— Вот и я! — объявила она, выходя из комнаты.
Она ощущала себя невероятно красивой и лёгкой. Хотелось взлететь высоко-высоко и дарить свет и радость миру.
Мама тоже приоделась: сменила тёмную юбку на красную в жёлто-белую полоску, повязала поверх праздничный передник, белый, с вышитыми красными узорами, а голову покрыла цветным платком с бахромой. Только Аргон выглядел обычно: штаны из холстины да рубаха. Глядя на него, Мириа задумалась, а ощущает ли он внутри праздничный трепет или нет? Вряд ли. Для него этот день далеко не праздничный, ведь сегодня вечером он должен уйти. "Мы, — мысленно поправила себя Мириам. — Я с ним должна уйти".
— Ну, давайте-ка садиться за стол, а то всё остынет, — хлопнула в ладоши мама.
Эйнар к праздничному столу не явился. Мириам разрывали противоречивые эмоции. Радость и злость. С одной стороны, хотелось, чтобы всё было по-нормальному. Как у всех. Собраться всей семьёй за столом, поздравить друг друга с уходящим летом и теплом, повспоминать что-то, пошутить. Но нет. Их семья как будто расколота.
А с другой, хорошо, что его нет. А то бы он опять выкинул бы что-нибудь такое, от чего праздник не был бы праздником. Может, опять бы накинулся на Аргона. Или кричал, что Осенин — пережиток прошлого и заставлял бы всех молиться Всевидящему. И Эйнар точно помешал бы побегу. Он бы глаз с неё не сводил.
— Вот и закончилось лето, — мама подняла ендову. — Оно принесло нам много и светлых, и пасмурных дней. Однако, несмотря на все трудности, мы живы, здоровы и сидим здесь за столом, который полон еды. Поэтому я произношу благодарность богам за то, что они позаботились о нас, за то, что мы сыты и мы… — мама замялась, поджала губы, но не закончила предложение. — Отпразднуем завершение лета, поблагодарим Нут за дары и встретим осень. Надеюсь, она смилостивится над нами, порадует теплом и светом. Выпьем же за лето, пищу и за жизнь!
— За лето, — повторила Мириам, поднимая ендову, а затем пригубила вино.
Какой сладкий насыщенный вкус красной смородины! Божественно!
После обеда мама завернула кусок пирога и несколько пирожков в ткань и засунула в буфет.
— Это Вам, Аргон, в дорогу.
Затем Мириам с мамой занялись печкой: она как раз успела остыть. Женщины вымели золу, застелили горнило еловыми лапками и сверху постелили ткань.
Аргон смотрел на всё это широко распахнутыми глазами, а когда Мириам поставила в печь ведро с водой, не вытерпел и поинтересовался:
— А что вы делаете?
— Печь готовим, — ответила Мириам, тщательно протирая шесток. — Мыться будем.
— Эм…что?
Его страх и недоумение рассмешили Мириам.
— Вы что, никогда не мылись в печи?
— Нет.
— Ой, зря, — покачала головой мама. — Это очень полезно для здоровья. Любую заразу изгоняет. Ладно, мы с дочкой полезем первыми, а Вы после нас. Но пока побудьте в комнате. Мы Вас позовём, как закончим.
Аргон кивнул и ушёл.
Мама скинула одежду, распустила волосы — они белоснежной лавиной упали на спину — и залезла в печь. Мириам принесла из сарая еловые веники и подала их маме, затем разделась и полезла к ней. Внутри печи было темно и тесно, но это не пугало, наоборот, успокаивало. Казалось, будто все проблемы остались там, в другом мире. Мире, продуваемом ветрами, орошённом дождями и скованном холодами. А здесь, в тёплом печном нутре, всё было совсем иначе. Спокойно и безопасно.
Жар окутал Мириам, словно шерстяное одеяло. От его горячих объятий по коже побежали ручейки пота. Вскоре Мириам чувствовала себя будто обильно смазанной маслом.
— Давай ложись, — сказала мама, — я по тебе веничком пройдусь.
Мириам растянулась в печи, высунув голову из горловины, сложила руки замком под подбородком. Она видела край стола, пару стульев, лавки у стены, квадраты света на полу.
Всплеснула вода, а затем тёплая струя пролилась по спине вдоль позвоночника. Следом пришёл веник. Мириам вздрогнула, а затем расслабилась. Её как будто окутало тёплое мягкое облако. Она закрыла глаза, отдаваясь ощущению блаженства.
— Согни колени, давай я тебе по пяткам пройдусь, — мамин голос звучал словно через пелену.
Веник ещё раз хорошо прошёлся вдоль её тела, а потом снова на спину полилась вода, такая тёплая и приятная.
— Теперь ты меня, — сказала мама.
Мириам поднялась, взяла веники.
— Ах, хорошо! — восклицала мама всякий раз, когда веник шлёпал по коже. — По пояснице ещё пройдись, а то она у меня болит немного, потянула её недавно.
Затем женщины вымыли волосы — сначала щёлоком, который поставили настаиваться пару дней назад, а после сполоснули чистой водой.
— Давай заканчивать, — сказала мама, поливая себя. — Печка остывает, а Аргону ещё помыться надо.
Женщины вылезли из печи. Сердце разгорячённо стучало, кожа раскраснелась, и от неё поднимался пар. Несмотря на чувство размягчённости, тело как будто наполнилось новыми силами. Жаль, что жизнь с повседневными хлопотами и заботами растворит эти ощущения, оставив от них лишь воспоминания.
— Теперь Ваша очередь, — торжественно объявила Мириам, заходя в комнату к Аргону.
Он долго смотрел в устье печи и сделал шаг назад.
— Я туда не полезу!
— Да мы только что помылись, живы, не сгорели, — Мириам веселил его страх.
— А я не полезу.
— Ой, зря, — воскликнула мама, завязывая запону поверх юбки. — Я себя чувствую так, будто заново родилась.
Она на самом деле выглядела как-то моложе: кожа немного разгладилась и разрумянилась, волосы блестели, как у молодой девицы, а от повседневной усталости не осталось и следа.
— Если Вы ещё помнётесь, то печь окончательно остынет, — бросила мама.
— Ладно, — сдался он, — что мне делать?
— Раздевайтесь и залезайте внутрь, — закомандовала Мириам.
— Отвернись.
Она саркастически вздохнула и закатила глаза, но всё же отвернулась. Раздался шелест одежды, затем шебуршание.
— Я залез, — голос Аргона звучал приглушённо. — Что дальше?
— Как Вам там? — поинтересовалась Мириам, заглядывая в устье.
В темноте Аргон выглядел как нагромождение теней.
— На удивление хорошо, тепло, только непривычно, — смущённо ответил он.
— Не горите там? — хихикнула Мириам.
— Нет, — буркнул Аргон в ответ.
— А страху-то сколько было! — всплеснула руками мама.
Гребнем она расчёсывала волосы, распутывала мелкие колтуны.
— А что делать то? — переспросил Аргон.
— Посидите, пропотейте хорошо, затем веничком по себе пройдитесь.
Сидя на лавке у печи и расчёсывая волосы, Мириам прислушивалась к звукам, которые доносились из горнила. Всплески воды. Шуршание, видимо, Аргон пытался повернуться. Ойкнул.
— У Вас всё хорошо? — поинтересовалась Мириам.
— Да. Просто плечом задел стену. Кожу, наверное, содрал.
После водных процедур печь снова растопили.
— Я покемарю пару часиков, — сказала мама, залезая на лежанку. — И вы ложитесь. Сейчас сон будет самым целебным. Да и Аргону полезно набраться сил перед дорогой.
— Хорошо, — кивнула Мириам. — Только приберёмся здесь.
Когда мама уснула, они с Аргоном закрылись в его комнате.
— Ну что, Вы собрались в дорогу? — спросила Мириам, присаживаясь на край сундука.
— Честно сказать, нет. Я понятия не имею, что может пригодиться в пути.
— Я так и знала! — воскликнула Мириам и подняла палец вверх. — Поэтому всё собрала. Одну минуту…
Она выскочила из комнаты и бросилась в сарай. Достала из сундука потрёпанную холщовую сумку-мешок — отец часто брал её с собой, когда уходил на охоту на несколько дней. Затем насобирала в погребе овощей и засоленное мясо, достала из буфета припрятанные мамой свёртки с едой, а после всё это вывалила Аргону на лаву.
— Вот, этого должно хватить на несколько дней.
Затем нашла в сундуках отцовскую флягу, охотничий нож, кусок бечёвки. Достала горшочек, в котором мама хранила деньги. Сжав губы, Мириам высыпала монетки на ладонь. Внутри боролись противоречивые чувства. Нехорошо, конечно, так делать. Это же, по сути, воровство у собственной семьи, но деньги понадобятся в пути. Да и тем более, разве не семья вынуждает её покинуть дом? Вряд ли мама пересчитывает монеты. Если взять несколько Сольт, то ничего ужасного не произойдет. Они не обеднеют так, чтобы пойти по миру с протянутой рукой. Зато она с Аргоном сможет снять комнату в дешёвой таверне и купить миску супа.
