вас, они увидят, чему здесь учат, чего они могут достичь, какими стать. Прошу вас не драть перед ними нос, а помогать, чем возможно. Учить, показывать… к каждому из вас будет прикреплен один новый ученик, к некоторым — по двое — и вы будете за них отвечать. Отнеситесь к этому серьезно. И еще… не позволяйте драть перед собой нос. Вы — воины. Будущие защитники государства. В том числе — вы будете защищать и бояр, и князей. Это они вам обязаны, а не вы им, помните об этом. А еще о том, что все люди равны перед богом. И, — на губах мальчишки вдруг проскользнула лукавая усмешка, — что вы знаете и умеете больше, чем боярские и стрелецкие дети и можете это доказать. И будьте готовы доказывать. Все вы здесь ученики — и они такие же, как и вы. Не забывайте. И что можете попросить у меня суда и помощи — тоже.
Васька почувствовал… восхищение. Никогда бы он не смог так сказать. А вот царевич… и сказать, и сделать… сможет ли гон когда-нибудь ну не так же, но хоть как-то? До сих пор ведь иногда на уроках риторики запинается. И казацкие ухватки ему не все хорошо даются…. А ведь придется кого-то еще учить, показывать… ой, мамоньки! Нипочем ему не справиться! Страшно-то как…
Может, хоть не сразу?
Увы, судьба, в очередной раз не спросив мальчишку, подкинула ему задачку на следующий же день. Княжеского сына.
Михаила Григорьевича Ромодановского.
Васька только и сказал, что «ой, мама…».
Мальчишка и отдаленно не знал о том, что Софья и царевны расписывали все по людям задолго до приезда новичков. Не знал, что к нему, как и к остальным воспитанникам школы, приглядывались весь год, что собирали все сведения о тех, кто хотел поступить в царевичеву школу. И что они посчитали — справится.
Он не знал, но это не отменяло факта.
Ему, бывшему босяку, придется учить княжеского сына. А если он не послушается?
Опять-таки, о том, что за всеми воспитанниками строго приглядывают и казаки, и слуги, и девушки — и обо всем, даже самом незначительном, доносят царевне Анне, а через нее и Софье — он тоже не знал. И что ему могут прийти на помощь — тоже. Васька должен был справиться сам. Своего рода переходной экзамен.
* * * * * *
Княжич оказался невысоким щекастеньким мальчишкой, который тяжелее петушка на палочке явно ничего не поднимал. Мамки-няньки помогали. Васька посмотрел на него, вздохнул — и представился.
— Утро доброе, Михаил. А я Василий. Я на первое время приставлен тебе помогать.
— Слугой, что ли?
Васька тряхнул головой.
— Э, нет, слуг тут ни у кого нет. Сами одеваемся-раздеваемся.
— Как — нет? А…
— Сами по кухне дежурим, посуду моем, кровати застилаем, полы метем…
Судя по круглым глазам мальчишки, Васька сказал что-то страшное. М-да, не жил он никогда под мостом. И в канаве не ночевал. И на зиму в трактир не нанимался, за крышу в хлеву и объедки. Васька улыбнулся.
— Да ты не думай, это все не страшно. Раз в неделю-то….
Страшно. Наверное…
— Зато тут интересно! Грамоте учат… вот ты разумеешь?
Мальчишка важно кивнул.
— Разумею.
— А на латыни? На франкском?
Ответом были удивленные глаза.
— Научат… Нас вот год уже языкам учат.
— А еще чему?
— Цифири разной, чтению, письму, церковные книги читают да объясняют, про соседей рассказывают, воинским ухваткам учат, верхом ездить… да все так сразу и не перечислишь…
— А ты тут тоже учишься?
— А я — первый набор царевичевой школы.
— А какого ты рода?
Васька чуть поежился, но откуда-то на язык сами собой всплыли слова.
— Самого высокого. Нам царевич всем — отец родной, а мать — земля русская, христианская, православная. Лучшего и не надобно. Высшая честь, какая есть — родину защищать, за то и голову сложить не жалко.
После такого заявления Михаил чуть опешил. Обычно-то как. Ты князь? Нет? Значит, букашка. А тут что-то новое, да еще так заявлено. А Васька, не развивая опасную тему, потянул мальчишку за собой.
— Пошли, я тебе все здесь покажу. Мне на сегодня увольнительную дали, чтобы я с тобой позанимался, завтра уже с утра гонять начнут…
— Княжича?
— Так с нами царевич заниматься не брезгует… говорит — науку познавать не зазорно, глупцом быть стыднее… Пошли?
Михаил послушно последовал за своим гидом.
Нет, будь он постарше, поопытнее, пожестче — не так сложился бы этот разговор. Но дети очень быстро забывают про социальные границы, если им интересно. А в школе все было ново, непривычно — и загадочно. И все выяснить хотелось больше, чем ругаться и ставить себя. Да и не было рядом ни стада холопов, ни мамок-нянек, ни… никого знакомого. И что делать? Особенно ежели отец строго-настрого наставлял, ни с кем не ссориться, а с царевичем дружить и всячески ему потворствовать, дабы товарищем стать.
Не начинать же с лая да ругани? А потом уже и ругаться не захотелось, насмотревшись на местные порядки, да ребят…
* * *
— Сонечка, мы завтра едем в Коломенское.
— Зачем?
Софья уже не коверкала речь. Как-никак, почти пятилетка, время-то летит. Попала в трехлетнее тело, ближе к четвертому году жизни, теперь ей почти пять. Год прошел, чуть больше, а сколько сделано?
— Сонюшка, так братец письмецо прислал. Хочет видеть меня на именины в Коломенском.
— Тятя? — уточнила Софья, хотя кто бы еще мог вытащить царевну Анну из Дьяково.
Женщина кивнула.
— А кто еще едет?
— Мы все…
— А в школе кто?
— Танюша согласилась приглядеть. И Аввакум Петрович присмотрит за порядком…
Софья чуть улыбнулась краешками губ. Эти двое присмотрят, а то ж! И кто бы думал, что они так споются? Татьяна же в Никона была влюблена по самые ушки, а Аввакум — тут вообще отдельная статья. Борец за счастье во всем мире. И чтоб никто от него не ушел обиженным, вот! А гляди ж ты! Татьяна любила людей идеи, поэтому увлечь ее оказалось просто. Переключатель повернули — и она уже смотрит восхищенными глазами на Аввакума, а тот, знай себе, соловьем разливается про ересь погубительную. А заодно гоняет всех школьников вдоль и поперек, заставляя учить языки и требует учить языки, чтобы потом перевести с латыни и греческого старинные религиозные тексты. Софья подозревала, что толку будет чуть, но если человеку хочется?
