мне эта штука!.. Богиня в моих объятьях слабо махнула рукой на зловещий экспонат палеонтологического музея и жалобно проворковала:
— Я сделала ошибку!.. Дала силу своему воплощённому горю. А у великого горя нет ничего, кроме жажды разрушения и смерти. Сейчас я поступлю иначе. Я сплету его с живой душой. Разбавлю тьму светом. Научу любви и благодарности. Это будет великий зверь. И он найдет моё воплощение, оно не может быть далеко отсюда, иначе я бы не смогла почувствовать эту древнюю тень. И как только она сможет полностью воплотиться в нашем мире, она также сможет найти моё тело, следуя по узам, что связали нас.
Я почувствовал, что моё лицо кривится в скептической гримасе. Оживлять такую дрянь… Нет, милая, я в этом в любом случае участвовать не буду. И, чтобы скрыть свою реакцию, я быстро сказал:
— Это оно по ночам так вопило?..
— Нет, вопила я, — и она застенчиво потупилась. — Просто эта древняя тень так истощила ткань мира, что даже обычные смертные могли слышать меня. Пусть и только во сне.
Она снова повернулась ко мне. Теперь она едва доставала мне до плеча, она выглядела совсем молоденькой. Огромные глазки на худеньком, хрупком личике. Зелень из её кожи почти ушла. Нет больше никакого намёка на монументальную мощь зелёного изваяния, и ни капли хищной силы чёрной воительницы. Больше того, сейчас богиня выглядела испуганной, слабой, беззащитной. В неровном свете волшебных цветов и на фоне ископаемого, она была богиней Беспомощности. Богиней, остро нуждающейся в Герое. И я, разумеется, был этим героем. Она посмотрела на меня большими наивными глазками и сказала трогательным голоском:
— Осталось скормить ему всего лишь одно сердце высшей нежити! Ты ведь можешь добыть его?
Я уверенно улыбнулся и властно приобнял её за талию. Я сейчас готов даже на секс, лишь бы она меня выпустила из своего сна, и я бы смог свалить подальше от этой мечты палеонтолога.
— Я всё сделаю для того, чтобы этот мир стал лучше, моя сеньора! — совершенно искренне сказал я, и наклонился к ней, намереваясь получить, как минимум, поцелуй в аванс…
И в тот же момент проснулся. Видимо, «моя сеньора» уже получила от меня, что хотела, и в остальном необходимость отпала.
Женщины!.. Они слишком часто ограничиваются лишь обещаниями… С другой стороны, если бы не это, мы бы, наверное, уже вымерли.
Я вскочил на ноги. Остальные ещё спали. Все, кроме Эглантайн. Она что-то готовила у очага. Услышав звон моих доспехов и меча, вскочила и обернулась.
— А, Магн! Будешь завтракать?.. — она скользнула взглядом мне ниже пояса. Одежда и даже кольчуга не могли скрыть природу моего сна… А может, просто «утренний столбняк». Ведьма смущённо покраснела и отвернулась. Мне придётся заново привыкать к её виду. Она вела себя точно так же, как и прежняя Эглантайн, но в новом теле её смущение казалось провокацией, а её поза, когда она отвернулась — приглашением. Не спасало даже строгое платье с широкой юбкой до пола. Я отвернулся, и поискал глазами дверь, в которую меня выводили во сне. И нашел её. Точно такую же, как во сне.
— Эля, — сказал я, подойдя поближе, и показал на дверь. — А что там у тебя?
— Спальня… — ответила ведьма, и покраснела ещё сильнее.
— Пошли, покажешь, — повелительно сказал я. И протянул ей руку. Секунду она ещё сидела неподвижно. А потом разом заторопилась, сняла закопчённый глиняный горшочек с углей, поставила в сторонке, и буквально побежала впереди меня, так и не приняв от меня руку. Я шёл за ней, стараясь не отставать.
За дверью всё было немного не так, как я помнил. Вместо коридора с закрытыми дверями — грубо вырубленный в скале закуток, со стенами и крышей из переплетённых корней. И жуткий бардак, так знакомый мне мне по девичьим комнатам в общежитиях. Пока Эглантайн металась, лихорадочно распихивая по углам самые интимные элементы своей одежды, я прошёл мимо застеленной лохматой шкурой кровати в тот уголок, из которого, как я помнил, должен был быть ход во дворик. Он обнаружился за каким-то подобием шкафа, который пришлось отодвинуть. Протиснувшись в узкий проход между камнем и толстым корнем, я попал во дворик. Он был идентичен тому, каким я видел его во сне. Почти, кроме нескольких мелких деталей. Никаких факелов, каменная стена не такая отвесная. И никакого колодца посередине. Только дикий, неровный камень. А вместо колодца — небольшая горка из чёрных камней. Я подошел ближе, уже понимая, что это не камни. Сердца и какие-то другие запчасти, все в характерном чёрном налёте, и будто подтаявшие. И чёрные потёки, уходящие в трещину в скале. Самое свежее из сердец — явно то самое, которое вырезал Эфест из тела своей госпожи.
— Что это? — небрежно уточнил я у ведьмы. Эглантайн как раз тоже выбралась на площадку.
— Подношение Госпоже. Она ненавидит нежить. Её радует, когда чёрные сердца истлевают здесь. Священный дуб растворяет проклятье нежизни в себе… — затараторила Эля. Слишком быстро и заученно для человека, который и в самом деле верит в то, что говорит.
— Понятно, — кивнул я. И отвернулся. И от сердец на камне, и от Эглантайн… Хотя минуту назад у меня было игривое настроение, прямо сейчас я не хотел ничего, кроме как убраться подальше от этого места. — Ладно, Эля… Давай будить остальных и выдвигаться. Хочу успеть к долгобородам уже сегодня!
Чем проще план, тем легче его скорректировать, когда всё пойдёт не так. Поэтому мой план был прост насколько только возможно. Проблема в том, что сделать что-то простым бывает по-настоящему сложно. И неважно, объясняете ли вы ребенку устройство двигателя внутреннего сгорания, пишете книгу, или организуете общество. Жаль, что я этого не знал, когда начал воплощать свой «простой» план.
Конечно, я допускал, что могут возникнуть сложности в процессе исполнения моего гениально простого плана. Но я надеялся на то, что частности я компенсирую общим. Превозмогу кривизну пути четким пониманием конечной цели. Я не считал себя слишком уж умным, но зато точно знал, чего хочу. Много размышлял об этом ещё в «своём» мире. И потребности мои там были приземленные и неоригинальные. Хотелось иметь большой, красивый дом с водоёмом, и красивых женщин вокруг. Лучше больше, чем одна. И тех, кто будет убирать, готовить, ухаживать за домом. Я действительно тщательно прорабатывал свои желания, и был абсолютно уверен, что именно это сделает меня счастливым. И это вовсе не навязанный социальный стереотип.
В какой-то степени воплотить этот идеал мне бы удалось и в том мире, я уверен в этом. Но в этом, обладая ресурсами семьи Итвис, я мог осуществить его полностью, даже с размахом. Вот только, если в этом мире у меня были большие возможности, я неожиданно обнаружил, что мне не хватает того, что в своем мире я воспринимал как нечто само собой разумеющееся… Безопасность.
Местные, проверенные веками способы выживания меня категорически не устраивали. Согласитесь, просто жизнь в роскоши — это одно, а жизнь в роскоши и ожидании, когда толпа заговорщиков ввалится в твою спальню, чтобы убить тебя и твоих близких — совсем другое. Отцу вот не помогли ни многолетние интриги, ни поколения зависимых от него слуг. Равновесие, которое отец Магна выстраивал всю свою долгую жизнь, оказалось иллюзией. А договорённости и союзы при первой же серьёзной проверке были нарушены. Весь город отсиживался в стороне, и смотрел, чем кончится резня семьи Итвис. Моему брату почти удалось убить и меня — и он вполне мог бы легализоваться, или — что ещё более вероятно, вскоре сам бы стал жертвой очередного заговора.
Мне нужна была сила, которая дала бы стабильность, безопасность, уверенность в завтрашнем дне. И единственное, что бы это могло быть — это средний класс. Огромная масса людей, которая бы поддерживала и защищала Закон. Чтобы шныряющие по городу убийцы не могли это делать слишком вольготно. А убийство правителя, например, меня, потеряло бы смысл, поскольку всё равно приводило бы не к власти и обогащению, а к преследованию со стороны специально созданных для этого общественных инструментов и структур.
Даже больше интернета, хорошего алкоголя, специй и джакузи, в этом мире мне не хватало полиции, бюрократии, и остальных, крайне иерархических и неуклюжих, институтов власти — того, о чём
