Софья нарочно задержала паузу, поглядывая на брата и теток веселыми глазами.
– И что он сказал?! – не выдержала Татьяна.
– А я и не знал, что на меня порчу наслали!
– Что?!
– А то! Не знал он, что должен помереть, вот и не помер. И чхать ему было на порчу, колдовство и прочую ерунду. Мне – тоже. Пусть Симеон хоть упроклинается, я-то – не католичка. Но к Ибрагиму надо сходить, руку перевязать. Вреда не будет.
И Софья с самым невинным видом принялась заправлять в косу выбившиеся пряди.
Алексей подумал пару минут. Переглянулся с тетушками. И – захохотал так, что потолок вздрогнул.
– Ну, Соня! Слов нет!
Отражение сестрицы весело подмигнуло ему из зеркала.
* * *
– Ванечка!
Феодосия Морозова была взволнованна, да еще как! Иван подскочил на месте, только ложка звякнула – он как раз обедал.
– Случилось что, матушка?!
– Да! Сегодня царь наш на казни был…
– Ну да. Хованский, Полоцкий…
Сам Иван не поехал. Он буквально час назад вернулся из Дьяково и собирался через пару часов во дворец. Казнь – казнью, а про поляков забывать не след.
– Полоцкий едва царя не проклял!
– ЧТО?!
Ивана аж подбросило. Нет, вот ведь тварь!
– КАК?!
– Его когда на помост возвели, он начал проклинать, такое говорил, ужасы пророчил, кричал, что Русь погибнет в огне и водах. Ежели за Романовыми пойдет…
– И?!
– Твоя Соня на помост взлетела, да на себя проклятье и приняла.
– Она жива? Цела?
– Говорят, что она себе вену вскрыла и кровь пила. И что ее клятву небеса приняли…
Иван молча отбросил в сторону ложку:
– Мне надо во дворец.
– Я уже приказала коня оседлать.
– Спасибо, мам…
Иван вылетел из столовой. Феодосия только головой ему вслед покачала. Да уж, любит ее мальчик царевну, это видно. И… пусть она себе такой невестки и не хотела бы, но верность и сообразительность Софьи, ее преданность вызывали уважение.
Она ведь ради брата на такое пошла.
А ради любимого мужа и детей?
* * *
Иван влетел в Кремль, едва не снеся по дороге ворота.
Ну, Соня!!!
О ее любви к брату он отлично знал, но чтобы ТАК?! Кем она себя возомнила?!
Убью!!!
В покои его пропустили беспрекословно. Еще бы! Свой, почти родной, почти Романов. Даже Софьины девушки не подумали заступить ему дорогу.
Иван влетел в светелку, как серфингист, – на гребне волны праведного гнева.
– Соня!!!
– Ванечка?! Что слу…
Договорить Софья не успела. Ее вздернули со стула, встряхнули и заорали едва не в ухо.
– Безмозглая девчонка!!! Ты хоть понимаешь, что творишь?! Я чуть со страху не сдох!!!
– Да что случилось?!
– Что?! А кто сегодня перед всем народом вены на себе резал?!
Софья покосилась на забинтованную ладонь.
– А… э…
Иван крепко стиснул ее, прижал к себе:
– Сонечка… любимая моя… родная, я так за тебя испугался…
И что оставалось делать царевне? Только поднять забинтованную руку и коснуться лица мужчины.
– Ванечка… все хорошо.
А в следующий миг ее еще крепче сжали в объятиях – и поцеловали. После чего единственной связной мыслью у Софьи осталось – и где научился?!
В себя они пришли не скоро, минут через пятнадцать. Соня обнаружила себя на руках у Ивана, а самого Ивана сидящим на лавке около окна.
– Сонюшка, родная моя… любимая…
И что было отвечать?
Соня прислушалась к себе. Любит ли она Ивана?
Да, определенно.
Любит ли Иван ее? Тоже – да.
И что им теперь делать?
– Ты за меня замуж пойдешь? Алексей разрешит, я знаю…
Софья тряхнула головой:
– Ванечка, ты не торопишься ли?
– Нет, Сонюшка. Я еще медлю слишком…
– Ванечка, – Соня смотрела серьезно, – а ты понимаешь, что боярыней Морозовой я никогда не буду? Я всегда сначала останусь Софьей Романовой. И интересы брата и государства для меня будут на первом месте. Детей рожу, но Алешку не брошу. И его делами заниматься не перестану.
– И не надобно. Думаешь, мама рада будет, коли ее отстранить?
Софья вспомнила боярыню Феодосию. Нет, определенно не рада.
– Вот она и будет заниматься домом, внуками, делами. А я по-прежнему буду брату помогать. Так что, ежели не можешь принять этого… лучше не надобно и начинать. Потом нам с тобой больнее будет.
Иван вздохнул.
– Соня, мы с Алешкой уже говорили. Я остаюсь при нем, ты – тоже… Ну и? Все равно помогать ему придется, один он этот груз не потянет. Ежели захочешь, вообще тайно обвенчаемся…
– Я подумаю, что будет лучше для нашей политики. Сам понимаешь.
Иван рассмеялся:
– Понимаю. Я буду делить тебя с государством, с братом, с кучей дел… но я ведь и не хочу, чтобы ты менялась. Если ты сядешь в тереме и начнешь вышивать, не говоря со мной ни о чем, кроме ниток и иголок, я тоже тебя не разлюблю. Но это ведь не ты будешь…
– Не я, – согласилась Софья.
– Не меняйся, прошу тебя. Никогда не меняйся.
– А что-то ты скажешь, когда дети пойдут?
– Надеюсь, что то же самое…
Софья смотрела в оконное стекло. Что-то вставало впереди? Неужели небеса сжалились над ней? Она может быть счастлива еще раз? Рядом с человеком, который будет любить ее такой, какая она есть, не мешать заниматься любимым делом, более того, работать с ней в одной команде. Сверх того, Иван уже друг Алексея, то есть конфликта не выйдет. Но братцу и вправду надобно невесту приглядывать. По здешним меркам уж года два как пора, отец в его возрасте уже женат был и детей делал…
И жена нужна либо умная, либо… есть ведь и такие женщины, которым ничего не надо, кроме своей семьи и детей. Может, и им такая нужна? Чтобы она детьми занималась, а они – делами государства?
Ох, как бы тут опять ошибку не сделать. Вот занималась Ванюшей свекровь – и выросло… художественное нечто. Здесь она такой ошибки не должна совершить.
– Ох, Ванечка…
* * *
К идее замужества сестры Алексей отнесся двояко. Ему и хотелось, чтобы Соня была счастлива, – и не хотелось ее отпускать. Он привык, что всегда есть кому подставить плечо, помочь, поддержать – и отказываться не хотел. Так что…
– Надобно будет Совет организовать. Как у Ивана Четвертого был, вот, чтобы вы туда входили, Аввакум, Андриан, коли патриархом станет…
– Иван Сирко, – подсказала Софья.
– Он от Бога воин, – задумчиво согласился Алексей. – Но тогда уж и дядька Воин…
– А еще – Ромодановский. Строганов, как специалист по Уралу.
– Специалист… в свой карман. Ворует ведь, сволочь такая, – фыркнула Софья.
– А на то и Ромодановский. Пока Григорий в Азове, Федора позовем. Ты ведь ему создание ПГБ доверяешь? – Алексей наполовину подшучивал над сестрой, наполовину спрашивал серьезно.
– Предан, аки пес, – псом и будет. Умный мужчина, очень умный. А излишняя жестокость… на то и плетка у царя, чтобы псина лишний раз клыки не скалила.
– Мельин, – вспомнил Ваня.
– И верно. Как вернется – быть ему главным советником по морскому делу.
– Ньютон….
– Патрик Гордон, как специалист по иноземной слободе, – утверждающе кивнул Алексей.
– Ибрагим – лучше его в ядах и интригах никто из нас не разберется, – подсказала Софья.
Ближний круг царя начинал формироваться. И Софья с тревогой следила за этим процессом. Самая страшная штука – медные трубы славы. Если Алешка сейчас устоит, если справится, если она правильно его воспитала… вот ведь!
Тогда они выстоят.
А если нет?
Что ж. Тогда ей прямая дорога на колокольню и головой вниз. Ежели по ее вине Русь так с колен и не поднимется…
* * *
Поль Мелье прибыл в родной Марсель холодным февральским утром. Ветер бил в лицо, заставляя прикрыть глаза, не смотреть на родной город, но адмирал не то что в плащ не закутался, так еще и шапку снял да усмехнулся. Разве ж это зимы?
Вот на Руси…
Да, именно там.
Иногда ему казалось, что с ним тролли пошутили. Но потом мужчина касался туго набитого кошелька, маленького мешочка с драгоценностями на груди, медали, жалованной грамоты…
Взгляд его падал на кольцо с крупным сапфиром, которое вручил государь, пошутив насчет фамильного перстня, мол, адмиралу – морской камень, и Поль опять верил.
Хотя уже Павел.
А, какая разница! То же имя, тот же человек…
А вот от Франции он отвык. Отвык от ароматов помойки, коими встречали его города, отвык от запахов немытых тел и душных парфюмов, отвык не мыться в горячо натопленной бане, а просто протираться полотенцем…
Хорошо хоть молиться не отвык.
Вот и родной домик.
Поль перемахнул через забор и что есть сил забарабанил в дверь.
– Открывайте!
И сам вдруг себе удивился. Слово вырвалось… на русском языке! И нарочно не захочешь, а получится.
А впрочем, хоть на китайском говори, а его уже признали:
– Сыночек!!!
– Поль!!!
– ПАПА!!!
Родным потребовалось две минуты, чтобы высыпать на улицу, как были, кто в платье, кто в одной нижней рубашке, повиснуть на шее, обнять, зацеловать…
