— Фархад Шарафович, — начинаю я, напрягаясь.
— Тише-тише, — машет он мне. — Ладно, я же всё понимаю, дело молодое, взаимная симпатия, общее дело. Горько, конечно, что молодёжь не ценит и не выполняет слова старших. Не прислушивается. Но что поделать? Такая эпоха. Либерализм, самомнение, пренебрежение опытом. Но я не об этом.
А о чём тогда? Я невольно хмурюсь. Нет, из-за того, что у меня было пару раз с Айгюль убирать он меня не стал бы… Это тупо. Он уже вон сколько бабла поднял. И это ещё только начало. Совершенно не вижу причины меня валить. Он же понимает, что стоит мне выбыть, его собственное положение и влияние на Цвета и другие структуры, значительно ослабнет.
— Ты, Егор, многого добился с момента нашего знакомства. Я за тебя очень рад. Кто бы мог подумать, что ты с самим генеральным будешь дела иметь.
Я молчу, жду, не понимая пока, куда он клонит.
— Перспективы у тебя хорошие. Серьёзные перспективы. Ну, а я обещаю, что буду тебе помогать. Вместе мы добьёмся небывалых высот.
Так, за Айгюль, похоже предъявлять не будет…
— Но, помимо, дел, — продолжает он, — я хочу сказать, что отношусь к тебе очень тепло. Чисто по-человечески, невзирая на успехи и провалы в работе. Практически, как к сыну.
Ага, ну-ну, конечно же, как к сыну. Давай, говори уже, к чему клонишь…
— Вместе мы сможем влиять и на блатных, и на политиков. Думаю, ты бы мог со временем войти в верхушку нашего общества. В общем, Егор, я думаю, вернее, не думаю, а у верен в этом, и Айгюль меня поддержит. Короче, я хочу, чтобы ты женился на моей племяннице.
Чего? У меня глаза на лоб лезут… Ты же для неё хотел матёрого функционера. Аппаратчика с опытом бабками и политическим весом…
— Ты погоди-погоди, — смеётся он, наблюдая мою реакцию. — Ничего не говори пока, просто осознай, сынок.
Он хлопает меня по плечу и добродушно добавляет:
— Пора, пора тебе жениться…
Ага, пора…
Пора-пора-порадуемся на своём веку…
24. Дамоклов меч
Он смотрит на меня весело и по-отечески тепло. Просто добрый дедушка Мороз. Ферганский только…
— Фархад ака, — говорю я с улыбкой и прикладываю руку к сердцу, чуть склоняясь в поклоне. — Муаллим. Неожиданно слышать такие речи. Вопрос слишком серьёзный, чтобы вот так на лету, в больничном коридоре, я мог дать ответ, достойный вашего статуса и величины.
— Ничего-ничего, — посмеивается он. — Какой ответ, мой мальчик, можешь ничего и не говорить, и так всё ясно. Вы друг другу нравитесь, даже более того. Ну а всё остальное мелочи.
— Так мне ещё восемнадцати нет, думаете самое время в брак вступать? — хмыкаю я.
— Слушай, дорогой мой. Свадьба такая вещь, что за два дня не делается. Пока дойдём до свадьбы, ты уже совершеннолетним будешь, не переживай.
— А если у меня уже есть невеста?
— Мой мальчик, что ты говоришь, думаешь я не понимаю? У такого видного парня, как ты, обязательно будут девочки, поклонницы, желающие связать с ним судьбу. Конечно, они и у тебя есть. Дело молодое, как говорится. Но девочки-девочками, а жена — это другое. Тебе кажется, что ты ещё молод, но тебе же хватило возраста, ума и сноровки, чтобы сорвать цвет Айгюль.
— Что-что?
Нет, я просто балдею от постановки вопроса. Сорвать цвет Айгюль? Не засмеяться бы. В голове возникает Анна Герман.
Белый цвет
Черёмухи цвет
Это весны
Весёлый привет
Пусть везёт
Тому кто верит и ждёт
К сердцу всегда
Любовь дорогу найдёт…
— Что-что, — передразнивает он. — Я ведь тебе говорил, не ходи к Айгюль в спальню. Говорил? Говорил. Объяснял, что берегу её не для тебя? Объяснял. А ты что? Послушал ты старика? Нет, не послушал. А теперь, когда я прошу вернуть, то что ты взял, ты ведёшь себя как-то не слишком уверенно.
— Вернуть, то что взял?
— Конечно, — всплёскивает он руками. — Честь девичью, иначе, как Айгюль людям в глаза смотреть будет?
Он улыбается. Всё он знает, лис старый. И знает, что я знаю, что он знает, но, всё равно, не начну скандалить. Да хоть бы и начал, смысл не в этом вообще. Не в этом. А вот в чём? В чём смысл происходящего?
— А девочки твои… — продолжает Ферик, — это, как ты захочешь. Ты мужчина, тебе и решать. Будут силы и деньги, пожалуйста, хоть десять имей, никто и слова дурного не скажет. Но официальная жена только одна. Мы же в Советском Союзе живём, у нас коммунистов гарем запрещён.
— А вы в партию-то будете вступать? — спрашиваю я.
— А? — широко открывает он глаза и через пару секунд начинает хохотать.
— Всегда знал, — говорит он отсмеявшись, — что ты остроумный человек. Очень остроумный. Ну, пойдём, проверим нашего друга, а на эту тему потом поговорим ещё.
— Да, Фархад Шарафович, обязательно поговорим, — подтверждаю я.
Но сейчас мне не до этой чепухи, честно говоря. Я очень надеюсь, что мой преследователь, несгибаемый стрелок, выпустивший по мне уже три неудачных выстрела что-нибудь расскажет. Потому-что ситуация становится весьма нервной. Если он уже и в Москве до меня добрался, кто-то взялся за меня более, чем всерьёз. И этот кто-то выглядит серьёзнее, чем никогда.
Мы двигаемся по коридору и доходим до палаты Цвета. Он лежит в палате один, безо всяких соседей. На кровати набросаны газеты, на тумбочке минералка и мандарины. Братва греет.
Когда мы заходим, Цвет читает старую книгу в обтрёпанной обложке. Ни автора, ни названия не разобрать. Увидев нас, он откладывает её, укладывая развёрнутой на колени, обложкой кверху.
— А, — говорит он. — Пришли всё-таки.
— Здорово, — улыбаюсь я. — Ну как ты тут? Не выздоровел ещё?
— Лежу, отдуваюсь за тебя, — качает он головой.
— Он за тебя тоже лежал, — пожимает плечами Ферик и садится на стул рядом с кроватью.
Палата у Цвета небольшая, рассчитанная на двух пациентов. Но вторая койка свободна. В помещении светло и даже как-то уютно, несмотря на то, что это больница и никуда от этого не денешься.
— Ну, что же, брат, — улыбаюсь я, — теперь мы с тобой повязаны, можно сказать, кровными узами, да?
Я беру книжку с его колен и открываю титульный лист. Макиавелли Н. Сочинения. Ленинград 1934.
— Просвещаешься, государь? — хмыкаю я.
Он забирает книгу из моих рук, кладёт обратно и вопросительно кивает:
— Чего Ирку не привёл?
— Негоже своих девиц раздавать, — отвечаю я. — Да же, Фархад Шарафович?
Тот хитро улыбается и меняет тему.
— Что врачи говорят? — спрашивает он.
— Говорят, ещё неделю тут торчать, — недовольно отвечает Цвет. — Лежать я и в другом месте мог бы. С б о льшим удовольствием.
— Ничего. Здесь под присмотром зато.
— Это и настораживает, что под присмотром-то, — хмыкает Паша Цвет. — Чё там творится-то? Раскололи менты стрелка?
— Не знаю пока, ближе к вечеру, надеюсь, выясню что-нибудь, — отвечаю я. — А у меня пока вот какой вопрос есть, господа воротилы теневого бизнеса.
— Как скажет же, — качает головой Ферик. — молодой, а уже такой грамотный и мудрый.
— Нет Фархад Шарафович, никого мудрее вас мы с Павлом ещё не встречали. Правильно я говорю?
Цвет молча кивает.
— Я вот, что хотел с вами обсудить, — продолжаю я. — Геленджик и Сочи. Да и всё остальное побережье. Гагры тоже можно иметь в виду, если двигаться в ту сторону. Думаю, не стоит упоминать, что регион ключевой с точки зрения получения нетрудовых доходов и реализации различных контрабандных и контрафактных товаров народного потребления. Туристы, иностранные туристы, море, торговые суда, скопление советских граждан. Мечта незаконного предпринимателя.
— Тесно там, — пожимает плечами Цвет и морщится от боли. — И сезонность. Мы на своей территории не меньше зарабатываем и безо всякой конкуренции.
— Но это одна из важнейших точек на карте нашей необъятной Родины, — возражаю я. — Пока мы её не контролируем, нашему авторитету всегда будет чего-то недоставать. Как жемчужины в короне. К тому же наша территория огромна, а зарабатываем столько же, как на этом клочке земли?
