штукой делали. А потом стреляли, если с этой штукой случалось то, что им не нравилось.
Марк говорил всё это с такой убедительностью, что был готов поверить во всё сам. И в то, что он слабоумный, и в то, что видел солдат, зачищавших деревню. Готов был поверить даже в то, что работал всю жизнь грузчиком, а не автомехаником.
Но, похоже, не все были так легковерны, как Марк. Комендант схватил степлер резким движением и протянул к руке Марка. Тот отдёрнулся и испуганно вскрикнул. Только тогда его ложь стала убедительной – так степлера бояться только те, кто знает, какую боль он может причинить. Ну или те, кому есть что скрывать. Но эта мысль коменданта не посетила. И не удивительно – как можно подозревать деревенского недотёпу, с местным именем Марк, якобы проверенного на принадлежность к Спящим, в том, что он затеял какую-то игру? Более того, этот парнишка – ценный свидетель, который поможет раздуть пожар из маленькой искры, если того пожелают в Генштабе.
А могли ли в Генштабе не пожелать? Могли, вполне. Если стратегически это было бы не выгодно. Потому что союзу с Бэк-портом не было ни малейшего доверия (половина из них – Спящие, а какое доверие может быть к Спящим?). А без их поддержки – армия Блэкреда раздавит серых как стеклянную лампочку. Впрочем, она уже занесла сапог.
– Ладно, не бойся. Лучше расскажи, что ты там в деревне видел?
– Коров, пшеницу, дома, – продолжил гнуть свою линию Марк.
– Да нет. Я же слышал о тебе. На вас Спящие напали. Разве нет?
– Серые напали, – осторожно сказал Марк.
– Да нет же, потом. Потом что было? Прям перед тем, как ты сел в машину и сюда поехал.
Марк изобразил просветление в разуме и ответил:
– Танк приехал. Сначала много стреляли, и дед Макар велел в подвал спуститься. А потом, когда стрелять перестали, я танк увидел. Большой такой. Железный. Он когда ехал, изба дрожала. Страшно было.
– А тех, кто за танком шёл, ты видел? Или танк один проехал?
– Видел. Ботинок видел. Из окошка в подвале мало что видно. Улицу немного видно. Танк было видно. И ботинок было видно, прямо у самого окошка.
– И что за ботинок? – без особого интереса уточнил комендант.
– Чёрный. Блестящий. На подошве зигзаги такие, – Марк начертил в воздухе проекцию того, что увидел в отпечатке ботинка в колее.
– «Чёрт побери, этого мало, – подумал комендант. – Да с такими показаниями, да ещё от сумасшедшего… Нет, так мы далеко не уедем. Хорошо хоть того Спящего не прихлопнули. Он вроде не отрицает вторжения армии Блэкреда. Да и с самим Редом у него проблемы есть. Хех, ну и выдумал – отпустите меня, я вам голову Блэкреда на подносе принесу, как голову какого-то там Помпея. Тоже мне, великий убийца, вершитель судеб. Вот за свои амбиции путь и расплачивается. Пусть узнает, где его место в пищевой цепи. Пусть насладиться откровением жизни, пока он нам нужен. А там – пусть катится в свой мир».
– Ладно, парень, ступай! На выходе скажешь, что тебя к складам пристроили. В качестве грузчика. Тебя отведут куда положено.
Марк покивал и встал со стула. Он обернулся и увидел, что вся стена за ним залита кровью – и старой, и свежей. Внутренности сразу похолодели, а в памяти всплыли приглушённые хлопки, что раздавались тогда, когда он только проснулся. Это был не просто кабинет коменданта – это была допросная, пыточная и экзекуционная камера. И в ней ему, Марку, приспичило поиграть в опасную игру с самым опасным человеком в этом поселении. Теперь улыбка с неполным рядом зубов перестала казаться такой дружелюбной. Теперь и вся беседа перестала выглядеть такой безобидной.
4
Ребятам на складе Марк понравился. Поначалу над ним подтрунивали, отпускали двусмысленные шутки и пошлые намёки, но лишь раз напоровшись на осмысленный ответ, раскаялись. Парни были не плохие – все местные, обритые наголо, «беженцы» из оккупированных деревень. И не было среди них ни одного крепкого или коренастого – все худенькие да высокие. «А других в ополчение забрали», – объяснили ребята. Они много чего объясняли Марку, сами притом спрашивали мало. И их вопросы были не сложными: «какой возраст?», «умеешь читать?», «откуда такая одежда?». На что получали ответы типа: «считаю плохо», «читать не умею», «дед Макар купил».
И Марк действительно не умел читать. В этом мире. Многочисленные надписи на ящиках оставались для него набором иероглифов. Знакомыми остались только арабские цифры, которые, почему-то, писалась поперёк строки.
Однажды, когда ящики из очередного грузовика были сложены в аккуратную стопку, Марк устало расселся на голом бетоне и стал пристально приглядываться к столбикам иероглифов на сопроводительной бумаге. Она была приклеена к стенке ящика заполненного какими-то гремящими железяками. Закорючки, из которых состояла надпись, очень напоминали символы еврейского алфавита. Но складывались символы в странное сочетание столбиков и строк, сводя с ума любого, кто попытается в них разобраться.
– Так ты, всё-таки, умеешь читать? – спросил Шили. Этот парнишка больше всех проникся симпатией к Марку (наверное, потому, что больше всех над ним издевался). Марк покачал головой и добавил:
– Но всегда хотел.
– Понимаю, – добродушно протянул Шили и подошёл к ящику с сопроводительным листком. – Тут написано: «Во исполнение сказанного вождём. Изъятое оборудование инородное: 50 бытовых приборов; 311 пуль экспортного оружия; серый шар; 3 религиозных символа; 62 тысячи лезвий; конец списка».
– Что это значит?
– Да так, разное барахло, что отнимают у Спящих.
– И что с ним собираются делать?
– Всё собирают, описывают, а потом по складам распихивают и ждут приказ – уничтожить или в дело пустить.
– А ты долго учился читать?
– Да нет. У нас был хороший староста в деревне – всех грамоте обучил. И каждый год в Сан-порт ездил, чтобы книги новые купить. Хороший был мужик. Спящим оказался. Серые его… того… – Шили грустно опустил глаза. Марк сочувственно покивал.
– Да ладно, чего уже, – отмахнулся Шили. Но его глаза успели влажно блеснуть. – Ты мне лучше расскажи, как тебя дед Макар учил!
