Меня настолько поразила его наглость и самоуверенность, что невольно вырвалось:
— Ты что же, сволочь, а? Что смотришь так?
Услышав что в его присутствии говорят, он слегка приподнял голову, губы его тронула едва приметная презрительная улыбка. Видно он ожидал, что я буду брызгать слюной, мои глаза нальются кровью и злобой, я застучу бешено стиснув кулаки. А меня накрыло таким равнодушием, пришлось даже как-то через силу заставить себя задать первый вопрос, хотя для себя сразу решил, что с этим «комерадом» ни чего не выйдет. Интересно, а кто будет приводить в исполнение, мысленно задал сам себе вопрос, а вслух произнес:
— Как фамилия? Говори! Ну?
Пленный посмотрел на меня с еще большей дерзостью.
— Молчишь? Молчишь?
Еще с минуту я рассматривал немца, но тот в ответ лишь снова трогал губы презрительной улыбкой и изредка, легонько покачивал растрепанным чубом. Он не испытывал никакого страха.
— С-сволочь, делает вид, что не понимает!
Неожиданно Юрченко вышел вперед и спросил: — Разрешите мне?
— Ну, валяй!
В эту минуту пленный успел вытащить из кармана небольшую, ярко поблескивающую гармонику. Он легонько, для пробы, провел ею по губам: раздались мягкие, певучие звуки. Не глядя на нас, он начал осматривать и пробовать лады…
Юрченко бросил на пленного взгляд и мгновенно потемнел лицом — на нем обозначились рябинки. Сделав шаг вперед, он гаркнул так, что от его голоса дрогнул воздух:
— Stillgestanden! — Но немец на секунду приподнял глаза, но тут же вновь принялся за свое дело.
Тогда Юрченко, сделав еще один шаг вперед, без взмаха, но с бешеной силой ударил его кулаком под ребра. Вскинув руки, летчик со стоном отлетел под ближний куст орешника, а его гармоника — еще дальше.
— Aufstehen! — взревел Юрченко, и фашист быстро вскочил, вытянвшись у куста орешника, испуганно вытаращив глаза.
— Ну и дылда! — долетело из ближних кустов.
— Имя? — младший сержант неожиданно спросил его по-русски.
— Фамилия?
— К-курт, Курт К-краузе! — выкрикнул пленный.
— Ага, ты сволочь и по-русски понимаешь! Бить их надо! Бить! Тогда они поймут, кто они и с кем имеют дело!
— Немецкая армия непобедима! — на нерве выкрикнул Краузе. — Вы не можете нас бить!
— Вот как! — И с носка, со смаком, пробил немцу в коленную чашечку.
Немец взвыл и закатался по земле, держась обеими руками за колено. Теперь уже Юрченко, посветлев лицом, презрительно смотрел на Курта. А я понял что сейчас самый правильный момент для игры на контрастах, и всем своим видом изображая добряка, начал:
— А разрешите спросить: почему вы оказались на земле? Вас сбил наш летчик? Почему вы не пустили себе пулю в лоб? — Курт Краузе молча опустил чуб.
— Краузе, у меня нет возможности, до бесконечности быть с вами любезным. У меня приказ — в самый короткий срок выяснить у вас все что вам известно. Если и дальше будете заниматься музыкой на вашем инструменте, я прикажу отвести вас в ров! Вам понятно?
— Ja, ja! — Немец от волнения перешел на немецкий.
— Назовите часть, где вы проходите службу?
— Четвертый отряд ближней разведки, тринадцатой разведывательной эскадры.
— Кому подчиняется ваш отряд?
— Штабу Колюфт при первой танковой группе.
— Танковая группа Клейста? — От этих слов Краузе немного вздрогнул. Значит в точку.
— Какое у вас было задание?
— Провести разведку в районе города Луцка, железнодорожной станции Киверцы, а также проконтролировать движение ваших войск на шоссе Луцк-Владимир-Волынск.
— Вас сбили, когда вы уже возвращались на аэродром?
— Да.
— Где находится ваш аэродром?
— Недалеко от местечка Замость.
— Там базируется только ваш отряд, или еще какие-то части?
— Нет, кроме нашего отряда, там базируются еще какие-то части.
— Какие?
— Я не знаю.
— Вы можете указать типы и количество техники на аэродроме Замость?
— Нет, я к сожелению не сильно разбираюсь в технике.
— Не смешите меня, Краузе! Офицер-разведчик, и не разбирается в военной технике! Повторяю вопрос: «Укажите типы и количество авиатехники на аэродроме Замость?»
— Группа бомбардировщиков и наш отряд ближней разведки.
— Вернемся немного назад. Вы выполнили в полном объеме свое задание?
— Да.
— Какие результаты разведки? Что вы обнаружили в районе Луцка, станции Киверцы и на шоссе Луцк — Владимир-Волынский?
— В самом городе мы обнаружили и сфотографировали позиции нескольких зенитных батарей, в Киверцах обнаружили расположение воинской части, а на шоссе засекли передвижение крупной артиллерийской части.
— Вы передали эти данные своему командованию?
— Нет.
— Как происходит передача информации, которую вы добыли во время полета?
— Обычно, после завершения полета, на аэродроме нас ожидает курьер-мотоциклист, который передает кассету с отснятой пленкой в передвижную фотолабораторию, где ее проявляют и дешифруют. Экипаж в это время пишет подробные рапорты, затем данные передают в штаб, где ими и распоряжаются по усмотрению командования.
— Такая процедура, предполагает определенную задержку по времени.
— Я позволю себе немного отвлечься. Вы позволите? Совсем немного! — только после одобряющего кивка Юрченко, он продолжил. — Основу стратегии блицкрига составляют удары мощных танковых и механизированных соединений. Они должны быстро продвигаться вперед и, конечно, очень нуждаются в самых свежих разведывательных данных. Даже при всем немецком порядке, путь заявки на проведение авиаразведки через штаб Колюфт до конкретной эскадрильи, а затем и обратное прохождение полученных данных занимают некоторое время, которое, как у вас говорят, на вес золота. Поэтому, учтя опыт последней военной компании, в вермахте стали практиковать, подчинение отдельных эскадрилий ближней разведки непосредственно танковым группам. Эти эскадрильи получают приказы прямо из штаба танковой группы через специально прикомандированных офицеров люфтваффе и передают добытые данные танкистам также через них.
— Как вы поступаете, если необходимо срочно передать информацию?
— Мы работаем, так сказать в режиме «прямого репортажа, с места событий».
— Вы передаете информацию по радио, непосредственно наземным частям?
— Да. У танкового командира есть специальная радиостанция, по которой он может связаться с нами и получить самые свежие данные.
— Или наоборот, поручить вам выяснить что ему необходимо, так?
— Да.
— А если по каким либо причинам радиосвязи нет, как вы поступаете?
— Если невозможно передать информацию по радио, то текстовые сообщения сбрасываются прямо на передовые позиции своих наземных частей.
— Это все? Вы ничего не хотите дополнить?
— Нет, это все господин офицер.
Тут, вытащив фотоснимок, который я получил от Усова, спросил:
— Что вы можете сказать об этом? — Только взглянув на снимок, Краузе опустил голову, и как-то стал меньше. Было полное ощущение того, что кто-то открыл краник и выпустил из него весь воздух. Лицо стало белее полотна.
— Краузе, почему вы молчите? Что это такое, объясните!
— Все дело в том, что экипажам самолетов-разведчиков поручают не только вести наблюдение за противником, но и контролировать передвижение, переброску и маскировку своих войск, что упрощает управление ими. Нам было приказано проконтролировать сосредоточение наших танков на плацдарме и проверить маскировку с воздуха.
— Ваше командование не боится, что, попав в плен во время выполнения задания, вы можете раскрыть замыслы своего штаба противнику?
— Это наша ошибка, фотографирование мы должны были сделать на обратном пути. Мы не предполагали, что у вас в полевых войсках есть специалисты, которые могут разобраться с нашей техникой, не уничтожив негативы, и у вас найдется оборудование, которое позволит сделать такие качественные отпечатки.
— Как видите, и на старуху бывает проруха! — Юрченко, это не переводи, а то он будет еще полчаса думать, что это значит.
