— А так? — я достал второй фрагмент ленточки и приладил к первому, они слились по линии разделения.
— А! — хлопнул себя по лбу парень, будто только что вспомнив. — Это же на месте убийств они обнаружены. Черпакова и Солнышкиной, да?
— Ага, — кивнул я, впившись в него взглядом. — Ты даже фамилии потерпевших запомнил. Похвально…
— Ну, так я ж там был. А зачем ты их принес?
— Угу, и там эти ленточки мы нашли, они были лишь на местах двух убийств. И больше нигде.
— Ну и что? — пожал плечами парень. — Я-то тут при чем?
— А если вот так сделать? — я достал третий фрагмент ленточки и приложил его ко второму.
Они соединились ровно, без всяких зазоров и «минуса» ткани.
— О! — Олег почесал макушку. — А третья откуда?
— Оттуда, — ткнул я пальцем в книжную полку, прибитую к стене над столом. — Там моток лежал, я просто срезал для образца кусочек, сличил, а он совпал. Ничего не хочешь мне рассказать?
Наконец, кажется, его хоть немного пробрало. Олег опустил взгляд.
— Ну-у… Понимаешь, Андрей. Как тебе объяснить?
— Да уж постарайся, объясни, — впился я в него взглядом.
Олег смутился, уши немного покраснели — только ухо мне сейчас и было видно, глаза-то он прятал. Это хорошо, получается, что парень не закоренелый врун или социопат, у которого напрочь чувство стыда отсутствует.
— Слушаю, — подбодрил я его.
— Гм-м… Короче, — Олег глянул на меня исполобья. — Это я их подбросил.
— Когда убивал?
Я изо всех сил старался сидеть спокойно, но мой собеседник заметил, как я напряжен. Только Олег не знал, что наша с ним история была уж слишком долгой.
— Ты что такое говоришь⁈ — Олег вскочил со стула. — Не убивал я никого.
Я ухмыльнулся.
— Успокойся, я знаю. Вопрос только — «зачем»?
Начал он издалека.
— Я купил ее еще на выпускной, моток ленты целый. Мы ей подвязывали всякие штуки праздничные, стяги, шарики, транспарант закрепили. Один отрезок с того времени у меня завалялся в кармане. Мы когда на место убийства Черпакова приехали с тобой, я помню, как ты особо меня не подпускал к трупу, да и вообще, вид у тебя был такой, будто ты сто раз пожалел, что меня взял на происшествие. А я помочь хотел. Ты же знаешь теперь, что судмедом хочу стать. Ну так вот… И захотелось вдруг мне, чтобы ты увидел во мне хоть какую-то пользу, а не смотрел, как на балласт. Я эту ленточку из кармана незаметно швырнул на кустик, будто она там давно висела. Но не рядом с трупом, а чуть поодаль, ты же помнишь. И сам же ее и нашел, тебя позвал…
— Ты чуть не повел расследование по ложному следу, — буркнул я, переваривая услышанное.
— Ну, так если предположить и мозгами пораскинуть, то ленточка могла случайно там оказаться, не на теле же была обнаружена. А на следующем преступлении я повторил трюк.
— Олег, — я смотрел парню прямо глаза. — Никогда больше так не делай… Ты понял⁈
— Да понял я уже, понял, — поморщился тот. — Я же не знал, что ты чуть ли не в основные улики ее запишешь. Думал, помусолите и выбросите, исключите из доказательств, а ты вон как серьезно к вопросу подошел, даже обыск в моей комнате провел.
— Не неси ерунды, — скривился я. — Это был не обыск. Я увидел моток случайно среди книг. Взгляд сам зацепился. Ты же его не прятал. А улики такие очень важно было отработать.
— Почему? — искренне удивился Олег. — Ведь это всего лишь кусок тряпицы. Вернее, два куска.
— Потому что… — Я внимательно смотрел на парня, в его пытливые глаза, но не мог же я сказать ему, что в том, моем будущем что-то пошло не так, и он убивал женщин именно такой ленточкой — которая послужила символом красного пояска его деспотичной биологической матери.
Но в этой реальности я все поменял. Олег вырос в другой семье, травмирующего фактора, который дремал бы много лет в нем, а потом вылился бы в манию, он не получил. Спасибо провидению, ну, и мне немного…
— Ты что молчишь? — вывел меня из размышлений Олег. — Про улики-то?
— Да так… — я улыбнулся и потрепал парня по плечу. — Пожалуй, ты прав. Это всего лишь кусок тряпки, и мы цеплялись за каждую соломинку… Из тебя получится отличный судмедэксперт, только хорошенько учись.
* * *
— Привет, лодырь! — я вошел в больничную палату с авоськой, полной апельсинов. — Хреново выглядишь, тезка!
— Привет, мент! — улыбнулся Медведев. — Ты тоже…
Он лежал на кровати, но при виде меня смог самостоятельно привстать и сесть.
— Да, это мне просто накидка не идет, — кивнул я на свое плечо, на которое наброшена была с застиранными бледными полосками больничная тряпица на вязочках. — А то, что лицо помято, так это злоупотребляли вчера немного, посидели в ресторане коллективом. С Гошей заодно пообщался, он там бессменный постовой. Тоже заживает после Савы. Но ему меньше досталось, чем тебе.
Шубник повел бровями, мол, пока я тут чалюсь, они водочку под селедочку уговаривают:
— Что за праздник-то отмечали?
— Раскрытие дела праздновали. Традиция уже у нас такая уже сложилась.
— А! Как хорошо, что вы этого гада прищучили. Вот спасибо… Я же чуть не загнулся из-за него.
— Двух гадов прищучили, — загадочно улыбнулся я.
— Как — двух?
— А вот так…
Я рассказал медвежатнику во всех дозволенных подробностях события последних дней.
— Вот сволочи! Выродки… — глухо пробормотал Медведев. — Своими бы руками удавил.
— Опоздал ты немного с удавлением, — я многозначительно ткнул пальцем в потолок. — Один уже там… На том свете.
— Как это? Так быстро? Уже расстреляли?
— Нет, конечно. Не поспели бы. Да вот только Савченко в камере повесился на собственных штанах.
— Туда ему и дорога, — процедил Шубник.
— Я тоже по нему не горюю, заслужил. Только нескольким милиционерам, начиная от дежурного КПЗ и заканчивая проверяющим по УВД в тот день, по выговору дали. За то, что не углядели за суицидником.
— Выговор не заразный, носить можно.
— Я тоже так думаю, — кивнул я. — Ну, а ты долго загорать тут собрался?
— А что? — насторожился Шубник.
— На работу пора выходить…
Больной тяжело вздохнул и горестно почесал шею под воротом больничной пижамы.
— Курсант, не напоминай, а… Вот, как вспомню, что опять в закутке «Дома быта» сидеть и ключики точить, как жуку какому-то, так снова хочется словить пулю, чтобы подольше на больничном проваляться.
— Да не на ту работу выходить надо, — я хитро прищурился, чуть выжидая, — на другую.
— На какую еще другую? — крякнул Медведев.
— В общем, расклад такой — Булкин тут договорился с нужными людьми, тебя в школу берут.
— Меня⁈ В школу? — Шубник часто заморгал.
— Ну, да, ты сам же хотел там работать, помнишь, говорил мне?
— Конечно, хотел, только ж я судимый. Как меня возьмут?
— Судимость погашена, да и говорю же, начальник УВД подсуетился. Место тебе нашел.
— Кем? Физруком? — голос Медведева дрогнул, он потер глаза.
— Пока нет. Завхозом, ну а там — как себя покажешь. Как с коллективом сработаешься, глядишь, и в физруки возьмут. Диплом-то не потерял еще свой педагогический?
— Андрюха! Спасибо, — выдохнул Медведев, я со смущением заметил, что у него даже голос немного подсел. — Спасибо!
Он протянул широкую ладонь. Я пожал ее, а Шубник тряс и тряс мою руку, не останавливаясь. Зашмыгал вдруг носом, пряча глаза. Никогда я его не видел таким счастливым.
* * *
— Ли-иза!!! Любимая! — блажил Быков, чуть покачиваясь на богатырских, но сейчас нетвердых ногах, и задрав голову, целя взглядом на второй этаж роддома. — Это я! Эй!!! Ли-из!
— Тише ты! — дернул я за рукав нетрезвого друга. — Всех новорожденных перепугаешь! До колик!
— Не, ну а че она? Где она⁈ — Антоха отмахнулся от меня букетом. Цветы в такое заведение, конечно, не передать — не стерильно. Но отговорить покупать розы я Тоху не смог. Сейчас цветы ни к чему, не выписка же еще. Да и на выписку не особо было принято в восемьдесят шестом с цветами в роддом заявляться.
