есть у тебя талант — говорит ма, складывая руки на груди и изучая меня внимательным взглядом, так, словно видит в первый раз: — видать от отца достался.
— В самом деле, ма… — говорю я, вздыхая.
— Нет, определенно есть — кивает она своим мыслям: — только твой отец может вот так… ситуацию испортить.
— У меня все под контролем было, пока ты не появилась… — ворчу я, вставая с кровати: — все на мази, так сказать. Тип-топ и все такое…
— Если бы у тебя все на мази было бы, так я бы и не зашла — говорит ма: — получалось бы у вас что, так я бы дверь прикрыла… так что ты мне еще спасибо скажешь потом.
— Ну спасибо, ма…
— И без этого вашего сарказма! Мал еще на мать сарказмом… — фыркает ма и поворачивается, готовясь уйти по своим делам.
— А так хорошая девочка — говорит она, уже повернувшись спиной: — пригласи ее как-нибудь на ужин. И … остальных тоже можешь.
— Обязательно. — киваю я, про себя решив, что я скорее рядом с Дзинтой в муравейник голой жопой сяду. И останусь там, пока меня не обглодают. Уж больно у некоторых членов моей семьи чувство юмора развито.
— Есть время? — спрашиваю я у альфа-прайм косяка социальных apex predators нашего класса. Натсуми сегодня выглядит прекрасно, впрочем, как и всегда, как и должно быть у неформального лидера стаи, которая заботиться о своем положении. Школьная форма сидит на ней идеально, не удивлюсь, если все сшито на заказ и подогнано под ее фигуру вручную, ее волосы собраны в пучок сзади, ее движения отточены и выверены. Она поворачивает голову ко мне. Так поворачиваются орудийные башни на современных линейных крейсерах — быстро, но беззвучно и идеально точно. Орудийные прицелы ее глаз безошибочно находят цель и берут меня в перекрестие, высчитывая дистанцию и угол возвышения, а также степень угрозы и ответных мер. Фугасным, трехсотпятидесятимиллиметровым, трубка десять, прицел пять…
— Ты чего-то хотел, Кента-кун? — спрашивает у меня Мико, стоящая тут же. Конечно, какая королева без свиты, альфа-прайм без стаи, матка без роя. И спрашивать вот такие очевидные вещи — не царское это дело, вон, пусть Мико отдувается, она у нас и так в косяках. Не то, чтобы в немилости, но на карандаше, на заметке — мол есть прегрешения и посмотрим на ваше дальнейшее поведение. Потому то Мико из кожи вон лезет, чтобы вернуть было расположение королевы улья.
— Да. Хотел поговорить с вами — отвечаю я. Говорить «хотел поговорить с Натсуми» становится невежливо, вроде как спрашивает Мико, а я ее не замечаю. Значит так.
— Говори — разрешает Натсуми с блистающей вершины социальной пирамиды нашего класса. Так Клеопатра снисходила к своим подданым, позволяя последним подавать прощения и жалобы. Жалоб на бесчинства римских легионеров в моем дворе у меня нет, однако же и молчать пред ликом светлейшим не след, потом я кашляю, прочищая горло и оглашаю свой манифест.
— Вообще у меня слова в глотке застывают — признаюсь я: — при попытке поговорить с такой очаровательной девушкой… девушками.
— Это правильно — кивает Натсуми. Мико и Кэзуки — кивают вместе с ней в унисон.
— Должно дыхание прерываться — подтверждает Мико, торопливо кивая еще несколько раз: — это же сама Натсуми-сама!
— Сама Натсуми-сама! — вторит ей Кэзуки: — она великолепна!
— Ну хватит — говорит Натсуми и все это словоизлияние прерывается на полуслове: — чего надо-то?
— А я думал, что мы только начали воспевать осанну твоему великолепию — улыбаюсь я, стараясь создать атмосферу непринужденного общения.
— Хватит — повторяет Натсуми: — ты так на Хироши станешь похожим, а мне клоуны никогда не нравились. Говори по делу.
— Окей, по делу так по делу — сам себе поразился, что у меня вырвалось это «Окей». Япония — чемпион по словам, заимствованным на Западе, именно западная культура дала послевоенной Японии так много новых слов и понятий. И так было всегда — нет пророка в своем отечестве, японские самураи были слишком заняты резней друг друга, так что даже изначальную письменность пришлось у Китая заимствовать… как и многое другое. Но на каком-то этапе развития (реформы Мэйдзи, конечно же! Мы же проходили это на уроках!) Япония сменила себе кумира и решительно пошла по западному пути развития, отринув свои традиционные ценности во имя эффективности и валового национального продукта, во имя пушек и ружей, назло катанам и бусидо. Потому-то в речи современного японца — неважно школьника или министра — так часто можно услышать кальку с английского. Все эти «сарада» или «пинку», да что там, в парламенте на полном серьезе недавно обсуждали тот факт, что в речи профильного министра больше английских слов чем японских.
— Он опять завис — говорит Мико и щелкает пальцами у меня перед лицом: — Эй, Кента-кун, проснись! Хьюстон вызывает Кенту! Нам нужен гроза окрестных дворов и детских площадок!
— И ловелас. — добавляет Кэзука: — он же ловелас у нас, да? Вот уже кружок свой создал и трех девушек туда затащил. Наверняка непристойностями там занимаются.
— Тихо! — осаждает своих присных Натсуми и снова поворачивает голову ко мне: — на самом деле я и сама хотела с тобой поговорить. Пойдем-ка туда, где нас никто не сможет услышать — и она двинулась к выходу с грацией черной пантеры. Все-таки у кошек и у женщин очень много общего, даже на эстетическом уровне.
Я пошел за Натсуми к выходу из класса, провожаемый взглядами. Как всегда, большинство взглядов были сочувствующими, все-таки добрый у нас народ. Вот видят, что хищница тащит себе в берлогу, или где там живут большие кошки — кусок мяса, чтобы позавтракать — и выражают сочувствие бедному Кенте. Который и есть кусок этого самого мяса. Нет, конечно, были и взгляды из разряда «так тебе и надо», были и равнодушные взгляды, были и заинтересованные (Хироши), были даже обеспокоенные (Наоми, Томоко),
