Некоторые женщины оказались закутаны в темную одежду с ног до головы, а некоторые ходили в платьях и камзолах, спрятав длинные волосы под платком или высокой меховой шапкой. Я встретил несколько молодых девушек и вспомнил Ольгу.
Интересно, в эту даль будут приходить письма из России? Надо поскорее добраться до Суворова, чтобы узнать об этом.
Вскоре я выехал на площадь перед домом правителя. Князь наверняка разместил здесь свой штаб. Но когда я подъехал к резиденции, оказалось, что Александр Васильевич обосновался в другом месте. Он поселился в небольшой мазанке неподалеку от площади. В резиденции правителя временно устроили госпиталь.
Как всегда, Суворов делал сразу несколько дел одновременно. Когда я пришел, он стоял во дворике перед домом, а вокруг толпились офицеры.
— Матвей Иванович, ты казачков немедленно посылай, — кричал он Платову. — Пусть едут дальше, нам путь прокладывать надо.
Речь шла, как я понял, о дальнейшем продвижении на юг. Суворов теперь делал дальнюю разведку, чтобы знать обо всех передвижениях врага. Он не забыл, что нам пришлось столкнуться с кокандцами у стен Туркестана и ожидал новых встреч с ними.
Платов ушел, а полководец тут же принялся давать указания адъютанту о размещении войск и еще успел призывно махать мне.
— Надо, чтобы солдатики отдохнули, но обывателей не обижали. Понял, Артем? Я тебя спущу в яму со змеями, если чего не так будет, — он отпустил помощника и сказал мне: — Витенька, помилуй Бог, да ты совсем исхудал? Как тебе поход, небось в вашем тридевятом государстве так много пешком не ходите?
— Верно, ваше сиятельство, мы там на конях все больше ездим, — ответил я. — На железных.
— Отдохни сегодня, — сказал Суворов, оглядывая меня. — Лежи тихо, без потрясений. Завтра выезжаем дальше, готовься. А писем из Оренбурга нет, даже не спрашивай.
Он улыбнулся, видя, как у меня вытянулось лицо и поворотился уже к Багратиону, который с другими офицерами, испачканные дорожной пылью, целой толпой вошли в дворик.
У изгороди стоял ослик и он тут же заревел при виде вооруженных людей, заполнивших все свободное пространство. Суворов запрыгал на одной ноге и закричал: «Иа-иа-иа!». Ослик удивленно замолчал, а Багратион подошел к генералиссимусу, чтобы доложиться о марше.
Я предпочел за лучшее последовать совету полководца и хорошенько отдохнуть. Я вышел на улицу, взял Смирного, привязанного к изгороди, за узду и повел через площадь.
Куда идти, я не знал. Может, встречу кого-нибудь из знакомых и решу вопрос с пропитанием и крышей над головой?
Площадь, которую в моей памяти до сих пор заполняли толпы копьеносцев с искаженными лицами, теперь была почти пуста. Солнце палило так сильно, что жар поднимался от камней, как от нагретой сковороды. Я прошел через площадь вслед за отрядом мушкетеров, неспешно двинулся по улице и вскоре увидел вдали базар.
Улица, как и все улицы в этом городе, была извилистая и тесная. С обеих сторон ее зажимали изгороди и глиняные заборы, за которыми таились одноэтажные глиняные мазанки.
Иногда и, надо признать, довольно часто попадались высокие двух, а то и трехэтажные особняки, выложенные из кирпичей правильной формы. Они почти не отличались от дачных домиков двадцать первого века, разве что спутниковых антенн на крыше не было. А так, с плоскими крышами и просторными окнами, эти коттеджи могли стать пристанищем людям и двести лет спустя. Можно подумать, что я никуда не проваливался во времени, а просто попал в куда-то в сельскую глубинку.
Затем дорогу мне перерезал отряд всадников. Я пригляделся и узнал казахов Уали хана, примкнувших к нам после стычки в степи. Их возглавлял Атаке бий. Он ехал в середине отряда и увидев меня, кивнул в знак приветствия. Судя по всему, они тоже ехали на встречу с Суворовым.
Я подождал, пока они проедут и пошел дальше. Вскоре мы вышли на площадь и первым делом, кого я увидел в пестрой толпе, оказался Вася Бурный с двумя сослуживцами.
Они тоже заметили меня и радостно приветствовали, причем флегматичный Василий соизволил улыбнуться.
— Ты когда приехал? — спросил он, оглядев мои перевязки. — Что-то тебя в последние дни не было видно. Неужели с авангардом ушел?
— С ним самым, — ответил я, дергая Смирного за уздечку, поскольку конь порывался уйти дальше по базару без меня. — Хотел развлечься.
— Я смотрю, ты вволю натешился? — продолжал расспрашивать Вася и показал на мои болячки. — Теперь шрамы на долгую память останутся.
— Ты мне зубы не заговаривай, — ответил я. — Где квартировать собираетесь? Обедали уже?
— Был у нас привал по дороге, с тех пор отощали, кишки к спине прилипли, — пожаловался другой офицер, по фамилии Носов Дмитрий, а по прозвищу Жаба за выпученные глаза. — Я вон там видел трактир восточный, страсть какие вкусные бараньи ножки подают, пальчики оближешь.
Жабий Нос, как его называли, славился неуемным обжорством и непревзойденным нюхом на различные лакомые блюда. Он умел находить самые аппетитные яства в любом незнакомом месте, хоть даже и в пустыне. Сейчас его навыки оказались как нельзя кстати.
Вместе мы направились в заведение, о котором рассказывал Жабий Нос. Это была открытая всем ветрам площадка, огороженная балками и прикрытая сверху соломенной крышей. Посетители сидели и возлежали на топчанах вокруг столов. По сути, это была чайхана, где подавали первые и вторые блюда. Вокруг росли молодые карагачи, устало шелестевшие листвой под палящими лучами солнца.
В это послеобеденное время народу в заведении сидело порядочно, почти все столы заняты. Люди болтали друг с другом, вставали с лавок и садились и всюду журнал неумолчный шум разговоров. Большинство были городские жители, только в дальнем углу, у ствола раскидистого дерева, служившего опорой для крыши, сидели несколько наших ребят, причем в гражданской одежде. Они показались мне смутно знакомыми, но я не мог разглядеть их лиц в тени дерева.
Мы отыскали свободный стол и уселись за него на топчаны. Подошел официант, которого в царской России называли половой, а здесь, наверное, просто, родич хозяина. Мы доверили выбор блюд Жабьему Носу, а сами сидели, оглядываясь.
За столом нас, включая меня, оказалось четверо. Последним нашим собутыльником был Михаил Ломайло, под стать своему имени, из калужских дворян. Помимо исполинского роста, он обладал звучным голосом и длинными ручищами. А еще — жутко любопытным характером.
— Вот скажи, Виктор, — сказал он глядя на меня крупными, широко расставленными глазами. — Вот кто ты такой на самом деле?
— Представляете, здесь подают жареный рис с бараниной и сушеным виноградом, — сообщил между тем Дима. — Я беру это для всех нас, сразу после мясного бульона.
Мы кивнули в знак согласия, а я ответил вопросом на вопрос:
— А ты как думаешь, кто я? Механизм с шестеренками, как часы? Или все-таки человек?
Миша покачал косматой головой. В ветках карагачей чирикали воробьи и дрались за кусочки хлеба.
— О тебе разные слухи ходят. Ты, говорят, вообще не человек, а античный титан, свалившийся с Олимпа.
— А питаюсь амброзией и нектаром? — продолжал я свой насмешливый допрос. — Или утренней зарей?
Миша стукнул по столу пудовым кулачищем.
— Ты, говорят, колдун и чародей небывалый. Когда в Оренбурге в церкви был, там все свечи потухли, а батюшка голоса лишился.
Ого, а это уже нешуточные обвинения. Хоть по Европе сейчас вовсю шагало Просвещение, простые люди продолжали верить во всяческую чертовщину и небылицу. В случае провалов и катастроф меня запросто могли сделать козлом отпущения и поджарить на ближайшем костре, за этим дело не станет.
— С чего ты это взял, Миша? — спросил я как можно спокойней. — С каких это пор солдаты Суворова верят слухам о колдунах и волшебниках, как деревенские девки?
— С таких, что о тебе недобрые разговоры ведутся, — продолжал гнуть свое мой собеседник, а Вася и Жабий Нос с удивлением глядели на него. — Я давно хотел побалякать с тобой об этом. Ты, говорят, как паук, Александра Васильевича опутал, он без тебя теперь и шагу не может ступить.
