Для начала я хотел провести работу по упорядочиванию уже существующих норм с целью упрощения их использования. В моем понимании без нормального гражданского, хозяйственного, уголовного, уголовно-процессуального кодексов судебная и административная система просто не могут существовать. Имеющийся же на данный момент ворох разбросанных по-отдельности норм, местами конфликтующих в определениях, а порой и прямо противоречащих друг-другу, как по мне, правовой системой и вовсе назвать было нельзя.
— А еще я попрошу вас немного изменить структуру кодекса, — я быстро накидал своему министру схему. — Две книги — общая и специальная, содержащая непосредственно перечень деликтов, дальше тематические разделы и статьи. Статьи имеют сквозную нумерацию и делятся на части и пункты.
В проекте Сперанского почему-то сквозная нумерация шла как бы уровнем ниже, и количество статей в кодексе таким образом переваливало за две тысячи. На самом деле это мало на что влияло, было скорее вопросом привычки, но я-то как раз привык другому…
Основная проблема заключалась в том, что подобную систему законодательства, которую я бы хотел видеть на практике пока еще никто еще не использовал. Тот же знаменитый Гражданский кодекс Наполеона, который как важную историческую веху в развитии юридической науки любят вставлять в учебники по теории права, на самом деле был весьма мало похож на привычные образцы из будущего и как таковым кодексом не являлся, будучи скорее сборником отдельных статей. Кое-какая логика внутри него уже была, что выгодно отличало его от предшественников, однако я точно знал, что можно сделать лучше.
Что же касается Уложения о Наказаниях, как тут назывался привычный нам уголовный кодекс, то свет оно увидело в итоге только в 1833 году и стало плодом компромисса между моими видениями, которые, к сожалению, далеко не всегда можно было применить на практике, и уже сложившейся судебной практикой.
Так в нем, например, декриминализовали такие имевшиеся ранее деликты как супружеская измена, блуд, разврат, непотребное поведение — за все это вполне можно было ранее схлопотать вполне реальный тюремный срок. Теперь часть случаев вообще стала ненаказуемой, а часть переехала из уголовной плоскости в административную.
Были установлены — при естественном для местных сословном разделении — разные санкции за различные правонарушения совершенные дворянами и, скажем, крестьянами. Так крестьян фактически убрали из списка субъектов отдельных «политических» статей, а дворянам наоборот по ним наказание ужесточили. Так же были введены более строгие санкции за взяточничество — «мздоимство» — для служащих судебной и правоохранительной систем: теперь даже самая маленькая взятка означала для судьи пожизненную каторгу с конфискацией и лишением всех прав.
Была легализована — отдельным правда законом — проституция, которую я вообще-то хотел ввести в правовое поле еще лет десять назад, но все никак руки не доходили. Проститутошный сбор, кстати, отдали на откуп земствам, и он в последствие стал одним из наиболее полно собираемых в империи налогов. Не удивительно, кому как не местным политикам было знать наперечет всех блядей в округе.
Начало 19 века было временем стремительного распространения различных половых заболеваний в частности сифилиса. Этому способствовало большое количество факторов, главным из которых можно назвать регулярные масштабные европейские войны и возросшую мобильность населения. Проститутки — которые естественно не смотря на запреты нелегально работали по всей империи — были тут одним их главных факторов риска. Чтобы препятствовать распространению ЗППП, добавить еще один источник пополнения бюджета и в принципе ввести всю секс индустрию в цивилизованные рамки и был принят — не смотря, кстати, на заметное противодействие части церковников и прочих «радетелей морали» — данный закон. Он предусматривал регулярные медицинские осмотры, полицейский надзор и даже некоторые основы социальной защиты, что само по себе было отдельной новацией в русском праве.
После этого в течении десяти лет были созданы Гражданское, Хозяйственное и Семейное уложения, ставшие более-менее крепкой основой для дальнейшего развития правовой системы Российской империи.
В конце 1827 года, уже ближе к зиме мною был подписан закон «О государственных финансах и функционировании финансовых рынков Российской империи». Этот закон положил начало реформе, которая в списке «Великих реформ» моего правления — хоть по факту я все еще был только регентом — впоследствии занимала первую строчку, опередив и аграрную, и военную, и правовую.
Основной проблемой тут было то, что я и в финансовой системе 21 века разбирался весьма посредственно, а про финансовую систему 19 века не мог сказать вообще практически ничего, поэтому в данной сфере приходилось полагаться на знания и умения подчиненных.
Реформу Канкрин готовил почти полтора года, пытаясь соблюсти два практически взаимоисключающих условия: насытить экономику дешевыми деньгами и при этом сохранить относительную стабильность валюты.
Тут нужно сделать отступление и немного обрисовать сложившуюся к концу двадцатых в России финансовую систему. Основой денежного обращения в империи был введенный еще 1740-е года ассигнационный рубль, имеющий плавающий рыночный курс по отношению к рублю серебряному. Последний имел наполнение в 18гр чистого серебра.
Во время войны 1812 года государство было вынужденно допечатывать необеспеченные бумажные рубли, что привело к сильному падению его курса, однако в следующие годы эта масса была выкуплена — во многом за французские деньги — обратно, и курс был доведен до 1к1. В дальнейшем он немного плавал, не опускаясь однако никогда ниже отметки 94–96 серебряных копеек за ассигнацию.
Такая система имела как плюсы, так и минусы: плюсом была возможность при необходимости быстро впрыснуть в экономику оборотные средства, пусть даже за счет снижения курса ассигнационного рубля. Минусом — нестабильность валюты и усложнение ее международного обращения. В отличии от Англии, у которой курс фунта был обеспечен золотом, Россия не могла предлагать свой рубль в качестве международной резервной валюты, а последнее, учитывая наши успехи на международной арене, было уже достаточно актуально.
Плавающий ассигнационный рубль был препятствием к развитию фондового рынка и рынка различных финансовых услуг. Даже подсознательно люди в этом времени доверяли «бумажкам» меньше чем благородному металлу и то, что Российская империя опиралась ранее именно на ассигнации фактически прямо заявляло всем вокруг о нашей нестабильности в денежном плане. Мы как бы предупреждали потенциальных инвесторов, что в случае проблем — внешних или внутренних — быстро зальем экономику бумажками, уроним курс и фактически «кинем» пожелавших вложится в нашу экономику иностранцев. Естественно, в таких условиях большого притока средств из-за рубежа просто не могло быть.
В итоге была принята такая система: серебряный и ассигнационный рубль уравнивались в правах, плавающий курс ликвидировался. Государство гарантировало использования обеих — бумажной и металлической — валют наравне, оплачивало ими расходы из казны и принимало в качестве налогов. И хотя прямой обмен бумаги на серебро не гарантировался мы оставляли возможность выкупать у государства за ассигнации серебряные слитки по номинальной стоимости без дополнительной комиссии. Что с одной стороны добавляло людям уверенности, а с другой — разом отсекало 90% потенциальных желающих приобрести серебро. Ну действительно, не так много найдется людей способных единоразово выложить за стандартный двадцатикилограммовый слиток серебра тысячу с лишним рублей.
Идея была понятна — она заключалась в постепенном уходе от обращения серебряных монет и полном переходе на ассигнации, которые должны были стать полноценной их заменой не только в физическом плане, но и в головах людей. Бумажный рубль должен был стать таким же надежным как и серебряный, ну а потом можно будет и станок включать при необходимости, не слишком боясь обесценивания валюты.
