Отдельного рассказа заслуживает тот момент, когда подал голос сундук. По хорошему, следовало просто оставить его вмёрзшим в лёд — колдуны, вернее, волшебники, внутри просто бы задохнулись со временем. С другой стороны, просто убить их вот так, мне было нелегко. Как-то нехорошо на душе становилось. Засомневался я… Где-то слыхал, что сомнений нет только у идиотов и подонков. Поэтому, мол, умные редко могут повести за собой толпу — они слишком прислушиваются к другим. К счастью, в этом мире всё устроено лучше. Я тут априори главный, потому как в правильной семье родился. Так что я мог спокойно поинтересоваться мнением остальных.
— Да что тут думать, — тяжело вздохнул Сперат. — Пойду, найду свой кинжал.
Взвешенное решение. В живых оставлять обитателей сундука нельзя.
— Вообще, когда берёшь с меча вражеский обоз, есть правило, — сказала Гвена, то и дело ревниво поглядывая на ведьмочку. — Шлюх, лекарей, ремесленников, и чародеев — не трогать. Они служат всем.
Хм-м… Мудрый довод! Действительно, местные волшебники больше напоминают пушкарей и мастеров-оружейников. Им подвластны сложные приспособы, которые будут работать только под их надзором. А душить хорошего мастера — глупо, невосполнимый ресурс.
Эглантайн тем временем разглядывала себя. И так встанет, на ножку свою посмотрит. И за пазуху к себе заглянет… Чего уж там, я на неё залип! Но ненадолго — вспомнил пасть у её оригинала, которая как воронка с зубами, и вздрогнул. Окликнул:
— Эля! А ты что скажешь?
Она на секунду отвлеклась от ощупывания линии бедра, и сказала:
— Так надо спросить у них, что они замыслили. Если скажут, что зла против нас не имеют, это одно. А если злобствовать начнут — так это другое. Только крышку приоткройте, — и добавила тихо. — А то я через железо ложь не чую.
— Слушай, — заинтересовался я. — А у тебя рот нормальный, человеческий?
— Конечно! — и ведьмочка выдала зловещую улыбку, полную одинаковых острых зубок. И тут же задумчиво ощупала их язычком. Бр-р-р… Жутковато…
— Ладно… Гвена, ты мне скажи, а Эля от этой, — я ткнул кинжалом в отрубленную голову ночной хохотушки. — Ничего плохого не подцепит? Что у неё с зубами?
— Да не знаю я ничего! — тут же пошла она в наступление. — Это ж магия!.. Вот ты, знаешь, как лечишь? Знаешь, что в теле у человека есть корни такие, по одним кровь в одну сторону бежит, а по другим в другую?.. Нет! И почти никто не знает, я случайно вычитала. А лечишь ведь!.. Вот и я ничего не знаю, как работает. Ну а так… Всегда в новом теле чуток от меня остаётся, не точь-в-точь превращаюсь. Внешне заметно бывает редко, а вот сила, слух, всякое остальное — остаётся.
— Эля, а тебе крови не хочется?.. — снова повернулся я к ведьме.
Она задумалась, смешно подняв мордочку к небу. И сказала, опять жутковато улыбнувшись:
— Вот когда ты сейчас сказал, захотелось есть… Мясо!
— Кхм-м, — прокашлялись в сундуке. — Простите, что вмешиваюсь, но если это то, что я думаю… А именно — истинное обращение… То вампиризм передаться не должен. Это проклятие души, не тела. И, если вы хотите поговорить об этом подробнее, то…
Тут нервы колдуна, запертого в сундуке, окончательно сдали, и он завопил:
— Выпустите уже нас отсюда!..
Пришлось выпускать. Гвена со всеми предосторожностями обрушила на колдовской лёд свой пиломеч.
Из сундука вылезли старый волшебник по имени Эфест, и волшебник помоложе, Катамир. Старикану на вид было лет семьдесят, но он был ещё крепкий. Увидев Эглантайн в её новом образе, рухнул на колени с гибкостью, о какой я бы уже в сорок лет только мечтал. Впрочем, мозги у Эфеста сохранились ещё лучше: он быстро пришёл в себя, подавил выработанные за десятилетия рефлексы, и выпрямился. Держался вежливо, но с достоинством.
Катамир всё больше молчал, отвечая только, когда к нему обращались. И вообще всячески делал вид, что он просто тень Эфеста. Они были даже внешне похожи.
После непродолжительного допроса, сверяясь с показаниями Элиного «детектора лжи», я убедился, что эти волшебники не планируют на нас нападать. Больше того, выяснилось, что они не испытывают к своей бывшей госпоже никакой привязанности, и даже при случае были бы не против поспособствовать её безвременной кончине, хотя последнее они так прямо не сказали. Причина оказалась проста — господам волшебникам было плохо жить в Золотой Империи. И они, похоже, не планировали в неё возвращаться.
— Ну, это понятно, — хмыкнул в ответ на такое откровение Сперат. — Под кровососами-то жить кому понравится?..
— Почти всем нравится, — неожиданно сказал Эфест и погладил бороду. — Если ты недалекий тупой крестьянин, и всю жизнь сапаешь мотыгой землю, то тебе может показаться жизнь в Золотой Империи лучше, чем даже тут, в Караэне…
— Что⁈ — изумился мой оруженосец.
— Он думает, что говорит правду, — тут же доложила Эля.
— Интересно будет послушать подробнее. Но только в другое, более удобное время, — вмешался я. — Вы, господа, пытались нас убить. Так и быть, мы не станем вам мстить. Но этот долг — долг крови, и он останется на вас. Я наложу на вас виру. Для начала, придется вам присоединиться к моим спутникам, и помочь мне в одном деле…
— Да!.. Наконец-то, обратно возвращаемся! Приму ванну! — обрадовалась Гвена.
— Нет, — оборвал я её. — Мы не вернёмся к свите. Переночуем у Эли, и двинемся дальше, к долгобородам. Мы и так потеряли много времени.
Пожалуй, вот и всё основное, что произошло с нами после драки. Мы ещё довольно долго приводили себя в порядок. Я копил ману и пытался хоть немного подлечить наскоро перевязанных товарищей. Можно отдельно долго рассказывать, как ведьмочка с довольной рожей помогала Гвене ловить лошадей, теряя всё больше кусков своего платья. И как Гвена завидовала, когда видела её, а потом бесилась, видя наши рожи — очарование нового тела Эли пробивалось даже через боль и усталость.
Если опустить всякие выматывающие и не очень увлекательные подробности, через пару часов мы, наконец, сидели вокруг очага в домике Эглантайн. Она с озабоченным видом шустрила по дому, наливая нам травяной отвар, и угощая орехами. На такой диете только худеть!.. Хорошо, хоть у запасливого Сперата в «жадносумке» нашлись остатки вина, и немного сушёного мяса с вонючим сыром. Божественно вкусно!..
Отдельно меня радовало, что мы нашли хоть часть наших коней. Коривиэль, умничка, пришёл сам. Ещё двух перепуганных лошадей привели Гвена с Элей. И то, они умудрились их поймать только благодаря тому, что ведьма смогла дозваться до своего ворона, а Гвена бегала не хуже лошади. Без них Эфест бы сюда ещё долго добирался — всё же старик, хоть и явно каким-то «цигуном» занимается.
Надо отдать ему должное — после того, как я официально зачислил его в свой «фольксштурм», он сам проявил инициативу, и обшмонал труп Ректора Фро на предмет всяких полезных вещей. Большую часть он опознать не смог, однако огромную куриную лапу, посох, и сумку, в которую влазит больше, чем должно, он добросовестно сдал мне. Куриная лапа пришлась очень кстати — в ней оставалось ещё немало магии. К тому же, обнаружилось, что ей вполне сносно может пользоваться Сперат. Сумку я забрал себе. Она не только была внутри больше, чем снаружи, но и сильно облегчала вес всего, что в неё положишь. Поэтому я положил в неё сундучок с золотом — надоело ходить без наличности. Посох же отдал Эфесту, старый волшебник уверял, что сумеет им пользоваться.
А потом он с явным удовольствием выпотрошил тушку своей бывшей госпожи, вытащил из неё сердце, и показал мне:
— Как видите, это сердце высшего вампира. Это легко определить — видите, оно превратилось словно бы в кусок черного камня? Это потому, что оно уже очень давно не бьётся. Черный минерал, которым постепенно замещаются ткани сердца, как считается…
— Я это возьму, — радостно воскликнула Эглантайн и забрала у Эфеста его добычу. Но он не сильно расстроился, а наскрёб что-то ещё, продолжая бухтеть:
— Одна из самых больших загадок магического искусства, это тот факт, что на вампиров не действует большая часть опасной магии. А кроме того, их избегают множество сущностей, тот же Пожиратель, к примеру…
