— Сдаюсь без боя, — улыбается Большак.
— Что вы, — скромничает Френкель, — певец из меня очень слабый.
С приходом Гали атмосфера становится более раскованной и весёлой. Все наконец-то усаживаются за стол и мама с Наташкой начинают гастрономическое шоу в духе Ивана Грозного.
— Повезло тебе с Невестой, — смеётся Галина, — смотри только не превратись в пончик через несколько лет после свадьбы. Впрочем, отец у тебя поджарый, может и ты сможешь сохранить фигуру.
Проверено многократно на личном опыте, если стол ломится от еды, настроение гостей всегда на высоте. Рог изобилия помогает эмоциональному подъёму и символизирует безоговорочную победу жизненного оптимизма надо всеми невзгодами.
— Егор! — требует Галя. — Спой-ка песню про Галю, пожалуйста. Давай-давай, не отнекивайся. Ребята, давайте подключайтесь! Пусть споёт!
— Галина! — шуточно хмурюсь я. — Ты хочешь меня опозорить перед выдающимся композитором и исполнителем? Да ещё и перед дядей Юрой? Каждый раз, когда мы будем встречаться с Яном Абрамовичем в подъезде, я буду вспоминать свой позор.
Но открутиться не удаётся и начинается форменный «Джимми, пой!» В общем, я беру гитару и исполняю волю публики:
— Ой Галя-Галя, моя бабушка сказала надвое…
Песня имеет успех и Ян Френкель от души смеётся и аплодирует. Ещё раз спасибо, Пётр Налич. Потом приходится петь Платонычу и он начинает с «Русского поля», а Френкель подпевает. Потом поёт Френкель. У него приятный, низкий, немного шершавый голос.
Скударнов и Жора с ним знакомы, а теперь вот знакомится и Галина, ну, и все остальные тоже, разумеется. Эмоциональный градус вечера идёт по нарастающей. Безлимитный бар с элитными по нашим временам напитками делает своё дело.
— Нет, Юрий Михайлович, — не выпускает Гена из зоны своего внимания Чурбанова, — вы для нас, простых милиционеров много делаете, низкий вам поклон. И министру тоже передайте от простого участкового. Он для нас, понимаете, большой, нет, просто огромный человечище…
Чурбанов сносит повышенное внимание без раздражения и даже, кажется, получает удовольствие от общения. Гена тот ещё собеседник и анекдотец может к месту подкинуть да и вообще, на острое словцо горазд.
— Наташенька, — обращается немного захмелевшая Ирина к Наташке. — А можно мне минералочки, пожалуйста?
Наташка крутит головой и, не найдя бутылки, отвечает:
— Одну минуточку, сейчас будет. Егорка, ты не сходишь на кухню? И захвати лимонад, пожалуйста.
Я иду, ставлю на поднос несколько разных бутылок и открывашкой начинаю срывать с них звёздочки крышечек.
— Егор, — раздаётся за мной Иркин низкий голос.
Я поворачиваюсь.
— Может, лимонаду? — предлагаю я.
— Да, всё равно, — пожимает она плечами. — Всё равно.
Глаза у неё блестят, но, как будто не только от алкоголя. Она улыбается, но улыбка выглядит не особенно весёлой.
— Подставляю я тебя вечно, да, Егор? — усмехается она. — Перед невестой.
— Да о чём ты говоришь…
— Говорю-говорю, знаю, о чём. Ну ты не сердись, я же не специально.
— Ириш, всё нормально, не парься вообще.
— Не парься, — повторяет она. — Вот получишь из-за меня сковородкой по башке от молодой жены, поймёшь, что значит «не парься».
— Нет, у нас с Наташей всё не так…
— Да ладно, не так… — машет она рукой. — У всех всё так. У всех всё одинаково, понимаешь? Два холмика и норка для зверька.
— Ирка, ты чего? — хохочу я. — Какая ещё норка?
— Нора, глубокая вот какая. Ладно, ты на меня не сердись, я сама не знаю, что со мной в последнее время. Я тебе счастья желаю… семейного… Хотя… вот убей меня, не понимаю, какого х*я ты в восемнадцать лет жениться решил? Зачем? Нет, я-то ни на что не претендую, на мне жениться… на мне жениться нельзя, это мне ясно… Но для чего вообще люди женятся так рано? Только не надо мне щас про любовь сопли пускать…
— Розовые? — улыбаюсь я.
— Чего розовые?
— Сопли не надо пускать розовые?
— Да никакие не надо. Всю жизнь будешь оправдываться перед ней за каждое слово и каждый взгляд. А нах*я тебе это, Брагин? Тебе! Ты меня понимаешь? Ладно, не объясняй, это я так просто, мысли вслух. Дело-то твоё…
— Ириш, — я обнимаю её и она кладёт голову мне на плечо.
Ириш, хочу сказать я, а мне и не восемнадцать совсем, и я совершенно не уверен, что нужен тебе, а ей вот нужен, очень нужен, и она мне нужна. Про любовь не буду, раз ты не хочешь, хотя и про это есть что сказать. Просто я знаю, что с ней пройду весь путь, от начала до конца и она не отступится и не предаст. У меня чуйка, я людей повидал. Я знаю. Или думаю, что знаю. Может, и нет никакой чуйки… Да только я верю именно в это…
Я собираюсь сказать… ну, кроме того что мне уже давно не восемнадцать, собираюсь, но не успеваю. Поворачиваю голову и вижу Наташку в дверях кухни. Твою дивизию… Она кивает, смахивает пальцем слезинку, молча поворачивается и уходит в сторону гостиной…
24. Полет Валькирий
А праздник продолжается, звенят бокалы и голоса становятся громче, перекрикивая друг друга и гремящую музыку.
«Кам, кам, кам ту Эл Эй», — поют «Чилли», а Галя красиво и раскованно танцует с Геной.
— А ты, Геннадий, ничего, — смеётся она, и он на радостях наливает ей ещё вина.
Пахнет едой, алкоголем и разогретым парфюмом.
— Завтра увидимся, — кивает, прощаясь Злобин.
— Обязательно.
Первой уходит Новицкая, и после этого начинается разброд и шатания. Понемногу гости расходятся и остаются только домашние и Галя с Чурбановым. Оба хорошо подшофе. Мама с будущей снохой уносит посуду. Наташка выглядит спокойно, никаких слёз и обиженных взглядов, мило улыбается гостям. Волю в кулак собрала и — вперёд…
М-да… не надо быть бараном, и не придётся расхлёбывать всякое такое…
— Хорошую ты девочку нашёл, — в очередной раз выносит вердикт Галина. — Правильную, да Юра? Гена, это точно твоя дочка? На тебя не похожа что-то.
— Ой, да ладно! — расправляет грудь Гена. — Ты, Галина, тоже на папку своего не больно-то похожа! Вона красавица какая.
— Что⁈ — она начинает хохотать. — Юра, почему у тебя такие кадры толковые до сих пор в капитанах? Ты же в кадрах царь-батюшка.
— Так это… я же с низов дослужился, — пожимает плечами Гена. — Так-то наш брат и до капитана редко доходит. Если бы не Лариска моя, до сих пор сидел бы в младших лейтенантах. Она меня внесла в список тихой сапой и — дело сделано.
Он смеётся, и все смеются вместе с ним, думают он шутит.
— Наташа, тебе понравилась картина? — спрашивает Галя.
— Очень! — восклицает Наташка. — Ещё раз спасибо вам огромное. И за подарок и за Мартика. За помощь и поддержку Егора. Большущее спасибо.
Гале приятно это слышать, но это правда, она очень нам помогла. Без неё, возможно, мы бы до сих пор в гостинице жили.
— Галя, — поддерживаю я Наташку. — Правда, спасибо.
— Ну ладно-ладно, — усмехается она. — Весь вечер меня только и благодарили. Вы на картину гляньте, это вообще-то Лидия Мастеркова. Работа побывала на той самой «бульдозерной» выставке, к вашему сведению.
Да, ничего, между прочим. Квадратный холст со стороной около восьмидесяти сантиметров разрисован яркими разноцветными ленточками, напоминающими водоросли. Симпатично. Зачем такое гусеницами давить? Я, конечно, тот ещё спец, но антисоветчину здесь не нахожу.
Наконец, гости расходятся, а посуда оказывается вымытой и насухо вытертой. Домочадцы разбредаются по своим комнатам. Наташка идёт в спальню. Блин… Очень хочется просто лечь и поспать, но придётся ей опять что-то объяснять и поучать…
— Сынок, — окликает меня мама.
— Да, мам.
— Хочу сказать тебе кое-что, — кивает она. — Мы с отцом так тобой гордимся. Погоди-погоди, не перебивай. В такие годы ты уже многого добился, просто в голове не укладывается. Совсем недавно был ещё совершенной тютей, несмышлёнышем и так быстро возмужал, оперился… Не иначе, как тот удар кирпичом тебя изменил…
