направился в сторону внешнего КП. Пешком. Ну да, логично. Машину мою он явно по поручению пригнал.
Я пересел на то место, где он сидел. Опустил руку между, нащупал между скамьей и стенкой бумажный уголок. Осторожно вытащил и сунул в задний карман штанов.
Конспирация, да… Почему-то я так и не проникся серьезностью вот этого всего. Ну да ладно, раз правила игры такие, значит по ним и будем играть.
Записку я читал в туалете. Сидя на закрытом крышкой унитазе. Разворачивая бумажку, сложенную в треугольник «фронтового письма», я иронично подумал, что это вот восприятие «ну не станут же они в сортире камеры вешать», наверняка ошибочна более, чем полностью. Испорченный правами человека разум резонно замечает: «Ну не будут же они следить за тем, как люди в туалет ходят? Это же право на приватность!» А ехидный внутренний голос добавляет: «Ага, сидит такой кагэбэшник за своим пультом, видит, как подозреваемый открывает дверь туалета и стыдливо выключает камеру. Нехорошо же подглядывать за людьми в сортире, ай-яй-яй!»
Но мне, по большому счету, было пофиг. Ну ладно, самую чуточку может и не пофиг, но какая-то часть моего сознания продолжала воспринимать все происходящее забавной игрой в реальности. И заражала остальные части личности этой самой несерьезностью.
«Приглашаю на печево и чай в честь годовщины своей свадьбы. Гостей зову к восьми, не опаздывай».
Интересно, я что, должен знать, когда у вредной старухи годовщина свадьбы? Или БВИ такие данные хранит? Шифровка была понятна и прозрачна, никаких вопросов. Вот только дата…
Я повертел бумажку в руках. Обычный листок из тетрадки в клеточку. С полями и неровно оборванным краем. Посмотрел сквозь него на просвет лампы. Ах, вот оно что…
Если присмотреться, то были видны следы от того, как писали в этой тетрадке. Будто человек настолько сильно давил на ручку, что буквы отпечатывались. И особенно отчетливо виднелось слово «сегодня».
Ну, допустим, я все понял, товарищи конспираторы. Посмотрел на плюшку. Половина пятого. Кажется, кто-то сегодня на обеде говорил, что собирается в Соловец.
Да, точно. Завхоз. Ему надо на склад, пополнить запасы стирального порошка, мыла и еще каких-то важных и нужных вещей для комфортного функционирования нашей базы в лесу. Значит, можно попробовать упасть к нему на хвост. А обратно…
Ладно, подумаю об этом потом. В конце концов, попрошу Романа решить эту проблему. В конце концов, я для него стараюсь. Иначе не стал бы вообще общаться с мутными личностями вроде Феди и его бабули.
На мою удачу завхоз поехал в Соловец не сам, а отправил вместо себя Тимоху. Нашего разнорабочего и на все руки мастера. И рубаху-парня. И тот без проблем согласился добросить меня до Соловца. И сказал, что если я управлюсь со своими делами до девяти, то может еще и обратно меня забрать. Потому как, раз уж выпала такая удача, то он собирается ей воспользоваться на всю катушку.
— Если ты понимаешь, о чем я толкую! — заговорщически сказал он и подмигнул.
Разгадывать логическую загадку не пришлось, потому что он всю дорогу только и трещал о своей зазнобе Иришке, с которой ему из-за работы приходится видеться от случая к случаю. Пытался убедить ее устроиться к нам на кухню — отказывается. Мол, медведей боится. А какие у нас медведи? Так, пару раз месяц к забору топтыгины выходят, конечно, но на территории же их нет, так ведь?
Я слушал всю дорогу его треп, поддакивал и кивал.
Он высадил меня на повороте к объездной, рядом с внушительным памятником, изображающим выходящую из гранита подводную лодку. Неплохо, кстати, сделано. Даже где-то стильно. С одной стороны — неровная каменная скала, суровая и северная. С другой — тупорылый нос незнакомой модели подлодки. Явно старой. На полированных гранитных боках — латунные заклепки. Из объяснений, к чему все это, только год — тысяча девятьсот шестьдесят третий. Что-то это должно значить, наверное.
Я бы постоял полюбовался подольше, было что поразглядывать, работа и впрямь симпатичная. Но погода как-то не располагала к созерцанию. Если на базе было сравнительно безветренно, то здесь в Соловце промозглый и довольно сильный ветер швырял в лицо то брызги, то крохотные острые ледышки. Хотелось укутаться поглубже в капюшон и как можно быстрее оказаться в том месте, где чай и печево.
Так что я оставил в покое гранитную подводную лодку, сориентировался и потопал в сторону дома Тадны Тойвовны.
Я сидел в продавленном кресле в самом дальнем углу и переводил взгляд то на одного участника «чаепития», то на другого. Всего дома у саамской шаманки собралось восемь человек. Вместе с ней и Федей. Не считая меня.
Запоминать их имена мне было лень, так что я просто дал им мысленные клички.
Усатого я уже видел, так что особо к нему не присматривался. Но успел заметить, что тот переоделся. На базу он заезжал в штанах и куртке типичного шофера или вообще грузчика, а сейчас на нем был пиджак, белая отглаженная рубашка и брюки с идеальными стрелками. Кудрявые волосы уложены на косой пробор. Вместе с усами-бровями и выражением лица, к его образу напрашивалась розочка в кармане и баян.
Еще был длиннобородый дед. По комплекции он мог бы играть Деда Мороза, если просто поменяет вязаный свитер на красную шубу. Но вот выражение лица у него было такое злющее, что любой ребенок от него под стол бы спрятался. Мне, во всяком случае, захотелось. Так что я мысленно назвал его «Карачун-бабай».
Третий мужик был толстенький, с туповатым лицом «сладкой маминой булочки», в клетчатой рубашке, коричневых штанах и подтяжках. Подтяжки вместо ремня он выбрал явно потому, что на его обширной талии ремень с задачей удерживать штаны, не справился бы. В меру упитанный юноша уже весьма неюных лет получил от меня кличку «Карлсон».
Остальные трое выглядели ничем не примечательно. Да и на собрании особо ничего не говорили.
Через первые полчаса их сборища я вообще перестал понимать, для чего меня позвали. Потому что происходящее напоминало скорее семейные посиделки. Компашка лопала карельские калитки и жареную рыбу, гоняла чаи и обсуждала какие-то совершенно отвлеченные вопросы. Карачун жалился, что у него покосился лодочный сарай и пытался разными хитрыми намеками склонить то Федю, то усатого, чтобы те помогли ему в починке надворной постройки. Потом стали обсуждать невесту усатого, которой он как раз сегодня сделал предложение. Коллегиально сошлись на том, что он с ней еще намучается, потому что она та еще выдерга. Потом вообще скатились к обсуждению личной жизни совершенно незнакомых людей.
Я заскучал и начал поглядывать на часы. Когда стрелки показывали без пятнадцати восемь,
