— Так это, может, кто-то мимо проезжал? — Никита Егорович присел рядом на корточки, поколупал пальцем землю.
— Вряд ли, — заметил я. — Не проездное это место, а тупиковое.
— Да, да, — кивал Катков, чуть ли не роя землю носом. — И следы те самые. Я же протектор у изъятой «копейки» откатал, наизусть рисунок выучил. Во сне подними — воспроизведу. По общим признакам следов вижу, что это машина, на которой передвигался Савченко.
— Так, — Горохов шлепнул себя по щеке, убив припозднившегося комара. — Будем рассуждать логически… Зачем Савченко сюда приезжал? Место для него сакральное? Не думаю… Судя по всему, с отцом он не особо в ладах был. Скорее всего, что-то прятал здесь…
— Ну, да, — кивнул я. — Здесь точно никто искать не стал бы. Тем более что тут мы уже побывали, да и местная милиция тоже отметилась. Самое то для тайничка.
— Вот именно, — Горохов привычным жестом поднял указательный палец вверх. — Это идеальное место для схрона или…
— Или для той самой препараторской, — подметила Света. — Ведь само логово Мясника мы так и не нашли…
— Ищите любые следы, которые укажут на вход или что-то подобное, — распорядился Горохов, но мы и без его указания уже разошлись по пепелищу, осматривая каждый квадратный сантиметр.
— Нашел! — Алексей, чумазый, как Майкл Джексон в молодости, не жалея брюк и новеньких туфель, ковырялся в золе возле печки. — Здесь что-то есть!
Мы помогли ему разгрести завал. Там оказался железный люк.
— Кажется, то что надо, товарищи! — воодушевленно выдохнул следователь и, засучив рукава, полез нам помогать. — Взяли! Давайте на три. И р-раз!
«Три!» мы ждать не стали, потянули стальной лист, вросший в пепелище, и откинули его в сторону, подняв в воздух миллионы черных пылинок.
Прокашлялись. Внизу зияла чернотой яма.
— Есть фонарик? — засуетился Горохов.
— Я сейчас, — Алексей вытащил из криминалистического чемодана длинный серебристый фонарик аж на четыре круглых батарейки.
Горохов в нетерпении выхватил у него прибор, щелкнул ползунком и воткнул луч в яму.
— Картошка⁈ Проросшая картошка — и все? — разочарованно воскликнул он.
— Это же подпол, — сказал я. — Ничего удивительного.
— Доброго здоровичка, люди добрые, — проскрипел сзади нас чей-то голос.
Мы обернулись. На участке переминался старичок в кирзачах. Несмотря на теплый погожий день, в ватнике и картузе. Он щурился одним глазом, в который упорно лез дым от торчащей в пожелтевших зубах самокрутки.
Вы тут Дуську мою родненькую не видели?
— Какую Дуську? — недобро зыркнул на него Горохов. — Жена что ли?
— Зачем жена? Коза моя неугомонная. С привязи сорвалась и тиканула не знамо куда.
— Не видели.
Дедок с любопытством наблюдал за нашими поползновениями. Солидные дяди в костюмах ковыряются на пепелище.
— Потеряли чего, али клад нашли? — вытянул он морщинистую шею.
— Проходи, отец, куда шел, — буркнул Горохов. — Не мешай следственным мероприятиям.
— А, так вы из органов? — старик снял и смял картуз. — Так, может, я ентим самым мероприятиям следственным подсобить хочу. А вы меня гоните.
Начальник бросил долгий взгляд на мужичка.
— Подвал здесь на участке был? — без всякой надежды на дельный ответ спросил Горохов.
— Конечно, был. Митрич его сам выкопал. Самый огромный подвал в округе был. Во-от такенный! Митрич хоть и с култышкой вместо ноги, но силищи в нем было, как в экскаваторе.
— Что-то не похож он на огромный, — нахмурился Горохов, продолжая щупать фонариком дно ямы с прошлогодней картошкой.
— Так то вы не в подвал глядите, то подпол. А подвал в другом месте у него выкопан.
— В другом? — следователь резко повернулся и направил луч прямо в лицо старика, тот теперь и второй глаз прищурил. — Так что же ты молчал, отец?
— Дык я же говорю, помочь хочу.
— Показывай. Где был подвал?
Горохов даже выключил фонарик и шагнул к нашему нежданному гостю поближе.
— Так аккурат вон в тех зарослях лебеды, где забор поваленный. Но вы смотрите — после пожара он, скорее всего, обвалился, вон сколько хлама сверху накидано. Кирпичи да головешки.
Мы подошли к указанному месту.
— Смотрите, — Катков с ходу профессиональным взглядом выискивал следы, — трава примята. И вот еще… Эти доски недавно здесь лежат. Ну, или давно, но только двигали их. А вот еще кустики сломаны, вот этим забором и задели, когда тащили его, чтобы уложить сверху. А ну, помогите мне.
Мы уцепились за фрагмент поваленного забора, даже дед ухватился, и потянули. На удивление, сцепка из досок отползла в сторону очень легко, будто по накатанной, открывая пространство, заваленное досками. Их убрать не составило труда.
— Да, да, — суетился вокруг дедок. — Здесь у Митрича подвал и был.
Под завалом оказалась крышка, сбитая из толстенных плах. Относительно чистая, без слоя земли и грязи, явно её недавно поднимали. И не один раз.
Я ухватился за ржавую ручку и потянул. Хреночки! Попробовали мы с Катковым вдвоем (втроем тут толкаться смысла не было), но тоже ничего не вышло.
— А давайте я лом принесу! — оживился «дружинник» в картузе.
— Подождите, — я внимательно осмотрел люк. — Тут наверняка где-то запор есть. Ага. Вот! Скрытая задвижка.
Я поковырялся в земле, нащупал какой-то штырь, потянул за него. Что-то щелкнуло, и крышка дрогнула. Есть!
Снова схватился за ручку и поднял люк. Петли натужно скрипнули, нехотя открывая пространство внизу. Чернота. Из земли сразу пахнуло мертвечиной и гарью.
Горохов уже светил вниз фонариком.
— Что там, что там? — пытался протиснуться между нами дедок. — Ох, бог ты мы мой! Это что⁈ Нога человеческая? Ох, чтоб меня, зачем я это увидел⁈
Старик отшатнулся, перекрестился и с выпученными глазами пробормотал:
— Людоедство какое-то…
— Не уходите далеко, — распорядился Горохов. — Понятым будете.
Но дедок уже задал стрекача. Не по годам резво, придерживая картуз, ломанулся прямо через засохшие заросли крапивы, бормоча на ходу, что, мол, Дуську искать надо.
— Нашли логово! — Катков аж приплясывал.
Света хмурилась и отворачивала лицо от смрадной ямы, а мы с Никитой Егоровичем свесили вниз головы.
Там в ряду, словно гробы, стояли грубо сколоченные ящики, наполовину засыпанные чем-то белым. В россыпях виднелись части человеческих тел.
— Что это там белеет? — морщился следователь, борясь с брезгливостью.
— Соль, скорее всего, — глухо предположил Катков. — Гниение останавливает.
— Спускаться надо, — кивнул Горохов. — Алексей, ты первый, заснимешь все.
— Я? — криминалист попятился.
— Я тоже спущусь, — не слишком уверенно успокоил его начальник. — Но ты должен следы первоначально зафиксировать, чтобы ничего не затоптали мы.
— Так, может, вдвоем сразу спустимся? — пробормотал Катков. — Чего время терять? А?
Опытные правоохранители, казалось, растеряли весь свой пыл ищеек, оказавшись лицом к лицу с жуткой картиной.
— Давайте я первым пойду, — предложил я, протягивая руку за фонариком. — Есть еще чем посветить?
— В машине был второй фонарик, — закивал Катков. — Я сейчас принесу.
Он сунул мне фотоаппарат и бодро помчался в сторону нашего «Москвича», а я стал спускаться. Вниз вела огромная, почерневшая от времени лестница — старая, но добротная. На ощупь холодная и твердая, как камень, судя по всему, сколоченная из лиственницы.
Вот мои ноги ступили на дно подвала. Или, скорее, огромного погреба. Пахло сыростью, падалью и чем-то мерзким и едким.
— Ну, что там? — сверху свешивалась голова Горохова.
Никита Егорович спускаться не торопился.
— Тут все наши потери! — крикнул я. — В этом ящике нога, так… здесь тоже, эта на женскую похожа. Никита Егорович, вижу голову и обгорелое туловище, скорее всего, Савченко старшего. Вот только руки Сипкина нет…
Голова, надо сказать, выглядела особенно кошмарно, и хорошо еще, что лежала в профиль, будто отчеканенная на монете, а не смотрела своими жуткими глазами прямо на меня. Они почему-то были открыты и их разъела соль.
