до потери сознания, а вернее — до входа в состояние транса. Устроить кросс для наших черно-белых? Полоса препятствия, горная подготовка, рукопашный бой в конце? К сожалению — не получится, велик риск травм, да и долго это будет. Есть другие способы.
Сам по себе обряд инициации просто обязан быть жестким, даже жестоким с тем, чтобы у новичков в дальнейшем возникло устойчивое чувство невероятной ценности этой принадлежности в группе, чтобы все, что они получают в этой группе, было бы для них откровением. Однако же и перегнуть палку, чтобы не дай бог кто-то травмировался во время процесса — недопустимо. Значит …
— Ты опять это делаешь! — заявляет мне Томоко: — ты опять в космос улетел! Признайся, ты о чем-то непристойном думаешь?
— Угу — киваю я. Первая реакция была, конечно, отрицанием — вовсе я не думаю ничего непристойного, однако первая реакция почти всегда ошибочна. В конце концов и непристойностям в голове у парня всегда место найдется.
— Ты даже не отрицаешь этого! — восхищается Томоко.
— А чего отрицать очевидное? — пожимаю плечами я: — среднестатистический мужчина думает о сексе каждые пять минут. А я далеко не среднестатистический, так что даже чаще. Поэтому если видишь меня задумавшимся, можешь сразу же предположить, что я думаю о всяких непристойностях и прочих развратах. Иногда — о мотоциклах и котиках, но как правило о непристойностях.
— Круто! — говорит Томоко: — а меня научишь?
— Обязательно. Ладно, давай подытожим, что мы имеем… — мы с ней сидим в моей комнате у меня дома. Во-первых, мне с ней по пути, а во-вторых, всегда легче думается, если ты свои мысли можешь вслух проговорить и … и все. Вовсе тут нет ничего такого. Нет у меня цели залезть ей под юбку, пользуясь удобным случаем и отсутствием мамы и Хинаты. Ну… практически нет. Я старательно скашиваю глаза на ее коленки и думаю, что я там все уже видел, но поди ж ты… и пахнет она хорошо. Запах такой цветочной свежести у меня в комнате. Думаю о том, что в свою очередь, наверное, пахну не очень — по определению. Парень в пору полового созревания пахнет козлом… этот резкий запах пытаются назвать мускусом, но это козлиный запах, господа и дамы. И если при встрече в школе или на улице еще можно справится со своими феромонами путем гигиены и дезодорантов, то приглашая девушку к себе в комнату такой запах не скрыть. Хотя, с другой стороны — поздно я спохватился, была эта девушка уже у меня в комнате, была, на полу лежала голая, а я ее протирал…
Вздыхаю, изгоняю из головы изображение голой Томоко и строго смотрю на Томоко одетую. У меня дело. Я ее сюда не просто так позвал. Под моим взглядом она слегка смущается и опускает глаза, перебирая пальцами край юбки. Ну чисто Тургеневская барышня, еще бы топиться не пробовала…
— Итак. У нас в активе три крайне энергичные девушки — говорю я. Томоко фыркает. Томоко закатывает глаза и оставляет край своей юбки в покое.
— Девушки! — говорит она: — стервы! Три штуки. Если Мико еще ничего, то эта их Натсуми меня просто бесит! Кэзука — она только поддерживает их если что и у нее всегда с собой куча косметики. Но Натсуми… ты знаешь кто у нее родители?
— Нет — признаюсь я. Мне любопытно: — а кто?
— И я не знаю — отвечает Томоко: — но, наверное, какие-нибудь якудза. Вот бы ее раздеть и посмотреть, есть у нее татуировки в виде змеи, дракона или карпов кои!
— Нету на ней никаких татуировок — говорю я, вспоминая как Мидори-сан застала меня и Натсуми в классной комнате после уроков. Я в тот раз успел разглядеть Натсуми со всех сторон и есть у нее и есть татуировки, то очень маленькие… потому что на ней одежды практически не оставалось. Хм.
— Что? — Томоко смотрит на меня и у нее в глазах что-то вспыхивает: — так ты и ее уже голой видел?! Как? Когда? Нет, самое главное — зачем?! Ты ж теперь от нее не отвертишься!
— Не видел я ее голой! — отрицаю я. Томоко внимательно проверяет зрачок моего глаза на вранье и не верит мне.
— Серьезно, она в трусах осталась — добавляю я и понимаю, что язык мой — враг мой. Томоко округляет глаза.
— Как?! — говорит она: — нет, погоди, погоди — все-таки как?!
— Случайно — признаюсь я: — как-то случайно так вышло. В классной комнате. Поспорили. А она — закусилась и до конца пошла, никак не уступала.
— Нет — мотает головой Томоко: — это упасть можно случайно. Поскользнуться и упасть, ногу там сломать. Или сесть не в свой автобус и уехать не туда. Или перепутать расписание и забыть дома учебник. А раздеть Натсуми в классной комнате до трусов — это ну никак случайно произойти не может!
— Да в общем она сама разделась…
— Сделать так, чтобы Натсуми сама разделась! — не сдаётся Томоко и в ее словах есть зерно истины. Действительно, можно трактовать это и так — манипулятор и злой гений Кента использует свою сверхспособность, раздевая одноклассниц. А мог бы перейти на сторону добра и использовать эту силу во благо. Воображение отказывает мне при попытке придумать способ использования такой вот способности к раздеванию во благо человечеству… хотя если предположить, что Ядовитый Плющ и Харли Квин решат снова захватить Готэм своими растениями-мутантами, а я — раз! И у меня вместо просто Айви и Харли на выходе будут голые Айви и Харли… Как раз для телепередачи «Голые и злобные», да.
Я смотрю на Томоко в поисках осуждающего взгляда. Потому что само по себе сомнительно одноклассниц в классе после уроков раздевать, да еще и каких одноклассниц. Кроме того, наверняка должна быть и частичка женской ревности — как так, мало ему клуба, он еще кого-то на стороне раздевает, кобель! Ну и общая женская солидарность, если поймали голых парня и девушку, то сочувствуют всегда
