Демон откровенно заржал мне в лицо, но потом вскочил и, сделав круг, разгоняя бабок, замешкавшихся на его пути, как испуганных кур, деловито поднял ножку у тополя под умильные вздохи женщин. Затем мы, управляемые незаметными движениями поводка, припав носом к земле, выбежали со двора. Несколько самых бойких пенсионерок, во главе с Аллой Никитичной, выбежали вслед за нами, но, конечно, быстро отстали и только смотрели вслед, приложив ладошки ко лбу, прикрываясь от лучей встающего на востоке солнца. Мы с Демоном бодро шли «по следу». Не знаю, насколько мой пес чувствовал запах болонки, но колебания брезентового поводка он улавливал хорошо, с силой увлекая нас по выбранному мной маршруту. Минут за пять мы добежали до старого квартала трехэтажных домов, расположившихся напротив Дома культуры «Каменщик», что притулился на краю парка «Кленовая Роща». Маршрут наш закончился возле серого куба будки запасного выхода из бомбоубежища, стоящей во дворе трехэтажного здания послевоенной постройки. Отпихнув в сторону возбужденного пса, я заглянул в дыру, ведущую вниз. Грязно-белый комок метрах в трех внизу вскочил и возбужденно затявкал. От радости, что кто-то ее навестил, Ника, забыв о возрасте и приличиях, подпрыгивала вверх почти на полметра, как молодой щенок. Я вздохнул и, развернувшись, начал спускаться вниз, осторожно нащупывая ногами ржавые металлические скобы. Ночью, когда я спускал на дно камеры запасного входа Нику, я чуть не сорвался в темноте с влажных и скользких металлических скоб. Если что, лететь бы пришлось вниз минимум на пару метров, на покрытый толстым слоем грязи и мусора, заваленный обломками кирпича бетонный пол. Ника, видя вверху ушастую морду возбужденно взвизгивающего Демона, с которым у нее в последнее время сложилась взаимная симпатия, была рада видеть даже меня, охотно пошла ко мне на руки и даже попыталась облизать мне лицо.
– Ну, пойдем, узница совести, домой, а то мама тебя заждалась, все дома в округе на уши подняла.
С трудом выкарабкавшись из неудобного лаза, прижимая к себе одной рукой возбужденно верещащую болонку, я встретился взглядом с удивленно таращащимся на меня местным дворником.
– Вот, соседская собака потерялась и к вам тут упала, – бодро доложился я оператору метлы и лопаты.
Он сочувственно закивал и вернулся к кучке окурков, лежащих у его ног.
Входили мы в наш двор очень торжественно. Была выстроена рота почетного караула, оркестр играл «На сопках Маньчжурии», были слышны залпы артиллерийских орудий. Да, насчет орудий я переборщил, но вальс играл какой-то дед в соседнем доме, с утра выставив на окно акустические колонки. И бабки, выстроенные шпалерами в количестве не менее тридцати единиц, встретившие наше триумфальное появление радостным шумом, вполне заменили почетный караул. Не доходя метров пять до основной группы, я спустил Нику на землю, и она, восторженно визжа, бросилась в объятия присевшей на корточки, заплаканной, уже от счастья, хозяйки. В общем, все поют и пляшут, как в индийском кино. Постояв минут пять, глядя на этот праздник победившего добра, я потянул Демона в сторону подъезда.
– Павел, подождите, – светлые глаза из-под толстых стекол очков в упор смотрели на меня: – Спасибо вам, Павел, за то, что вы с Демоном нашли Нику. Поверьте, я никогда не забуду, что вы для нас с Никочкой сделали.
– Не за что, Алла Никитична, не стоит. Главное, что все остались живы.
Надеюсь, что завтра в голове моей внезапно подобревшей соседки вновь не проснутся горгоны или горгульи. Будем считать операцию по принуждению к миру условно успешной. Расходы составил только кусок печенки, с силой брошенный с девятого этажа на твердь асфальта для создания паники и зловещего антуража.
Глава тридцатая. По агентурным данным
Октябрь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
Вернувшись с ужина, я обратил внимание, что мой напарник очень возбужден: глаза блестят, постоянно начинает напевать какой-то бодрый марш, все время зависает в каких-то сладких мечтах.
– Дима! Дима! Что у тебя случилось хорошего, пока меня не было?
– Ничего.
– Давай колись!
– Да ничего не случилось, все в порядке.
– Я вижу, как у тебя все в порядке, даже распирает изнутри. С кем-то познакомился? С Леной помирился?
– Нет, с Леной не мирился, и вообще, в глаза ее не видел уже целый месяц.
– Дим, ты что как девочка ломаешься. Я с тобой в угадангу играть не буду. Не хочешь говорить, не надо.
– Ну меня просили не говорить никому.
– Ну просили и просили, проехали. Вон смотри, мужики драться собираются. Эй, граждане, мы идем к вам!
– Да ладно, вон, они побежали уже. Давай я тебе скажу, только ты ничего не говори, пообещай.
– Дим, я обещать ничего не буду, тем более, если почувствую, что ты влез в какую-то мутную хрень.
– Мне информацию слили по убийству. Кто убил – имя и кличку сказали, и где человек живет. Ты мне подскажи, как бумагу оформить правильно, чтобы мне в зачет раскрытие пошло.
– А какое убийство, где и кого убили?
– Мне сказали, что женщину изнасиловали и убили в Ноябрьском сквере неделю назад.
– Понятно, давай подробности рассказывай.
– Человек в пивнушке был, на Закатной улице, три дня назад. Случайно разговор услышал. Там за соседним столиком два мужика бубнили. Ну а у человека слух хороший, он и…
– Человек с хорошим слухом – это Павел Афанасьевич Кудюмов, который наш общий знакомый сторож со склада?
– Ну да. А как ты догадался?
– Не знаю. Почувствовал. И что дальше?
– Ну вот, парень, которого называли Лешей Корелом, второму рассказывал, что ему баба его корефана, который на зоне чалится, назначила встречу в парке. А он типа в розыске, и только ночью с ней согласился встретиться. Ну, а при встрече она на него наехала не по-детски, что он ее дроле денег должен, как земля колхозу, и что он кореша своего ментам сдал, и если он ей эти деньги не вернет, то она всем расскажет, что он стукач, и его тут же и кончат. А потом эти парни вышли из пивнухи и пошли в соседний дом, в дальний подъезд. Что скажешь?
– Дим, я скажу, что я такую лютую дичь ни разу не слышал, только в старых советских фильмах про шпионов видел.
– Да ну тебя! К тебе по-человечески обратились, а ты…
– Ладно, не обижайся, а как ты вообще на складе оказался?
– Да я иду мимо, а Павел Афанасьевич меня зовет через ворота. Там вода от дождей скопилась на складе, он ее отвести пытался, а у него что-то с рукой, типа вывиха. Ну я взял совковую лопату, за две минуты землю откинул, а он меня чай пить зазвал, с сушками. Помялся-помялся, а потом все это рассказал.
– Ну не знаю. Как-то все не реально, очень по-киношному звучит. А убийство такое по учетам есть?
– Есть, я узнавал. В ночное время, в Ноябрьском сквере, только там женщину избили, а потом еще ножом ткнули несколько раз. До сих пор темное.
– Дим, ты понимаешь, что тебя будут спрашивать, даже не спрашивать, а пытать, кто источник информации. И твои отмазки – типа обещал не говорить, тут не принимаются. Я даже последствий не знаю, что с тобой сделают, если не расскажешь, откуда ты узнал.
– Скажу, что мужик на улице подошел, сказал, а пока я блокнот доставал, он убежал.
– Блин, ты что-нибудь более тупое не мог придумать?
– Паша, мне в голову другое не приходит. Если ты мне друг, то придумай сам, но Павла Афанасьевича я называть не буду, и тебя, как друга, прошу не говорить никому о нем.
– Дима, ты в такой мутный блудень влезаешь, что у меня даже слов нет. И не надейся, что я кому-то что-то скажу. Мне только к такой мутной истории причастным оказаться не хватало. Твоя информация – сам с ней и разбирайся. А бумагу вечером напишем, я покажу, как оформлять.
Минут через десять я не выдержал повисшего между нами глухого и отчужденного молчания.
– Дима, я вот не могу представить себе, что в баре, где между столиками меньше метра, сидят два жульмана, причем один из них человека убил, женщину своего друга, и они это в полном зале пивнухи обсуждают. Ну не складывается у меня картинка. Это гон или подстава какая-то. Ну хочешь, мы завтра поедем, этого Корела установим и задержим… Кстати, а какой дом?
