Но тут, на «Берёзовском» разрезе, другие экскаваторы — ЭРШРД, производства Ждановского завода. Этот, роторного типа, что сейчас шагал, специально спроектировали для местного разреза, монтировали два года и запустили только в прошлом, восемьдесят шестом, году. Два десятка ковшей, закреплённых на роторе-«колесе» гигантской самоходной машины, способны добывать до 5250 кубометров угля в час!
— Что, парень, хочешь в кабине посидеть? — с превосходством спрашивает меня горный мастер разреза Павлюкович.
— Конечно! — уверенно киваю я, стараясь сделать морду повосторженней.
Боюсь выбиться из образа любопытного паренька. Так-то мне лезть никуда неохота.
Далее уголь по конвейеру длиною двадцать километров движется на ГРЭС, которая расположена между городом Черненко (бывшее Шарыпово) и поселком Дубинино. Дубинино — поселок угольщиков, а Черненко — энергетиков. Хотя все по-прежнему называют его «Шарыпово». На ГРЭС мы тоже заехали и даже пообедали там в рабочей столовой. Вкусно, сытно и недорого. Я в рубль не уложился лишь из-за отменной сметаны. Взял две порции. Густая, не то, что в магазине продают, очевидно, из подсобного хозяйства, а может, из соседних колхозов.
После обеда заседание в райкоме расширенным составом. Обсуждаем разные проблемы, в частности, строительство дорог.
— Уже и белые мухи падали, а асфальт всё кладут. Технология нарушается, товарищи! — возмущается местный глава, будто не его обязанность за этим следить. — В следующем году требую все дорожные работы проводить вовремя и только в подходящих погодных условиях!
«Ничего и через тридцать лет не изменится», — опытно пророчествую про себя я.
— У нас, в Дубинино, нужно подстанцию скорой помощи открывать. Пока там есть только круглосуточный фельдшерский пункт, но этого для поселка в несколько тысяч жителей крайне недостаточно, а до города ехать минут двадцать! — сейчас докладывает женщина из поселка угольщиков — дама лет сорока, худая, с болезненно брезгливым выражением лица.
Она сидела рядом со мной и была почему-то недовольная всем с самого начала.
— Есть вопросы, товарищи? Предложения? — спрашивает молоденькая девица из президиума — хорошенькая мордастая малышка.
Вид у неё, как у отличницы, а может, таковой и была.
— У меня есть! — неожиданно для всех поднимаю руку я.
— Вот, знаю я, что у вас имелась проблема со школами — не доставало мест в начальных классах. Классов было организованно так много, что не хватило букв алфавита, пришлось делать первый «а штрих», первый «б штрих» и так далее. Сейчас вы в своём докладе не упомянули о ней. Решили?
На меня смотрят с любопытством, больше всего, конечно, местные, я для них тёмная лошадка.
— Проблему решили ещё год назад, сейчас ведётся строительство ещё одной средней школы на семьсот пятьдесят человек. Напомню, в прошлом году мы уже ввели в строй школу номер шесть, — сухо ответила докладчица и собралась было уйти со сцены.
— Подождите, почему вы уходите? — торможу её я. — Я хочу слышать развёрнутый ответ на данный вопрос. Когда новая школа примет учеников? И как вы решили вопрос с первыми классами? Насколько я помню, выселили музыкальную школу из старого деревянного здания в никуда.
— Слушайте, молодой человек, я не знаю почему вы решили, что можете задавать мне вопросы, я уже вам ответила. Если вопросов нет, то у меня всё!
Развожу руками, глядя на Шенина в президиуме, который сначала замешкался, а потом громыхнул:
— Анатолий Валерьевич, поясни, что не так?
Встаю и иду к микрофону на сцену.
— Объясню. Стройка КАТЭК — молодёжная, и многие тут нашли не только интересную и важную для страны работу, но и личное счастье. А что за счастье может быть, вы понимаете. Дети. В прошлом и позапрошлом году ребятишки, которые родились на заре этой всесоюзной стройки, пошли в первый класс. И две дубининские школы, пятая и шестая, не смогли вместить всех. Было принято решение организовать для сорока — сорока! Товарищи, обращаю внимание на это! — классов обучение в помещении бывшей музыкальной школы. Это неприспособленное для обучения детей здание, к тому же опасное в плане пожарной безопасности. Как вы знаете, щитовые дома сгорают почти моментально, минут за пятнадцать. Когда детей мало, их можно эвакуировать быстро, а когда школа переполнена?
— Там дежурят постоянно родители! — с места крикнула недавняя выступающая. — Мы заботимся о безопасности детей.
— Не надо кричать с места, у вас была возможность выступить, — оборвал я её, махнув рукой, чтобы села обратно. — Я совсем недавно был учеником зональной комсомольской школы. Так вот, мы совместно с комитетом ВЛКСМ КАТЭКа взяли шефство над этим объектом, предложив дежурить ради безопасности детей в школе. Но я и не думал, что это затянется более чем на год. Что получается? Дети учатся в три смены, музыкальной школы нет, и заниматься дополнительным образованием негде, а сроки ввода в эксплуатацию новой большой школы — секрет? Вы почему об этой проблеме умалчиваете?
Звенящая тишина. На фоне благополучного отчета райкома, присыпанного для видимости легкой критикой, мой разнос выглядит впечатляюще.
— Да, а мне тоже интересно, когда будет готова новая школа, и когда отдадут здание музыкальной школы? — линкор по имени Шенин развернул башню своего главного калибра в сторону местных властей.
— Оксана Михайловна, ответьте, — шустро перевел стрелки местный босс.
— Не слышала, чтобы это вы предлагали дежурство в школе, — зло выплюнула слова в мою сторону Оксана. — А строительство школы по плану закончат в девяностом году, ну, может, в девяносто первом.
— Это долго. Следующий год или, на крайний случай, восемьдесят девятый. Дети для нас — самое главное. А насчет дежурства? Есть соответствующее решение горкома ВЛКСМ, где поддержано мое предложение. Поднимите бумаги, посмотрите, — обращаюсь к Шенину я.
— Поддерживаю, и край поддержит. В общем так, товарищи, в следующем году к первому сентября жду от вас приглашение на открытие школы, — кивнул Шенин.
— У нас, кроме соцкульбыта, есть и другие проблемы — надо наращивать темпы добычи угля. В следующем году мы должны выдать на сто тысяч тонн больше! — не подумав сказал райкомовец.
— Для кого это всё? Ну, эти тонны? Для наших же советских людей! И тонны эти не вместо заботы о детях должны быть, а вместе, — не согласился с ним Шенин.
После собрания народ гудел. Я же не стал слушать шепотки и тем более спорить, а отправился в гостиницу. Банкет на какой-то местной базе сегодня тоже будет, но настроения туда идти нет.
Утром в воскресенье выезжаем в Бородино. Перед отъездом меня нашёл глава райкома и что-то начал вещать — про роль молодёжи, про перестройку, про правильную критику. Олег Семенович стоял в сторонке и посмеивался.
— Я ведь поднял решение собрания, и — да, там ваша фамилия значится в качестве инициатора противопожарного дежурства. Огромное вам спасибо за заботу о наших детях, — на прощание пожал мне руку дядя.
— Можно подумать, я за спасибо работаю, — проворчал я, садясь в машину.
Вроде тихо, но шеф услышал.
— Всё правильно сделал, а то что нагрубила эта Михайловна, так это от возраста. И её и твоего. Ты молодо выглядишь просто. Но не расстраивайся — эта беда проходит, — подбодрил меня Шенин.
Опять до Назарово, уже без остановки там. Потом Ачинск и, не заезжая в Красноярск, к вечеру мы прибыли в Бородино. Бородино — совсем молодой город, по размерам меньше, чем Черненко, и статус города он получил только лет пять-семь назад. Старых домов тут мало. А местный разрез — самый крупный в стране. «Тридцать миллионов тонн — задача добыть за следующий год». Это уже первый секретарь горкома КПСС нам докладывает. Тут тоже работает много машин с Красноярского экскаваторного завода, и мой старый знакомый и спонсор по линии МЖК Остоженко рвётся в поля, проверить свою технику. Еле уговорили его до утра подождать. Темно уже, да и устали все за семь или восемь часов пути. Банкет проходит почему-то во Дворце культуры. Он называется неожиданно «Пианист». Шучу! «Угольщик». Как он ещё может называться? Красивое белое здание с мощными колоннами на входе. Нас человек сорок-пятьдесят, моё место… ну, не у параши, но и не рядом с высокопоставленными гостями. Посадили около окна. Смотрю на падающий снежок, на растущую под самым окном ель. Высокая, я и половины дерева не вижу, а находимся мы на последнем, третьем, этаже. Рядом со мной какой-то местный дядя лет тридцати. Вот тот грустит, что ему места рядом с начальством не досталось, а мне всё равно. Что-то тостуется, наливается, и я налил себе для приличия стопарик. Чокаюсь, не пригубляя даже.
