— Тю… Как-то мелко, Галина Владимировна. Убийство из-за банальной ревности? Я конечно, молод, но не глуп. Тут дело в другом еще. Дай я тебе помогу вспомнить. Ты помогала Дубову копать под Гошу. Почему-то сильно была заинтересована в крахе каталы. Потом Дубов поменял свое мнение насчет Гоши. Пока я не знаю, почему — и не стал его сливать. Придержал компромат. Спрятал его и никуда не отправил.
— Дубов обманул меня… — глаза следователя сверкнули, теперь Галина не казалась привлекательной, а напоминала фурию. — Гоша должен был исчезнуть, и точка. А Дубов вдруг пошел на попятную…
— И ты решила занять его кресло и продолжить войну против Гоши. Что же такого тебе сделал Индия?
Галина сжала гладкие худые руки в кулаки.
— Тебе не понять. Ты черствый мент.
— А ты попробуй, расскажи. Может, пойму.
— Черт с тобой. Три года назад погиб мой отец. Уважаемый человек. Он проигрался в катране. Сумма не слишком большая, но для пенсионера неподъемная. Ему было слишком стыдно просить у меня денег. Он… Повесился на люстре в собственной квартире.
История грустная, и в голосе Гали чувствовалась глухая горечь. Но не та яростная буря, что бушевала только что. Я смотрел на неё и пытался понять — какой она будет, когда откровения останутся позади?
— И ты решила отомстить Гоше руками Дубова? — я задумчиво почесал подбородок. — А заодно и прибрать к рукам его заведение.
— И откуда ты все знаешь? Вот уж ищейка.
— Все просто, Галя… Вы убрали Дубова, потому что он что-то прознал про вас. Нет, — я даже пальцем покачал. — Не про то, что вы шашни крутите, а что-то серьезное. Уверен, если копнуть твои дела, которые ты прекратила и до суда не довела, найдется масса интересного. Скорее всего, вы с Гориным мутили что-то серьезное и незаконное. Например, дела прекращали за денежку. Дубов об этом узнал и поплатился жизнью.
— Правильный слишком был Глеб Львович, — монотонно пробормотала Галя. — Я предлагала ему шанс на хорошую жизнь, а он засадить меня грозился. Представляешь? Меня, свою воспитанницу… Я же за отца его считала… Наставником от Бога он был.
— Хреновый все-таки из него наставник получился, раз его подопечная по преступной дорожке пошла.
— Да что ты в жизни понимаешь? Ты ничего не видел. Там, — Галя кивнула куда-то в сторону. — Настоящая жизнь… Люди свободно говорят, вещи — не штамповка, музыку никто не запрещает, дефицита нет, КГБ за тобой не бдит.
— Конечно, откуда мне знать. Я свою страну не собираюсь предавать, — продолжал я раззадоривать Галину. — А ты, погляжу, на Запад собралась? Кто бы мог подумать?
— Ты просто там не был, Петров, иначе говорил бы сейчас по-другому.
— Ты права, не был… Но при чем тут Дубов?
— Сам понимаешь, что такое переезд, требует денег. А Дубов просто мешал нам зарабатывать.
— Так и Горин с тобой собирался эмигрировать? Ха… И как вы хотели это обстряпать? В странах соцлагеря вас бы депортировали по просьбе наших властей. Единственный выход — смотаться в развивающееся государство. Отсталое какое-нибудь. В Индию, например, и в посольстве капстраны на их территории просить политического убежища.
— Все-то ты знаешь, Петров, — зло прошипела Галина. — Слишком много знаешь
— Ага… — кивнул я. — Поэтому Горин и пошел меня устранять.
— Я знала, что рано или поздно ты докопаешься до истины.
— А потом ты стравила меня с Сафоновым. Чтобы я взял неверный след. Только не пойму, зачем ты его предупредила, что у него будет обыск? Сама же поехала его делать. И отыграла роль так правдоподобно… Я поверил.
Как ни странно, комплимент был искренний. Но Федорова, конечно, уже меня толком не слушала. Будто осы из разворошенного гнезда, подробности их с Гориным делишек рвались наружу.
— Если бы нашли то заявление, то дело против Гоши могло развалиться. Ты сказал, что на листочке кровь Дубова.
— Я так думал. Но потом проверил. Навел справки через ведомственную медсанчасть. Оказалось, что у Сафонова тоже четвертая группа крови. И он не забирал заявления у Дубова. Тот ему сам его отдал, когда попросил о помощи, чтобы прижать Гошу. А твой Горин выдумал, что Сафонов и Дубов ругались в кабинете прокуратуры. Молодец… А я и ему поверил.
— Это я придумала, — злорадно улыбнусь Федорова. — Попросила его сказать так, чтобы сбить тебя с толку.
— Как видишь, это не помогло… А алкашика Печенкина вы зачем пришили? Еще соседа по гаражу его и застращали, что мол, если кто будет спрашивать, то говори, что приходил к убитому человек в змеином пиджаке и спрашивал за карточный долг.
Галина молчала. Как будто, едва мы отвлеклись от Дубова, поняла, что и так много наговорила.
А я продолжил:
— Предположу, что хотели убить двух зайцев. Тень на Гошу бросить и меня по ложному следу повести. Знали, что соберу я звенья в цепочку. И даже судмеда с лестницы столкнули. Тот тоже, как и Печенкин, участвовал в осмотре места происшествия по факту убийства Зины Роговой…
— Я была против причинения вреда дяде Лёне… Я же часто обращалась к нему по работе в свое время, когда ещё была новичком. Но Горин решил за меня. Он был уверен, что на такое ты точно клюнешь.
— И я клюнул. Даже стал подозревать своего старого товарища во всех этих убийствах. В итоге он в больнице с пулевым ранением. Едва не погиб.
— Жизнь несправедлива, Петров, — ухмыльнулась Галя. — Кто-то всегда поедает кого-то. Если не ты, то тебя сожрут. Лучше быть на вершине пищевой цепочки.
— Не замечал в тебе столько цинизма раньше, — я не переставал удивляться открывшейся мне хищнице в прокурорской форме.
— Часто мы не те, кем кажемся. Тебе не понять.
Ага, подумал я про себя. Знала бы она, кому это рассказывает.
— Одного не пойму, как тебе удалось подбросить бутылку с отпечатками Гоши на дачу Дубова? И зачем вы нас подожгли?
— Дача? Не интересовалась его дачами.
Хм-м… Я удивился. Но, скорее всего, Галя не врала. Бутылка не ее рук дело. Такую мелочь она бы не стала отрицать, уж тем более не после того, что мне наговорила. Наоборот, упиваясь своим умом, выложила бы мне все. Но получается, что нас поджег не Горин… Блин. А кто тогда? Вот черт! Ну ничего. С этим позже разберемся.
— Спасибо тебе, Галя, за откровенность.
— Это тебе за Костю Горина. Живи с этим, если, конечно, повезет с вышки соскочить. Я все сделаю, чтобы укоротить тебе жизнь.
— Как-то не по чести мундира, Галина Владимировна, поступаете. Что же я тебе такого сделал?
— Ты оказался слишком умным. Хотя нет. Не слишком, раз сидишь сейчас здесь передо мной в кабинете для допроса. Я тебя переиграла, Петров.
— Скажи это своему покойному любовничку. Тот точно не выиграл.
— Заткнись! — взвизгнула Галя. — Ты и ногтя его не стоишь…
— Мне жаль тебя. Ты была отличным следователем, а человеком оказалась не очень. Хорошо, что Глеб Львович этого так и не узнал.
— Почему была? — прошипела Федорова. — Это ты был ментом, а стал зэком.
Петлицы на её прямом, будто высеченном из скалы силуэте победно блестели.
— В жизни так часто все меняется, — загадочно пробормотал я.
— Но не в этот раз.
— Ошибаешься, — внезапно я улыбнулся и крикнул погромче. — Никита Егорович! Мы закончили!
Дверь распахнулась, и в допросную ввалилась целая делегация. Сияющий Горохов, Погодин с двумя незнакомыми мне оперативниками (похожими на КГБ-шников), Катков и даже Сафонов.
— Галина Владимировна, — прищурился Горохов. — Вы задержаны по подозрению в организации убийств, в том числе убийства заместителя прокурора города.
Федорова вскочила с выпученными глазами:
— У вас на меня ничего нет!
— Как же? — ухмыльнулся я, нагнувшись под стол. — У нас есть твое признание.
Я вытащил из потайной ниши наспех сколоченного стола портативный магнитофон с микрофоном на шнуре. Кассетник чуть шипел, на его панели утоплены две кнопки: черная “Play” и красная “Rec”.
Я щелкнул на “Stop”. Отмотал кассету чуть назад, выдернув шнур микрофона, нажал на воспроизведение. Из динамика зазвучал голос Гали:
