— А когда от меня уберут то говно, что сейчас льётся со всех газет? — поинтересовался я, — а то вроде, как и не чемпион вовсе с их слов.
— Здесь мы бессильны Вань, — он покачал головой, — кто-то высоко в ЦК очень на тебя зол, и это точно кто-то из первой пятёрки. Мы пробовали поговорить с газетчиками, но те разводят руками, статьи им с фотографиями присылают уже готовыми, они их просто публикуют.
— М-да, ну ладно, — нехотя согласился я, — тогда буду ждать от вас вестей.
— Давай Ваня, держись, главное не раскисай, — он похлопал меня по плечу и повернувшись пошёл к КПП.
* * *
На следующий день в газетах началось чествование Олимпийских чемпионов, встречи их с ответственными товарищами, правда невысокого ранга. Сам Брежнев не считал легкоатлетов чем-то важным, он любил в основном футбол и хоккей. Так что вскоре всё, о чём мне рассказывал Озолин началось сбываться: из всех семи золотых медалистов, орден Ленина вручили двум, ещё трём серебряным призёрам вручили орден «Знак Почёта» и оставшимся медали «За трудовое отличие». Меня же никуда не звали, никаких награждений не было, единственное, что пришёл хмурый Щитов, обнял меня и сказал не раскисать. Затем вручил ордер на получение комнаты и два ключа на ржавом металлическом кольце.
— Это максимум Вань, что я смог, — он старался не смотреть мне в глаза.
— Деньги хоть заплатят? Было три мировых рекорда мной побито, — напомнил ему я, — две золотых медали и одна бронзовая.
— Тут такое дело Ваня, — смутился он, — тебе заплатят за два рекорда по пять тысяч за каждый.
— Александру, за мировой рекорд обещали пятнадцать, — поделился я с ним инсайдом.
— Ты газеты давно читал Ваня? При твоём имени у многих сейчас мгновенно пригорает зад, поэтому о чём-то договариваться с руководством просто нереально. Так что лучшее, что мы выбили, это по четыре тысячи за золото, полторы за бронзу и по пять за рекорды, ну и плюс комната в коммуналке, — расстроено сказал он.
— То есть с этого ещё минус тринадцать процентов подоходный, минус один процент профсоюзных и минус полтора процента комсомольские сборы? — быстро подсчитал я, поскольку с последнего разговора с Озолиным яснее понимал картину происходящего.
— Полтора процента за перевод денег и твой долг из кассы товарищеской взаимопомощи, — напомнил он.
— Какой перевод? Я готов и наличными получить за полтора процента.
— Ваня, так положено, не твоего ума дело менять порядок.
— Как-то совсем негусто получается Николай Петрович, — я покачал головой, — шестнадцать тысяч с копейками за два мировых рекорда и золотые медали.
— Тебе раньше деньги вообще же не нужны были, — напомнил он мне.
— До победы! — я тоже напомнил ему о своих словах, — но теперь, хотелось бы устроить свою жизнь, вне этой тренировочной базы.
— Вань я промолчу про то, что многие и этих-то денег не видят всю свою жизнь, — недовольно сказал он, — поскольку понимаю, что с тобой обошлись не по-человечески, но сделать ничего нельзя.
— Ладно, тогда я буду готовиться к Олимпиаде 1972 года, — спокойно заявил я, а у него отпала челюсть, — надеюсь тогда станет получше у страны с деньгами для своих спортсменов.
— Ваня, ты серьёзно сейчас? — удивился он, — какая вторая Олимпиада? Век спринтеров недолг, обычно после одной-то Олимпиады люди уходят из спорта.
— Вы против олимпийских медалей? — поднял я бровь, — пусть и не обязательно золотых.
— Ты погоди гоношиться, — отмахнулся он, — это обдумать нужно, посоветоваться.
— Ну вы тогда думайте, а я буду готовиться к следующему чемпионату СССР и Европы, вам надеюсь это золото всё ещё нужно?
— Да нужно Вань, кто спорит-то, — тяжело вздохнул он, — хотя сейчас полегче стало, ты у нас не единственный теперь золотоносец. Поэтому нам опять выдели нормальное финансирование.
— Ладно, думайте Николай Петрович, — пожал я плечами, — а я поеду посмотрю на эту вашу комнату.
Он скомкано попрощался, и исчез, а я пошёл вызывать такси с КПП. Стало интересно, чем Родина меня наградила за упорный труд и десятичасовые ежедневные тренировки. Адрес, по которому мы прибыли, оказался в жопе мира, такой, что я дал шофёру три рубля и сказал, чтобы он подождал меня, поскольку я тут вряд ли задержусь. Дом, был старый, ещё дореволюционный, поэтому множественное бельё, вывешенное во дворе на сушку, говорило о большом количестве народа, который здесь проживал. Обветшалый подъезд, и квартира «23», со множеством звонков на косяке двери. Один из ключей подошёл к замку, и я пошёл внутрь, едва не ударившись головой о цинковую ванну, висевшую сверху. Вытерев ноги о тряпку, я пошёл к своей комнате.
— Вы в кому товарищ, — тут же в коридоре появилась больших размеров женщина, окидывая меня неприятным взглядом.
— К себе, — я показал ей ключи.
— А вы тот спортсмен, — она скривилась, — ну хоть получше наверно, чем прошлый алкаш. Сразу говорю, женщин приводить нельзя!
— Да? — удивился я, — почему это?
— У нас дети кругом! — категорично заявила она.
— Позвольте спросить, а как они появились? — вежливо поинтересовался я.
Глаза у женщины выпучились от возмущения и с визгом:
— Хам! — она исчезла в своей комнате.
Моя была крайней в дальнем углу и видимо раньше была кладовкой, поскольку окна в ней не было вообще, лишь тусклая лампочка со сделанным газетным абажуром, да скрипучая панцирная кровать, какие были в школе-интернете, более здесь не было ничего.
— «Ну наградили, так наградили, — улыбнулся я, смотря на такое богатство».
Качая головой, я запер дверь и пошёл обратно, садясь в машину.
— «Помню я, были в СССР маклеры по недвижимости, — в голове промелькнула мысль, — надо будет у Игоря спросить, думаю он точно больше про это в теме».
Вернувшись обратно, я нашёл номер телефона, который он дал мне при нашей последней встрече и набрал его. В голову сначала ударила громкая музыка, человеческие голоса и чей-то женский голос навеселе.
— Да?
— Игоря позовите.
— А кто его спрашивает?
— Скажите, что Битлз.
Девушка видимо приложила трубку к груди и крикнула в комнату.
— Дорогой, тут тебя Битлз какой-то спрашивает.
Через несколько секунд я услышал знакомый голос.
— Иван? Ты?
— Да Игорь привет, хотел отдать тебе посылку от Александра.
— О-о-о, да! — возликовал он, — слушай, а ты не хочешь ко мне сейчас заехать? У нас тут туса, клёвые тёлки, хороший алкоголь, только свои.
— Если свои, тогда я наверно вам помешаю? — дал я ему шанс отказаться.
— Нет Иван, если можешь приезжай! Я просто ужас, как хочу послушать пластинку!
— Хорошо еду.
Глава 4
Такси приехало быстро, а названный мной адрес удивил его. Он стал разговаривать очень почтительно, постоянно интересуясь к кому я еду. Я делал вид, что не слышу, и доехал молча до въезда на подмосковные дачи, которые охранялись милицией. Я назвал фамилию к кому еду и нас пропустили. Подъехав к двухэтажному большому особняку, я заплатил таксисту по счётчику оставив ему пять рублей сверху и выйдя из машины, осмотрелся. Высокий забор, крепкие ворота, звонок на калитке и явно недешёвый дом, вот первое, что пришло мне в голову при виде этого капитального строения.
Я позвонил и мне открыл мужчина в костюме тройке, который узнав моё имя, тут же впустил и провёл в дом. Едва я ступил на порог, как на меня обрушилась громкая музыка, а весёлые голоса слышались где-то наверху. Пойдя на их звук, я видел кругом золото, картины и явно жизнь не на зарплату министра МВД.
— Иван! — увидев меня, от танцующей молодёжи отделился Игорь.
Он обнял меня осторожно, чтобы не повредить пластинки и пожал руку.
— Молодец, что приехал!
— Держи, — я передал ему пластинку и он впившись в неё, стал снимать бумагу, и радостно закричал, увидев заветные буквы. Затем он бросился к проигрывателю, и выключил сначала магнитофон, вызвав неудовольствие танцующих.
