— В другой бы ситуации воспользовался моментом. Сейчас нет, не позволяет статус, — сказал я, развернув Аню к себе спиной и дотронувшись до её талии.
— У тебя такие руки холодные, Серёж. Я вся горю, а тут такой холодок приятный, — почти шёпотом произнесла Аня. — Мы ещё можем закрыть дверь.
— Не стоит. Сейчас закончим, и я тебя отведу в твои апартаменты.
— И ты там останешься со мной? — спросила Краснова, поворачиваясь ко мне лицом. — Разве, ничего не осталось у тебя ко мне?
Как среднестатистический мужик, я бы сейчас мог воспользоваться ситуацией. И, главное, этого хотели осколки сознания моего предшественника. В голове уже пронеслась сцена страстного и безудержного занятия любовью со всеми вдохами и выдохами. От такого воображения я даже немного возбудился.
— Так что ты молчишь? — спросила Аня, подойдя вплотную и положив аккуратно свои руки мне на пояс.
— Не осталось, Ань. Ничего не осталось, — пересилил я своего реципиента, который, превратившись в какой-то внутренний голос, говорил мне, что я идиот.
— Может, оно и к лучшему, — сказала Краснова и поцеловала меня в щеку.
И почему в такие моменты открывается дверь и входит совершенно лишний человек!
— И снова здрасте! — сказала Оля, захлопывая за собой дверь.
Глава 26
Мда, Серый, как ты так умудряешься притягивать к себе женщин? Особенно сразу двух!
Вещевая спокойно подошла, осматривая с ног до головы Аню, которая стояла, словно на подиуме, подперев бок.
— Оль. Ты не так всё поняла.
— По-моему, она всё так поняла, Ань, — сказал я и сел на кушетку.
— Да, да. Неглупая, — кивнула Оля. — Обожглись, Анечка? — с натянутой грустью произнесла Оля. — Помазать вам.
— Нет, уже не надо. Меня Серёжа хорошенько обработал, — ответила Аня.
— Несильный ожог. Скоро загорать сможете, — осматривая Краснову, сказала Оля.
— Ой! — воскликнула Аня, когда Вещевая прикоснулась к месту ожога. — Больно…
— Могло быть и хуже. А какой у вас теперь рог на лбу! — удивилась Ольга, схватила Аню за волосы и сильно наклонила к себе. — В подшёрсток уходит корнями. Пару дней и пройдёт.
При этих словах она поправила Ане причёску и протянула рубашку, которая валялась у её ног.
— Завтра подойдёте. Посмотрим, как заживает ожог и сходит шишка, — сказала Оля и села за стол. — Выписываю вам лекарство и ещё пару таблеток от желудка. Вы приехали недавно и ещё не привыкли местной воде и пище…
— А это причём здесь? Что не так с водой и едой?
— Проще говоря — можете хорошенько просраться в самый неудобный момент. А вам же ещё интервью наверняка брать нужно? Из туалета не совсем удобно это делать.
Во даёт Ольга! Даже в такой момент, а сохраняет верность своему врачебному долгу. Главное, чтобы слабительное не прописала Красновой.
— Оля мне надо кое-что вам сказать…
— Воду только кипячёную пейте. У местных ничего не покупайте из еды. Если что не так, я в 17 комнате модуля медиков, — не стала её слушать Оля и протянула ей бумажку с рецептом. — Лекарства у медсестры возьмёте в санитарном пропускнике. Всего хорошего.
Одевшись, Аня поспешила удалиться из медицинского кабинета. Теперь настал мой черёд. Как раз для этого и повернулась ко мне Оля.
— Чего молчишь? — спросил я у неё в ожидании какого-то наезда.
— Я жду, когда ты мне скажешь заветные слова — это не то, что ты подумала!
— Оль, давай начнём с того, что…
— Да, да, я знаю. Мы с тобой ничего друг другу не обещали. Просто переспали разок.
— Не в этом дело…
— Ну, вот видишь, ты даже не пытаешься меня опровергнуть. Давай, что дальше, — перебила меня Оля, положив ногу на ногу.
— А дальше ничего. У нас с ней ничего не было. Мы были одноклассниками и пару раз поцеловались, я её из реки вытащил как-то, а потом мы долго не общались.
— Всё правильно. Тут налицо смесь Стокгольмского синдрома, синдрома Флоренс Найтингейл и образ рыцаря в сияющих доспехах.
При таких научных доводах, которая привела Оля, можно подумать, что тягу Ани ко мне можно объяснить с научной точки зрения.
— Ты сейчас серьёзно? — спросил я.
— Нет, конечно! — воскликнула Вещевая, вскочив со стула. — Это ж в каждом учебнике по психологии написано. Полуголая баба с классной грудью стоит рядом с парнем, поскольку он когда-то примерил на себя роль Ихтиандра и вытащил свою Гуттиэре из пучины морской.
— Вообще-то, речной пучины.
— Ох, ну это в корне меняет дело! — повысила голос Оля и подошла к окну, сложив руки на груди.
Я встал с кушетки и подошёл к ней сзади, обняв за талию. Она всегда такая стойкая, но сейчас дрожит, как и прошлой ночью. Только тогда это объяснялось усталостью и переживаниями за раненых и умерших ребят на операционных столах. Думаю, она почувствовала какое-то предательство с моей стороны.
Но ведь ничего не было. Позывы возбуждения от полуобнажённого вида Анечки не в счёт. У любого бы стало тесно в трусах.
— Сергей, мне тяжело даются отношения с парнями. И мне хочется тебе верить…
Вот блин! Сейчас скажет легендарное женское «но».
— Но, пока не могу. Тебе нужно уйти. Тем более что…
— Оль, ничего не было. И Аня больше не будет ко мне лезть. Она поняла, что ничего не будет, — сказал я, повернув к себе Олю, которая смотрела куда-то в сторону.
— Тебе нужно идти, Родин, — стояла на своём Вещевая.
— Ну не будь ты такой упрямой! Почему так тяжело поверить?
Дверь приоткрыли, спросив разрешение войти. Кто-то пришёл проходить предполётный медосмотр.
— Минуту! — крикнула Оля, поправив прядь своих блондинистых волос. — Соблюдайте предполётный режим, товарищ лейтенант, — тихо сказала Вещевая и направилась к своему столу.
Без ста грамм в этом деле не разберёшься. Махнув рукой и взяв фуражку, я вышел за дверь, чуть не сбив по дороге одного из лётчиков.
— Брат, не пропустила? — поинтересовался он, догнав меня у самого выхода. — Я вот вчера накатил здорово, день рождения сына товарища отпраздновали. Он, оказывается, два месяца назад родился, а ему только вчера сообщили. Ты вроде местный, там можно решить как-то с ней по поводу медосмотра, не в курсе?
Взрослого вида лётчик пытался найти в разговоре со мной какое-то решение, но что я мог ему посоветовать. С обиженной женщиной сейчас лучше не шутить.
— Да всё нормально будет. Она у нас хороший человек.
— Хорошо. А то эти все штампы, шаблоны, тетрадки, книжки достали уже! Не война, а бухгалтерия какая-то, — сокрушался этот темноволосый офицер.
— В корень зрите. Экономистов забыли ещё упомянуть. Они тоже когда-нибудь своё слово скажут, — вспомнил я свою прошлую жизнь.
— Кстати, подполковник Вячеслав Михалыч, командир эскадрильи Ми-8.
— А я ещё только лейтенант Сергей Сергеевич, — представился я и пожал протянутую мне руку.
— Михалыч, там тебя докторша зовёт, — подбежал к нам ещё один из вертолётчиков, одетый в уже затёртый почти до дыр светлый комбинезон.
— Давай, брат. В эфире услышимся, — махнул мне подполковник.
Не знаю почему, но я решил спросить фамилию этого комэски у его подчинённых.
Сейчас я только что познакомился с подполковником Письменным Вячеславом Михайловичем. В прошлой жизни мне доводилось несколько раз летать в вертолёте Ми-26, который носит имя этого человека.
Он дослужится до звания генерал-лейтенант, займёт высокую должность в авиации Сухопутных Войск и до конца жизни будет «рабочим войны».
Насколько я помню, это его первая командировка в Афганистан, но через три года будет ещё одна. В 1986 году за мужество, отвагу и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи ему будет присвоено звание Героя Советского Союза.
К большому сожалению, в 2004 году он трагически погибнет.
Уже не первый раз встречаю заслуженных людей, отдавших всего себя служению Отечеству и авиации. Вот они все такие простые, улыбчивые, со своими тараканами в голове, но одно у них есть общее — они все выбирали небо, и оно принимало их.
