А перед нами горела Ганза. Воду рассекали имперские катеры, закрывая зону для чужих. Журчали потоками брандспойты, тщетно пытаясь сбить огонь. В небе носились чайки и вертолеты. Где-то орали, где-то ещё стреляли, служивые группами бегали туда-сюда.
— Пожрать бы, — мечтательно сказал Карл, прищурившись и пожевывая травинку.
— Согласен, я тоже нагулял аппетит, — Глеб смотрел на пожарище с особой гордостью.
Монах подскочил, бросил «я сейчас» и убежал в сторону города, скрывшись в улочках жилого квартала. Мы все проводили его взглядом, пожали плечами и вернулись к утомленному созерцанию.
Целители нас слегка подлатали и раны жутко чесались, уже заживая. Так мы и сидели на траве, молча и периодически почесываясь. Герман вздохнул, лениво достал пистолет и выстрелили четко между глаз демона, вдруг выскочившего из зарослей в пяти метрах от нас.
Никто даже не вздрогнул, настолько все задолбались. Ростовский одобрительно хмыкнул и зевнул, позабыв прикрыть рот.
Наставник вернулся с огромной корзиной. Монах исхитрился добыть нам еды, объяснив, что демоны демонами, но рынок с раннего утра работает, как ни в чем ни бывало. Вот это я понимаю, традиции. Выдержке местных можно только позавидовать.
Мы набросились на провиант, даже не разглядывая что там. Навалился настоящий зверский голод и мы уминали какую-то сладкую выпечку, заедая её копченой рыбой и запивая квасом и клюквенным морсом. И этот, не самый удачный для разговоров, момент выбрали имперцы, чтобы подойти к нашей компании.
Их было всего десятеро. Они щурились, стоя против солнца и переминаясь с ноги на ногу. Мы продолжали есть, игнорируя их взгляды. Наконец служивые выбрали предводителя самым верным способом — толкнув одного из своих в спину.
— Господа… — нерешительно начал он.
Господа никак не отреагировали, мужик выдохнул, прокашлялся и произнес более решительно:
— Во имя императора, сдавайтесь!
Чавканье тут же стихло, Глеб изумленно посмотрел на имперца, словно только заметил, что он тут, Герман часто заморгал и в следующий момент весь остров накрыло оглушительным хохотом, от которого эти отчаянные ребята дружно вздрогнули. Мы ржали так, что у меня свело живот, а Семён так и вовсе завалился назад, заливая себя квасом.
Имперцы жалобно переглянулись, вздохнули и потянулись за оружием. А за их спинами шумно обрушился последний уцелевший склад…
Глава 27
Глеб, отсмеявшись, вытер рот и поинтересовался:
— Вы себя как чувствуете, судари? Солнышком не напекло? О чём речь, будьте так любезны, объяснитесь. А вот этого, — он молниеносно достал из кобуры свой пистолет и помахал им, — делать не стоит.
Предводитель сглотнул, сделал знак опустить оружие и уверенно заявил:
— Адепт Илья обвиняется в измене империи, нападении на особу императорской крови и… — он запнулся, увидев как я нахмурился. — Впрочем, полный список вам зачитают на суде. Вас же, господа, задерживают на основании подозрения в пособничестве преступнику, сговоре с целью…
— Так, стоп, — наставнику надоело выслушивать обвинения и он ткнул стволом в имперца и махнул в сторону. — Всё, валите отсюда, пока я сытый и добрый.
Я такой наглости удивился, но сделал морду кирпичом и согласно закивал. Это было моё первое взаимодействие с имперскими службами, и тут я вынужден был доверять переговоры монаху. Получалось, что у храмовников власти было больше. Ну или Глебу самому солнышком напекло.
Судя по опечаленному выражению лица имперца, верно было первое. Это подтвердил и монах:
— Это дела обители, мы сами разберемся, свободны, — бросил он и принялся за поглощение кваса.
— Господа, может всё таки… — мялся служивый, оглядываясь на застывших сослуживцев.
— Во имя всеблагих! — разозлился наставник. — Вам навалять, чтобы понятнее стало? Свяжитесь с начальством, там подтвердят, что это наше дело.
Имперцы переглянулись и отошли на несколько метров, переговариваясь. Я видел, как тот, что с нами вел беседу, взялся за телефон и принялся звонить. Глеб помотал головой и заразительно зевнул.
— Ну как дети малые, будто в первый раз, да хранят нас боги от такого великого ума, — заворчал он и заглянул в изрядно опустевшую корзину. — Связался я с его императорским высочеством, Илья, как ты и предлагал. И слава всеблагим, после того, что тут устроили ганзейцы. Он и предложил поднять обитель и объявить боевую готовность, на всякий случай. Поэтому так быстро сюда наши прибыли. Так что расслабься, всё согласовано было. И тебя…
Его монолог прервал имперец, подошедший к нам. Мужик улыбался так, что его идеальные белоснежные зубы сверкали на солнце.
— Приношу свои извинения, произошло недоразумение, господа. Служба такая, понимаете…
— Да ладно, нормально всё, одно дело делаем, — благодушно ответил Глеб, отмахиваясь пистолетом, который он так и не выпустил из рук, и заметил голодный взгляд мужика: — Угощайтесь, судари. Во имя императора, нда.
Судари слегка проредили свой состав, отправив самых молодых к суетящимся у догорающих развалин коллегам. А затем выбрали почетную делегацию из Карла и одного из крепких имперцев, за добавкой.
Добавка прибыла, дополненная бочонком темного, холодного и свежесваренного. Троица, оставшаяся с нами, оказалась отличными мужиками, так что победу над монстрами мы отмечали в дружественной межведомственной атмосфере.
Наладив связи и сбегав за ещё один бочонком, мы окончательно расслабились, а княжич с Германом задремали на травке, не обращая внимания на вновь заморосивший дождик. Так нас застали инквизиторы. Этих тоже напоили и усадили рядом.
Больше к нам никто не подходил, наверное опасались не вернуться. Пикник прекратил звонок Глебу. Монах отвечал коротко, только «да» и «нет», но улыбался при этом так злорадно, что я понял, разговаривал он с настоятелем.
— Собрались! — наставник пнул похрапывающего Германа и дал щелбана Ростовскому, будя их. — Возрадуйтесь, братья, ибо нас вызывают на ковер к высокому начальству. Награждать, не иначе, — усмехнулся он и поднялся, с хрустом потягиваясь.
Инквизиция принялась выражать протест, их поддержали имперцы, но все сдулись от предложения санкционировать продолжение гулянки у великого магистра. Именно он, оказалось, нас и ожидал в компании с Эдуардом.
Глеб осмотрел наши перемазанные в останках демонов рожи, достал из густой шевелюры Германа чей-то клык и наигранно печально вздохнул:
— Времени привести в порядок нет, какая жалость. Слишком срочное дело…
В таком виде мы и предстали перед начальством. Еле нашли транспорт для перевозки героев, никто нас и близко не хотел подпускать.
Пока мы проезжали остров, я заметил сменившийся на имперский пост на мосту и улицы, тоже патрулирующиеся нашими. Ганза, похоже, потеряла свою независимость и теперь её обыскивали храмовники.
— Теперь не отмажутся, — довольно прокомментировал Глеб, наблюдая группу инквизиторов у городской ратуши. — А хорошо бахнули!
С этим не были согласны ни настоятель, ни великий магистр. Колобок и старик единодушно возмущались способами монаха решать международные конфликты. Эдуард даже не стал зацикливаться на испорченном ковре, который мы заляпали в грязи, явившись отчитываться.
Мне такой маневр командования, как сначала хорошенько наорать, был хорошо знаком, так что я выслушивал всё с каменным лицом, как и Глеб. А вот остальные виновато опускали глаза, только Ростовский поджимал губы, но молчал, видя что и мы не возражаем.
— Вы разрушили половину острова! — осуждал нас настоятель, сотрясая какими-то уже сильно потрепанными бумагами.
— Никак не могу присвоить все заслуги исключительно нам, — монотонно отвечал монах. — Это была совместная операция с имперцами. И ни один жилой дом или памятник архитектуры не пострадал.
— А памятник? Памятник, — Эдуард заглянул в бумаги, — Генриху Основателю, императору Священной Римской империи, кто сломал?
Я вспомнил, что это как раз та статуя на центральной площади, которая каким-то чудесным способом была разрушена, причем очень аккуратно и точечно. Так, что это не помешало открытию рынка утром.
