Маша успела проверить десяток тетрадей, когда внезапно раздался стук в дверь. Она выпрямилась, взглянула тревожно. Что — за ней? Обыск? Впрочем, вчера она все подчистила, как велел Семен, но ведь всякое может быть.
Стук повторился. Как же она сразу не поняла! Ведь стук был не простой, условный: три удара через равные промежутки, пауза, потом два удара и снова три. Это меняло дело! Маша встала, заглянула за ширму, где спала дочь, взяла лампу и пошла открывать.
Когда открыла, в прихожую шагнул высокий молодой человек в клетчатом пиджаке хорошего кроя; по виду — представитель крупной торговой фирмы или даже инженер.
— Присяжный поверенный Аргунов здесь проживает? — произнес вошедший условную фразу.
— Нет, он недавно переехал на Театральную улицу, — ответила Маша.
— Жаль, наша фирма желала бы заключить с ним соглашение, — сказал поздний гость.
Оба пароля были правильные, и Маша сказала:
— Хорошо, входите. Кто вы, товарищ?
— Меня зовут Борис, — отвечал вошедший. — Я только вчера приехал из Женевы.
— Да, мы слышали о вашем приезде, — кивнула Маша. — Правда, мы ждали вас позже, примерно через неделю.
— Пришлось поспешить, — ответил Борис. — Комитет поручил мне разобраться в обстоятельствах недавнего покушения. Сначала, конечно, поздравить с успехом, но потом все-таки разобраться.
— Понятно, — кивнула Маша. — Давайте пройдем в комнату. Только говорите тише — дочь спит. Чаю хотите?
— Нет, благодарю, — отказался приезжий. — Поздно уже.
Вернулись в комнату. Маша села на прежнее место, гостя усадила напротив, в угол. Он бросил взгляд на ширму, за которой спала Лиза, и, понизив свой довольно-таки гулкий голос сколько было возможно, сказал:
— Прошу простить за столь поздний визит, но днем я не решался — уж больно у вас место людное, народ так и шныряет. Потом вечером зашел, но вас не было.
— Что вы извиняетесь, как в буржуазной гостиной, — усмехнулась Маша. — «Поздний визит…» Да, днем тут людно, и шпика не сразу заметишь. Хотя мы уже научились. А вечером я на комитете была.
— Вот-вот, это меня и интересует, — сказал Борис. — Мы в Женеве ждали от вас доклада о покушении. Не дождались, вот я и поехал. Но сначала позвольте вас поздравить с большим успехом. Такое дело сделали! За границей наши только об этом и говорят.
— Тут вы, товарищ, ошиблись, — Маша покачала головой. — Доклада не было, потому докладывать не о чем. И поздравлять нас не надо.
— Как это? Не понимаю!
— А что тут понимать? Не мы этот удар нанесли, не наша заслуга.
— Не ваша? — изумился гость. — Но все совершенно уверены… И Чернов мне говорил, что это наверняка наши, эсеры…
— Что ж, и Виктор Михайлович иногда ошибается, — сказала Маша. — Мы в комитете как раз сегодня приняли заявление, что снимаем с себя ответственность за покушение. Богров не наш человек. Правда, когда учился в университете, он входил в партию, но позже расстался с ней. Последние четыре года он был среди анархистов. А вообще он странная фигура, этот Митька-Буржуй…
— Митька-Буржуй? — переспросил гость. — Это что же, партийная кличка такая?
— Кличка, но не партийная. Среди наших его так называли, — пояснила Маша. — У него ведь папа присяжный поверенный, один из богатейших домовладельцев. Так что Богров отнюдь не бедствовал.
— Ну, среди так называемых образованных сословий тоже есть люди, работающие на революцию, — заметил Борис.
— Да, знаю, — кивнула Маша. — Но у меня к таким никогда доверия не было. У них вся революция от головы идет. Приняли социализм как идею, вот ей и следуют. Но ведь мысли в голове перемениться могут, верно? Так вы что, только из-за этого покушения приехали? А как же деньги? Мы надеялись, вы деньги привезете. Нам оборудование для типографии купить надо, наборные кассы совсем старые, менять надо. А у нас вся работа сейчас вокруг издания газеты строится.
— Нет, денег я не привез, — покачал головой приезжий. — А зачем из-за границы помощи ждать? Разве партия разучилась проводить эксы?
— Странные вы вещи говорите, товарищ, — нахмурилась Маша. — С экспроприациями мы уже два года как покончили. Это все в прошлом осталось. Главная задача сейчас — поднимать и организовывать народ. Ведь мы революцию готовим, а не какой-то переворот.
— Вы говорите, прямо как социал-демократы, — заметил Борис. — «Газета как партийный организатор… Работа в народе…» Прямо как из статьи Ленина.
— Ленин? — Маша Кравцова нахмурилась, припоминая. — Это кто же? Из плехановского окружения, наверно?
— А вы что, не слышали? — Борис не мог скрыть своего изумления. — Я думал, в ваше время… в смысле, в России все его знают…
— Да кто сейчас эсдеками интересуется? — пожала плечами Маша. — Кому они нужны? Носятся со своим Марксом, пролетариат по углам ищут. А настоящий народ, главную революционную силу, в упор не видят. Кстати, один из видных эсдеков вчера был замечен здесь, в Киеве.
— Это кто же? — поинтересовался «товарищ Борис».
— Есть у них такой Лев Бронштейн, в печати выступает под псевдонимом Троцкий. Довольно противная личность. Зачем сюда пожаловал, непонятно. До сих пор он все время там, в Женеве да в Париже, обретался.
— А это точно был Троцкий? — заинтересовался гость. — Человек, который его видел, не мог обознаться?
— Нет, не мог, — отрезала Маша. — Его видел Аронсон, а он вместе с этим эсдеком сидел в Бутырской тюрьме. Однако вы извините, товарищ, но мне разговаривать сейчас некогда. Мне до утра еще гору тетрадей проверить надо, потом дочку к няне вести… Если вас только Богров интересует, то вам надо к анархистам.
— А к кому конкретно?
— Есть там такой Женька-Маузер. Это кличка такая — потому что оружие с собой постоянно носит и норовит его в ход пустить. А вообще его звать Леонтьев Евгений… Васильевич, кажется. Возглавляет здешнюю организацию анархистов-синдикалистов. Он хоть и анархист, но тоже из богатеньких, живет в Печерске, на Свято-Троицкой улице, в доме Скоропадского. Вы с ним того… осторожнее. Женька помешан на слежке, считает, что охранка только и делает, что за ним следит. Может вас за провокатора принять. Я-то вас могла проверить — вы и пароль сказали, и Чернова знаете, и вообще в курсе наших дел. А Женьке вам все заново объяснять придется.
— Ничего, как-нибудь объясню, — сказал гость, поднимаясь. — Где наша не пропадала! Спасибо вам, Маша, за теплый прием, за рассказ…
— Какой уж он теплый, — усмехнулась Маша. — Даже чаем вас не напоила.
Она проводила гостя к выходу, заперла за ним дверь и снова села к столу. Голова уже была тяжелая, клонило в сон, но расслабляться было никак нельзя. И тетради надо проверить, и к уроку подготовиться. Ее тюремное прошлое (хорошо, что не революционное настоящее) директору прогимназии известно; малейшее упущение в работе — сразу с места погонят. И как тогда?
Маша успела проверить всего несколько тетрадей, когда в дверь снова постучали условным стуком. На этот раз ошибиться было невозможно: стук был отчетливый, паузы такие, как нужно. Маша в недоумении воззрилась на дверь. Что за притча? Такого еще никогда не бывало!
Стук повторился. Делать было нечего, она пошла открывать. В прихожую вошел молодой парень в поношенном пальто, по виду — явный студент. Пристально глядя на хозяйку, спросил:
— Здесь проживает присяжный поверенный Аргунов?
— Нет, он недавно переехал… — растерянно ответила Маша.
— Жаль, наша фирма хотела бы заключить… — сказал гость заключительную фразу.
Машу охватило ощущение нереальности происходящего. Как это называют французы? Ах, да, кажется, «дежавю». Хотя, впрочем, что она так растерялась? Наверно, это товарищ из Одессы или из Питера. Просто совпадение, что он приехал в одну ночь с этим Борисом.
— Как вас звать, товарищ? — спросила она.
— Борис, — ответил приезжий. — Я к вам прямо из Женевы. Товарищи должны были вас предупредить о моем приезде. Правда, я должен был прибыть позже, но в связи с недавним покушением… Что вы так смотрите?
— Борис… Из Женевы… — прошептала Маша. — Но у меня уже был Борис из Женевы! Вот только что ушел…
Извозчика удалось взять только ближе к Владимирской горке — Подол, рабочий район Киева, спал, а кому вдруг приспичило передвигаться, шли пешком. Ванька вначале заломил небывалую цену — пять рублей: как видно, распознал приезжего, с которого можно содрать побольше. Однако капитан Дружинин на такую наглость не поддался. Он уже имел опыт общения с извозчичьим племенем, знал, как с ним разговаривать.
— Ты, братец, наглей, да меру знай! — заявил он извозчику. — Я тут не к любовнице, а по служебной надобности. Скажу — и даром повезешь! Спасибо скажи, что две желтеньких заплачу.
— Да я разве того? — сразу сдал вымогатель. — Я с пониманием! Два так два. Какая, говорите, улица?
