так, чтобы мой агрегат оказался между двух огней — его крупнокалиберными пулеметами и ракетами пехотинцев. Вот, хитроман!
Шагоход, которого я придавил, вдруг сильно дернулся, норовя скинуть мой аппарат.
— А вот хрен тебе! — Я плавно, но коротко надавил на рычаг управления шасси здоровой рукой.
Машина сделала шаг четырёх палой ногой, наступив прямо на кабину вражеского шагохода. Я почувствовал, как сминается его металлический корпус под весом моей многотонной машины.
Затем шаг назад и снова шаг вперёд. И еще разок для верности. С каждым движением корпус вражеского шагохода прогибался все сильнее, уходя в стылую землю.
Тем временем пилот второй вражеской машины осуществил задуманное, обошел меня и открыл огонь из пулемёта. Пехотинцы лупили мелкими ракетами с другой стороны.
— Союзнички, блин!
Заверещали индикаторы на консоли. Видимо, системы управления шагоходом начали перегреваться от непрекращающегося огня. Так себе новость, конечно.
Но была и хорошая: как только вражеский шагоход открыл по мне огонь, то его индикатор на экране консоли из фиолетового превратился в желтый, развязав мне руки.
Превозмогая боль в поврежденной руке, я навел турель на противника и надавил на гашетку.
Тяжелые пулеметы заухали где-то у меня под ногами, мерцая в сгустившихся сумерках красными трассерами.
Очередь вскользь прошлась по корпусу вражеского шагохода, не причинив тому существенного вреда. Неудивительно, ведь это толстая лобовая броня. Что ей мои пулемёты, пусть и крупнокалиберные?
А вот пилот хотел обойти меня, наверняка он знает слабые места этих машин.
Я ломанулся на него, намереваясь повторить тот же трюк с тараном, при этом не переставая вести огонь. Но враг разгадал мой план — его шагоход пригнулся к земле, уперевшись как следует ногами и тоже продолжал вести огонь.
Пули ложились кучно, в кабину. Это было странно, ведь пилота, то есть меня, защищал толстый слой брони.
Ах вот оно что! До меня наконец дошло, куда именно били пулемёты противника.
По бокам кабины располагалось несколько небольших смотровых щелей, закрытых толстым стеклом. Вот в одно из них и метил вражеский пилот, пока я безуспешно пытался попасть в турель его шагохода.
Хорошо хоть пехота перестала лупить по мне своими фейерверками! Неужели дошло, что я на их стороне? Долго же они соображали…
В последний момент я плавно изменил траекторию движения и попытался резко сбросить ход, для того чтобы остановиться рядом с противником, развернуть кабину и попробовать использовать прием вражеского пилота — влупить из пулеметов в уязвимое место кабины, только уже в упор.
Получилось так себе. Конструкция шагохода хороша для преодоления сложностей ландшафта, мощного разгона, но вот с аварийным торможением у него беда. Видимо электроника тормозит так же, как и человек — начинает сбавлять ход, переходя на мелкие быстрые шажки и только потом останавливается.
Я пролетел мимо, подняв в воздух тучи снега и мерзлого грунта, шагоходы обменялись очередями на расстоянии пары метров. Обзорное стекло, в которое метился противник, дало большую трещину, но выдержало. Моя же пальба никакого видимого ущерба.
Вражеский агрегат сорвался в бег, но для разворота ему требовалось пройти рядом с пехотой. Я тоже ускорился, поворачивая кабину в его направлении и ведя огонь короткими очередями.
Пилот опасался повернуть машину кормой, боясь, что я нанесу урон по уязвимым частям — он же не знал, что я не знаю куда именно нужно бить, и потому вынужден был поворачивать кабину в мою сторону.
Этим и воспользовались пехотинцы — в нужный момент они дали сильный залп своими мелкими ракетами в тот самый момент, когда шагоход уже почти вышел из поворота.
Взрыв полусотни ракет пошатнул многотонную машину, она потеряла устойчивость из-за развернутой кабины, оступилась и рухнула на полном ходу.
Я впервые видел, как катятся кубарем около сотни тонн железа. В прошлой жизни я наблюдал, как складывается башенный кран на стройке многоэтажки и считал, что ничего более впечатляющего уже не увижу, но падение шагохода изменило мою точку зрения.
Я остановил машину. На некоторое время вокруг воцарилась тишина. Поверженный противник оставался неподвижным, пехота притихла. Все ждали моей реакции.
Мгновения спокойствия оказались затишьем перед бурей, взорвавшейся в кабину воем датчиков, сигнализирующих непонятно о чём, но явно не о хорошем.
Я крутанул кабину и увидел еще два шагохода, направлявшихся прямиком на меня. И светились они жёлтыми сигнатурами.
Как же я мог забыть о вас, чуваки!
Но почему уже отключилась система свой-чужой? У них-то понятно, вручную. А у меня?
Ответ последовал сразу. Первый взрыв отшвырнул мой шагоход в сторону, электроника едва удержала его в вертикальном положении. Я инстинктивно кинул машину в сторону. Вовремя — на моем месте расцвела воронка взрыва.
Эти две машины были другой модели — более крупные, с ракетными установками в дополнение к турелям. Но и двигались они значительно медленнее, чем я.
Преимущество в скорости — это конечно хорошо, но и удача не могла быть бесконечной. А меня не покидало чувство, что свой лимит я на сегодня не то, что уже исчерпал, а залез в долг, причем сильно!
Взгляд упал на изображение одной из боковых камер. Один из пехотинцев подавал мне сигнал, размахивая фонарем. Значит поняли, что я свой! И дождались отряд.
Пора и мне рвать когти!
— Адиос, амигос!
