Эпилог
Адриатическое море. HMY Victoria and Albert, 11 июля 1905 года
Лето выдалось жарким не только в Санкт-Петербурге. Дипломатические выяснения отношений великих держав неотвратимо вступали в фазу маневренной войны. Победа России на Дальнем Востоке послужила катализатором внешнеполитической активности Берлина, Парижа, Лондона, Вены и Мадрида, к началу июля доведшей градус напряженности вокруг так называемого Марокканского кризиса до точки кипения.
При этом надо обязательно держать в уме, что все это нешуточное бурление страстей происходило на фоне подготовки «мирного» Конгресса по итогам Русско-японской войны, на который Петербург дал согласие лишь под прессингом дипломатии американцев, а также последовавшего вскоре за этим приглашения русского премьера в Вашингтон и нашумевшего «кругосветного турне» Столыпина, показавшего, что для прагматичных янки своя рубаха ближе к телу. Рузвельт, как и существенная часть политикума, а также крупного бизнеса Штатов, предпочли ситуативное сближение с победившей Россией пунктуальному исполнению направленных против нее тайных договоренностей с Лондоном, достигнутых при президенте Мак-Кинли.
Германский кайзер с канцлером Бюловым, по чьей инициативе разгорелся марокканский сыр-бор, отступать от своих планов не собирались, даже столкнувшись с виртуозной контригрой британцев и явным недовольством венценосных обитателей Паласио эль Ориенте.
Ободренный успехами своей новой Восточной политики и знающий подлинное состояние русской армии, Вильгельм мог в любой момент дать отмашку фон Шлиффену на повторную экзекуцию лягушатников: в том, что царь Николай решится активно противодействовать этому, в Потсдаме сомневались. И вполне справедливо. Кроме того, что война с Токио более чем на три четверти «подъела» запас снарядов и патронов, определенный для царской армии по росписям мирного времени, она еще выявила тот факт, что и сами их нормативные количества требуется увеличивать в разы! Германия частично помогала штопать прорехи по ходу боевых действий, однако с их окончанием остановились также и немецкие поставки, причем по обоюдному согласию. Русским надо было экономить, а немцам – думать о том, как решить французский вопрос, в случае чего не опасаясь русской мобилизации у себя за спиной.
Но какая мобилизация в ближайшие месяцы, если две трети лучших полков Николай благополучно угнал на другой край континента? И в случае чего две-три диверсии на Транссибе смогут отсрочить возникновение реальной угрозы для Восточной Пруссии до того момента, когда немецкая армия не только парадом промарширует по Парижу, но и дотопает до Тулона. Причем без излишней суеты и спешки. А оттуда и до Гибралтара не далеко, пусть даже через Мадрид.
Вдобавок, хоть русские и одержали итоговую победу, кампания эта не стала для них легкой прогулкой. Потери были серьезны и всем очевидны. Правда, внутреннее недовольство в народе удалось притушить, но надежно ли и надолго? Неспроста царь объявил о целом букете реформ, походя отменив дискриминацию иудеев. Значит, страх перед бунтом в петербургских сферах пока еще силен. Так о каких новых войнах по собственному почину России можно говорить? Тем более с таким противником, как Германия. А с ней, для комплекта, с Австро-Венгрией. Это как минимум.
И главное. Именно кайзер Вильгельм решительно поддержал царя в схватке с Японией. От Германии Россия получала финансовую и материальную помощь в критические моменты кампании. В отличие от формально союзной ей Франции. Вдобавок ветреная Марианна под шумок, пока ее избранник воевал далеко на востоке, кинулась в объятия Джона Буля. И российский император запомнит это до конца дней, благо память у него феноменальная…
Но, увы. Даже при русском нейтралитете осуществлению далеко идущих замыслов кайзера мешала одна загвоздочка. Англия… Точнее, две. Если добавить сюда его дядюшку, гиперактивного в дипломатических игрищах короля Эдуарда, который с некоторых пор предпочитал сублимироваться в этой сфере, поскольку последние годы дела на полях столь любимых им постельных сражений у британского монарха шли откровенно уныло. Возраст, простата, подсевшее сердце, хронический бронхит и все такое, сами понимаете.
Хотя, если быть математически точным, то к списку камешков в сапоге у Вильгельма можно смело добавлять и третий пункт. Джона Арбетнота Фишера. Бешеный малаец с первого дня его пришествия в Риппли-билдинг был одержим единственной идеей фикс: он прямо-таки жаждал истребить нарождающийся германский флот!
Маньяк намеревался поломать, сжечь и утопить любимые игрушки императора и короля. Причем готов был ради этого даже провернуть второй «Копенгаген», наплевав на обычаи войны и рыцарственность, а заодно и на такую чушь, как международное право. Его философия, рожденная бурной юностью на баке, была проста и доходчива, как его любимый хук справа: «Если вы решили драться, бейте первым! Бейте изо всех сил. Бейте в висок! Бейте по яйцам! Лупите до тех пор, пока враг будет неспособен даже ползать…»
То, что за поддержкой кайзером интересов немецкого бизнеса на территории пока независимого султаната Марокко и экивоками в адрес американской политики открытых дверей стоят некие замыслы неуправляемого племянника и его Амиральштаба по поводу портов Могадор или Агадир, Эдуард раскусил сразу. России, увязшей на Дальнем Востоке, пока не до галлов. Два фронта – игра не для Николая. И… И родилась англо-французская Антанта…
Между прочим, интрижка Джона Буля с влюбчивой Марианной со стороны этого матерого повесы была, естественно, с интересом. Ни о какой давней и пылкой страсти речи не шло, конечно, как бы ни старался Эдуард убедить французов в обратном во время первого посещения их столицы в качестве британского монарха. Правда, его лукавство предпочли дипломатично не заметить, ведь для парижанок он до сих пор оставался милым, щедрым и любвеобильным наследным принцем, изрядно покуролесившим тут в беззаботные годы.
Но, признавая французское доминирование в Марокко, их лордства не позволили себе и капли альтруизма. Они всего лишь в привычном для британской внешней политики ключе выставили своего союзника, в данном случае галлов, на защиту английских интересов. Еще чего не хватало: германская военно-морская база в каких-нибудь четырех сотнях миль от брекватеров Гибралтара! Возможно ли помыслить подобное безобразие?
Однако ловкая пересдача карт, превратившая Францию из противника со стажем в союзника, готового вытаскивать для британцев каштаны из раскаленных углей, требовала быстрого высвобождения русского парового катка, завязшего в маньчжурских сопках. В Балморале знали, что их сговор с месье Делькассе неизбежно обострит франко-германские отношения до крайнего предела. Следовательно, русское пушечное мясо в шаговой доступности, обещанное Парижу за кредиты «имени господина Витте» Александром III еще в 1892 году, будет необходимо галлам как воздух. Возможно, очень скоро. Причем во всеоружии…
Но прямо вменять русско-французскую Конвенцию в вину почившему императору не стоит. Ведь, с другой стороны, это был зубодробительный ответ на все антироссийские выходки канцлера Каприви и только усваивавшего азы внешней политики Вильгельма II. До понимания того, что важнее, сделать все «не по Бисмарку» или сделать все на пользу своей державе и ее народу, «кузен Вилли» дойдет не скоро. И даже сознав всю значимость России для будущего рейха, в нашем мире кайзер с Бюловым банально пожадничали: навязали ей невыгодный, унизительный торговый договор в ходе Русско-японской войны. Это была их ошибка. Роковая. Здесь же пути истории уже пролегли иначе.
Однако мы несколько отдалились от темы повествования… Понимая, что главный противник Британии уже не Россия, а Германия, Эдуард в последний момент попытался отговорить японцев от войны с царем. А когда упрямые азиаты решили поступить по-своему, с мая 1904-го английская, а с ее подачи и французская дипломатия буквально из кожи вон лезли для скорейшего завершения конфликта. Но его участники вошли в клинч, закусив удила. Итог противостояния известен: даже британская задача-минимум (истребление существенной части русского флота, под которую верфи Англии выстроили почти весь Рэнго Кантай) оказалась самураям не по плечу…
