— А неплохая у них база, — позавидовал Жека. — И покачаться есть где, и в кафешку тут же сходить.
— В этой кафешке только они и зависают, — усмехнулся Графин. — Какой в ней смысл-то, если левых людей нет, ни тёлок, ни пацанов? Местные сюда не ходят, зная это. А неместные, если случайно придут, тут же и отвалятся, посмотрев, что там за рожи виснут. Не. Нам и у Славяна в офисе нормально. Та же кафешка, только без лишнего геморроя.
— Ты этого Салмата лично видел? Как он выглядит? — спросил Жека, осторожно поставив дипломат с винтовкой на пол.
— Лысый. Лет 40. Среднего роста, по-моему, татарин или башкир по внешке. Не сказать, что сильно накачанный, но мышцы как у бойца. Ходит в чёрной кожанке и джинсах, ездит на «БМВ» с охранниками. Сейчас они как раз должны подъехать.
— Ясно... — сказал Жека, надевая рабочие перчатки.
Открыв дипломат, за минуту собрал винтовку, нацепил оптический прицел, отцентровал его, прикрутил глушитель, вставил магазин, дослал патрон в патронник. Всё.
— Сейчас гляну, что там у них, — тихо сказал Жека, в оптический прицел разглядывая окрестности.
От позиции до ожидаемой цели дальномер показал 159 метров — строящийся дом не вплотную примыкал к улице. Перед ним планировалось построить ещё что-то, наверное, сквер или площадку для отдыха, так что из кафе заметить стрелка в здании было сложно. Впрочем, так же сложно и разглядеть что-то внутри помещений спортивного клуба и кафешки. Освещения там сейчас не было, и с улицы видно только ближайшее расстояние от окон, метров пять, куда падал солнечный свет. В кафе за ближайшим столиком сидели два мордатых парня в кожанках. Пили пиво, играли в карты.
Перед зданием стояло две машины — семёрка белого цвета и красная девятка.
— Не вижу никого похожего на Салмата, — заявил Жека. — Качки какие-то сидят, и всё, а больше никого нет.
— Как он приедет, сразу увидишь, — ухмыльнулся Графин. — Сразу три машины. Две наших русских, и черный бумер. Как приедет, и вылезет из тачки — сразу стреляй. Он спортивный, шустрый, почти бегом в клуб по ступенькам подымается. Бодрячком себя держит.
— Откуда ты всё это узнал? — удивился Жека. — Тут же видно так себе.
— А это, как ты думаешь, на что? — Графин вытащил из кармана театральный бинокль. — На толкучке купил за пятихатку. Я в армии разведчиком был, чё мне кента этого не выцепить? Задача легче, чем поссать за угол сходить. Смотри! Едут! Готовься!
Графин через бинокль наблюдал за тремя машинами, приближающимися со стороны Москвы. Машины остановились прямо на дороге, перегородив её. Двери открылись, и бандиты стали выходить наружу.
Салмат любил ездить на переднем, и действительно был как на шарнирах. Шустро открыл дверь, быстро выскочил на улицу, огляделся, бросив взгляд из-под темных очков в разные стороны. И прямо в правое стекло очков прилетела первая пуля. Жека осторожно нажал на спуск, когда Салмат случайно посмотрел на стройку. Пуля пробила голову навылет, как гнилой арбуз. Стекло очков треснуло, а из затылка выплеснулась струйка крови. Салмат мешком повалился на асфальт. Второй, третий и четвертый выстрел Жека произвёл как в тире, когда стрелял по мишеням, осторожно поворачивая ствол, чтобы не сбить прицел. И стрелял по водителям машин, чтобы они не газанули куда подальше. По идее, дело сделано, но раз уж начал, надо докачивать и мочить всех, пока есть патроны.
Охранник — здоровенный мордоворот в спортивке, выбравшийся из задней двери и тут же выхвативший ствол, стал растерянно оглядываться, не понимая, откуда прилетает. И тут же поймал пятый выстрел, прямо в черепушку. Перестав дергаться, мордоворот дернулся и свалился окровавленным лицом на крышку багажника «БМВ».
Жека отсоединил пустой магазин и вставил полный, и снова взглянул в прицел. Хоть перезарядка заняла немного времени, обстановка изменилась. Четверо оставшихся в живых бандосов побежали к входу в спортивный клуб и почти скрылись бы, если не устроили толчею у двери, пытаясь первыми проникнуть внутрь. Пять выстрелов, четыре трупа, повалившихся друг на друга. Те, что сидели в кафе, видя такое развитие событий, геройствовать не стали, побросали карты и ломанулись куда-то внутрь помещения.
— Всё! Пошли! — Жека с винтовкой наперевес и дипломатом быстро пошёл к выходу из квартиры. Выйдя на лестничную площадку, бросил в пустую шахту лифта и винтовку, и дипломат. Перчатки снял и сунул в карман. Так же тихо, стараясь не шуметь, покинули стройплощадку, выйдя через ограду. По одной из тропинок среди кустов пошли в сторону шоссе, находившегося примерно в километре. На половине расстояния попалась другая тропинка, ведущая в центр городка. Здесь и расстались.
— Ну ладно, братан, дальше не пойду, — заявил Графин. — Лови тут на трассе тачку до города, и доедешь быстро, за пятихатку довезут в любую дыру. Я в гостиницу. Как и говорил, через пару дней тронусь до нас. А тебе удачи в Гермашке.
— И тебе удачи, береги себя, Графин, — Жека хлопнул по крепкому плечу подельника, пожал руку, и пошёл в сторону шоссе.
Идти пришлось недолго. Шум автомобилей становился всё громче, вот уже и впереди показалась насыпь с проносящимися туда и сюда машинами. Жека по тропинке выбрался наверх, перелез через железный отбойник, встал с краю обочины и огляделся. В обе стороны проходила широкая четырёхполосная дорога, прямая как струна и гладкая как стекло, по которой в обе стороны проносились множество машин почти непрекращающимся потоком. В правой стороне ехали в основном фуры и другие грузовики, легковушки топили по левой полосе. Но иногда среди вереницы грузовиков тащились медлительные пенсионеры, в основном на Москвичах и Запорожцах. Одного из них и тормознул Жека. Красный «Москвич-412», едущий в правом ряду, метров за пятьдесят стал тормозить, увидев голосующего Жеку, сжавшего в руке тысячную купюру.
Москвич съехал на обочину и остановился, что в это беспокойное время было, конечно же, безрассудством — слишком много в такой ситуации пропадало водителей вместе с автомобилями. Но сейчас ещё день, клонящийся к вечеру, на трассе много машин, и водитель решил рискнуть: экономическая ситуация в стране диктовала идти на любые заработки.
— Куда надо? — спросил скрипучим голосом дед за рулём машины, когда Жека открыл дверь и заглянул внутрь.
— До ВДНХ, гостиница "Космос" — важно ответил Жека и помахал тысячей. — Вот. Тысячу дам.
— Поехали, молодой человек, — согласился дед. — Мне, конечно, немного не по пути, но ради вашего вознаграждения сделаю крюк.
Пока ехали, Жека смотрел в окно, с водителем почти не разговаривал. А дед оказался болтливым. По его словам, работал до пенсии в каком-то крупном НИИ, проектировавшем сооружения для Министерства обороны, и ныне обанкротившемся и закрытом.
— Даже здание продали коммерсантам! — жаловался дед. — Куда всё идёт? Такое ощущение, что ситуация в стране на самотёк пущена. Разве это дело? Сам видел, как секретную документацию на помойку кипами выносили из архива. Разбирали дачи растапливать и задницы, извините, подтирать. Куда это годится?
— Такое время, — пожал плечами Жека. — Мы никак не можем повлиять на ситуацию. Ничего не можем сделать, только адаптироваться к этой среде. Принять игру. Больше ничего не остаётся.
— За страну, за социализм надо и нужно бороться! — внушительно сказал дед, крутя баранку. — Что мы детям оставим? Нет страны! Всё развалено ещё от Горбачёва, а что дальше будет?
Жека промолчал. Очевидно, что ничего хорошего не будет. И если ты хлебал тюрю при СССР, то будешь хлебать тюрю и при демократах, что наглядно было видно и сейчас. Если не начнёшь смотреть по-новому на вещи.
Доехали до гостиницы за час. Жека сунул деду тысячу и пожелал удачи.
— А в вас, молодой человек, видно провинциала, — заметил дед.
— Почему ж это? — удивился Жека.
— Не знаю, — пожал плечами дед. — Считайте это шестым чувством. Я ваших за километр чую.
— Не шестое чувство это, — рассмеялся Жека. — Если вы заметили внимание к окружающему, то лишь потому что я по натуре любопытный. Хотя, если Люберцы назвать провинцией, то да, я провинциал.
