Зрители заорали от восторга. Такого шума Виктор не помнил даже на ристалище в герцогстве, когда ему предстояло облачиться в тяжеленные латы, сесть на коня и принять участие в турнире за руку и сердце герцогской дочери.
Вновь зазвучал гонг. На арене поднялись две решетки. Из одних ворот на песок вышли пятеро пепельников в наилегчайшей броне – штанах да военной экипировке, с копьями, мечами и щитами низкого качества. Из других ворот появилась дюжина болотников, тощих даже по меркам зеленокожих, в одних лишь набедренных повязках да с длинными палками и дубинками вместо настоящего оружия.
– Это ведь нечестно, – пробурчал Виктор. – Понятно, что пепельники победят.
– Так и должно быть, – ответил Джамаф. – Чтобы уж наверняка. Когда речь идет о болотниках, зрителям плевать на честность. Они просто хотят, чтобы жалким лягушкам пустили кровь. Каким образом – уже не имеет ни малейшего значения. Пусть болотник будет хоть один и безоружен, а против него выйдет целая толпа латников с самострелами и двуручными клейморами. Я тебе скажу даже больше: если речь идет о реконструкции стародавних событий, то на бои берут не болотников-воинов, а самых мирных из них. Обычно их называют фермерами, только ферм у них никаких нет. Они скорее сборщики тины и болотных ягод.
Гонг зазвучал в третий раз, и Грем’халла Арахми Пухши, устроитель боев, дал сигнал к началу боя. Болотники переглянулись и стали окружать пепельников, вставших плотным строем. Абсолютно не координируя своих действий друг с другом, зеленокожие стали напрыгивать на слаженных па’вухарренов и падать замертво, когда к ним в голову прилетал наконечник копья или шею срубал чуть туповатый клинок. Каждый убитый болотник вызывал бурю оваций и одобрительных выкриков со стороны зрителей.
Бой длился совсем недолго. Когда противников пепельников стало меньше, чем их самих, серокожие пошли в атаку. Словно охотники дичь, они окружали и загоняли болотников, а затем жестоко их убивали. Кровь лилась рекой. Летели головы, руки и ноги. Но ни один пепельник при этом не погиб: всего двое из них получили легкие порезы или царапины.
С одной стороны, толпа на трибунах оказалась довольна – болотников-то всех убили. С другой же – слегка негодовала: уж больно быстро закончилось представление. Но устроитель не собирался останавливаться на достигнутом. Он опять появился на балконе и стал толкать речь про следующее состязание, но Виктор его уже не слушал. Переведя взгляд на Грем’халлу Арахми Пухши, он заметил сидящего по левую руку от него пепельника, в котором без труда узнал Крамма. По крайней мере, тот был очень похож на персонажа из рассказов Джамафа. А прямо за ним стояла в странном ошейнике Даша. Живая, на первый взгляд здоровая. Стояла и не пыталась даже пошевелиться. Видимо, рабовладелец поскупился на одежду: тело девушки едва закрывала какая-то тряпка, опоясывающая грудь и почти ее не прикрывающая, и короткая махровая юбка, издалека больше похожая на банное полотенце, повязанное вокруг бедер, не достающее до колен как минимум сантиметров двадцать. Но самым необычным оказался тот факт, что голову Даши обрили наголо. А ведь девушка очень любила свои волосы, постоянно ухаживала за ними даже в условиях, далеких от комфортных. К примеру, в холодном лесу близ Арвенха или в жарком домике возле пустынного оазиса.
Отшельник тоже ее заметил, проследив за взглядом Виктора. И тут же смекнул, что иномирца надо бы придержать, дабы он не натворил глупостей прямо здесь и сейчас, закрыв себе навсегда путь к аудиенции с Краммом.
– Виктор, – заговорил Джамаф. – Я все понимаю. Вон она, не переживай, все с ней будет в порядке. Ты только не нервничай и не совершай необдуманных поступков, ясно? Соберись и придерживайся плана, и тогда тебе еще удастся обнять свою любимую.
– Любимую? – удивленно посмотрел на отшельника иномирец. – С чего ты…
– Да брось. Это абсолютно очевидно. Даже не думай со мной спорить, я в этом кое-что понимаю, хоть с виду и не кажусь заядлым романтиком. Я прекрасно понимаю все твои чувства, эмоции и желания. И поэтому предупреждаю: придерживайся плана, или испортишь прекрасный шанс на спасение любимой.
Следующий бой вряд ли имел шанс войти в историю. На арену просто вышли два популярных па’вухаррена. Они встали друг напротив друга в боевую стойку и по сигналу начали сражение. Один из них орудовал двумя кривыми мечами, второй же – боевым молотом. Оба, судя со стороны, относились друг к другу с уважением, не спешили изорвать противника на куски при любой подходящей возможности. Эти бойцы показывали шоу, играли на публику, пуская кровь совсем понемногу. Что казалось Виктору странным: ведь один из этих пепельников должен был сегодня умереть от рук другого. Разве это не должно мотивировать на победу любой ценой?
В итоге, пока один из па’вухарренов замахивался своим неповоротливым молотом, второй зашел к нему за спину и двумя мощными ударами отрубил ему руки. Молотобоец, взревев от боли, упал на колени, а мечник приставил к его шее свои клинки. Удивительно, но пепельник, оставшийся без рук, знающий, что прямо сейчас его лишат жизни, громко засмеялся, а перед смертью даже выкрикнул что-то вроде «Во славу господина». И вот – взмах лезвий, и голова под звон аплодисментов и шум оваций отлетает от своего тела, падает в песок и катится по нему в полное забвение. Что странно, улыбки с лица побежденного все это не стерло.
Затем прошли еще несколько боев. Самым примечательным боем для Виктора стала некая пародия на рыцарские турниры, что проводились в герцогстве. Сам же он около года назад принимал участие в подобном соревновании, но тогда насмерть никто не бился. А здесь же друг напротив друга стояли два конника, вооруженные боевыми пиками, но при этом не имеющие ни единого элемента доспеха. В сравнение – иномирец, сражаясь на ристалище, был облачен в тяжеленный комплект доспехов, которых в реальном бою никогда не надевают: слишком уж они неповоротливы и тяжелы. А здесь два почти голых пепельника смеялись смерти в лицо.
Разумеется, когда один из них насквозь пронзил другого, толпа взревела. Едва пронзенный пепельник свалился с коня, его соперник подошел к нему и кривым ножом вырезал сердце, чтобы потом прилюдно его сожрать.
В какой-то момент Джамаф толкнул Виктора и прошептал ему:
– Если хочешь что-то делать, то сейчас для этого самое лучшее время. Толпа, стража и знать вошли во вкус, они вряд ли ожидают вторжения какого-то бесцеремонного человека. Главное – не перегибай палку, будь вежлив и учтив. Я ничего не могу обещать, но буду всегда за твоей спиной. Если начнется какая-нибудь заварушка, постараюсь вытащить тебя из передряги.
– Что, если он не захочет отдавать мне Дашу? Как тогда быть? Я готов на все, лишь бы освободить ее от оков рабства.
– Не будем забегать вперед. Если что-то пойдет не так, сперва дай мне возможность попробовать все уладить.
Отшельник и иномирец встали со своих мест на ступеньках и стали пробиваться к балкону знати. Пару раз на них недобро смотрели и грозились убить за то, что они мешают обзору, но дальше угроз дело не заходило. За несколько минут удалось преодолеть довольно большое расстояние, учитывая аншлаг на трибунах, и лишь перед самым балконом их остановили пятеро стражников. Главный стражник перегородил дверь, ведущую к знати, и, сложив руки на груди, произнес что-то на своем языке.
– Он говорит, чтобы мы проваливали отсюда, – перевел Джамаф. – Не встревай в разговор, я сейчас все улажу.
Отшельник вышел вперед и стал разговаривать на языке пепельников. Виктор, разумеется, не понимал ни слова, хотя ему очень хотелось. Было неприятно оставаться в неведении. Вдруг сейчас происходит что-то опасное, а иномирец и не в курсе?
– Чья вы стража? – спросил Джамаф.
– Достопочтенный Крамм – наш хозяин. Но тебе туда нельзя, кем бы ты ни был.
– Я думаю, что мне все-таки можно оторвать его от дел насущных, – хитро ухмыльнулся отшельник. – Сообщи своему хозяину, что за дверью его ждет Несломленный.
– Несломленный? – удивленно спросил стражник. – Тот самый па’вухаррен, что заслужил себе свободу на арене? Но ты ведь…
– Да, я ушел в пески, и теперь я простой отшельник. Как давно ты служишь Крамму?
– Уже четыре года.
– Тогда ты еще мог застать то поколение па’вухарренов, которых я добровольно учил выживать и сражаться уже после того, как меня освободили. Кто сейчас в страже непосредственный начальник?
– Хокма Рух главенствует над стражей. Но сейчас он охраняет поместье.
– Я так и думал. Помню малыша Хокму еще юнцом. Помню, когда взяли его в первый раз, он был забитым и довольно отрешенным. Его тогда били сослуживцы по спине хлыстом, пока хозяин не видел.
