– Мент, ты ох**л?
Я обернулся. Возле журчащей раковины с текущим латунным краном стояли трое «работяг» в замасленных спецовках и с какими-то зловещими железяками в руках, смотря на меня и паренька как-то особенно, не по-доброму. По предыдущей жизни я помнил, что народ в мастерских был суровый, а смертельный травматизм от встречи с движущимся по ангару депо локомотивом был здесь делом вполне обыденным. Судя по решительным лицам ребят, отоварить меня одной из своих железяк и положить под маневрирующий локомотив, а потом сказать, что я сам был непростительно небрежен, было для них вполне допустимым грехом. Мне же превращаться в еще одну неразгаданную тайну старого депо не хотелось совершенно. Особенно мне не понравился один из слесарей с жестким, узким лицом и синими «партаками» на кистях и пальцах, подобравшийся ко мне как-то особенно близко.
Я положил ладонь на голову грабителя, безуспешно пытавшегося встать, а второй рукой усиленно зашарил по верхней поверхности «виолы», пытаясь нащупать регулятор громкости. Секунды замерли в тягучей тишине, на мое счастье, мои противники раздумывали, стоит оно того или нет. Наконец раздался спасительный щелчок, я повернул регулятор на максимум, и помещение туалета заполнил немного злой, но такой родной голос дежурного по РОВД:
– Двести двадцать восемь, ответь Каргату. Двести двадцать…
Я прижал тангенту ко рту и затараторил, надеясь, что меня кто-нибудь услышит:
– Каргат, Каргат, я двести двадцать восемь, нахожусь в розовом здании пассажирского депо, задержал грабителя с сумкой, срочно требуется помощь…
Когда дежурный задал вопрос в эфире, кто из автопатрулей сможет подъехать ко мне, я с облегчением выдохнул и искренне улыбнулся замешкавшимся «работягам»:
– Ну что, ребята, понятыми будете?
Первым на место событий прибежал злой Дима, но выяснив подробности, он сразу развил бурную деятельность – достал из унитаза сумочку и намокший паспорт потерпевшей, сполоснув их под струей воды в рукомойнике, попытался, хотя и безрезультатно, выловить размокшие бумажки из толчка. Через десять минут прибыли два автопатруля, работяг разогнали по рабочим местам, быстро нашли понятых из числа ИТР депо, составили протокол изъятия паспорта, опустевшего кошелька, денег и самой сумочки, после чего повезли жулика, а по совместительству слесаря третьего разряда по ремонту подвижного состава этого депо, к нам, в узилище. Мы же еще пару часов неспешно прогуливались по тихим и безлюдным улицам Нахаловки, где никогда и ничего не происходит, а Дима вдумчиво и обстоятельно рассказывал мне о допущенных, по его личному мнению, моих тактических и процессуальных ошибках, а я только кивал и угукал.
– Понимаешь, Павел, ты вообще не вправе ничего делать самостоятельно.
– Угум.
– Ты ничего никому не сказал, поперся один, связь отключил…
– Мля, Дима, ну сколько можно? Ты от меня что хочешь услышать? Что я, пока ты будешь на ужине, буду в кафе полтора часа сидеть? Так я бы с удовольствием никуда не пошел, но продавщицы на меня сразу жалобу накатают, что людей грабят, а я манты кушаю. Ты тогда на ужин не ходи, а сиди рядом, меня за руку держи. Или все-таки будешь спокойно на ужин к маме ходить?
По лицу Димы читалось, что кушать хочется чуть больше, чем без ужина опекать беспокойного стажера.
Мое триумфальное окончание первого рабочего дня было несколько смазано. Когда Дима, докладывая о результатах работы поста, сообщил взводному о раскрытии грабежа по сто сорок пятой статье УК, старлей в сомнении помотал головой и повернулся к ротному, который воспитывал коренастого старшего сержанта со смоляными казацкими усами:
– Ну вот объясни мне, Олег, как так получилось? Молодые в первый же день задерживают жулика, а ты даришь раскрытый грабеж линейному отделу. Ну вот о чем ты думал? Не мог подсказать потерпевшей, чтобы она написала, что сумку вырвали не на переходе, на территории «линейщиков», а на Привокзальной площади? А теперь линейный отдел в шоколаде, а нас завтра утром поимеют за два грабежа на площади, которые утром произошли, а заявлять о них пришли только сейчас, вечером.
– Но, командир, – возмущению сержанта предела не было, – когда дежурный сказал потерпевшую в отдел везти, то грабеж-то был еще «темнющим», и никаких перспектив его раскрытия не было. Поэтому я женщине и сказал, чтобы она писала, что сумку вырвали не на нашей территории, а на входе в вокзал. А жулика-то только через полчаса задержали, и то совершенно случайно.
– Ну, так-то да, – задумчиво пробормотал капитан и с досадой швырнул шариковую ручку на столешницу, – но все равно, в следующий раз думай головой. Факт остается фактом, мы задержали злодея, а карточку за раскрытие получит линейный отдел милиции. Они мне, кстати, звонили, очень благодарили за хорошую работу. Кстати, Комов, где Ломов?
– Мы тут, командир, только что подошли. – Дима протиснулся поближе к столу, где восседали командиры.
– А, скажи мне, Дима, как получилось, что дежурный по РОВД полчаса не мог до тебя докричаться?
Дима молчал, потупившись. Почему-то сказать, что в установленное время он был на ужине у мамы, мой наставник не решался.
Я шагнул вперед:
– Товарищ капитан, это я виноват. Несколько раз рацию проверял, ну видно, незаметно громкость на ноль перевел, вот и отключился. Больше такого не повторится.
Ротный перевел взгляд на меня, как будто его поразило, что вот «это» еще и разговаривать умеет. Но сказал капитан, конечно, иное:
– Вы, конечно, молодцы, сработали четко. Но, Дима, как старший поста, за связь на посту отвечаешь ты и только ты. С Громова в ближайшие полгода спроса нет никакого. А ты год отработал, а сегодня ушами щелкал, как молодой. Неужели непонятно, если рацию отдела десять минут не слышно, значит, что-то со связью не в порядке и надо причину искать. Не может дежурный столько времени в эфире молчать. Что головой мотаешь? Чтобы это было в последний раз.
Поднимаясь на выход из подвала, я шепотом спросил у напарника:
– Дима, а что ты не сказал, что на ужине у мамы был?
Дима воровато оглянулся:
– Командир знает, что моя мама живет в другом месте. Я у подруги был, а начальники на это смотрят косо, меня давно бабником считают. Короче, все сложно.
Глава седьмая. Пустые хлопоты
Конец апреля одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
«Статья 89. Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи.
Тайное похищение государственного или общественного имущества (кража) – наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до одного года».
Уголовный кодекс РСФСР от 1960 года.
После выходных, отпахав еще пару смен в Нахаловке, мы с Ломовым нарвались на крайне неприятный разговор. Записывая в журнал итоги службы нашего поста за отработанную смену – жалкий протокол за распитие спиртных напитков на рабочем месте и три талона по рублю за переход дороги на запрещающий сигнал светофора, проданные нами гражданам уже от полного отчаянья, командир роты задал резонный вопрос:
– Ломов, когда будет результат? У вас итоги за неделю хуже всех в роте.
– Ну, товарищ капитан, вы же знаете. В Нахаловку чужие не ходят, а свои пакостят в других местах. Улицы пустые. Даже у магазина, на Нерчинской, не дерутся. А пивной киоск, когда мы на смену выходим, уже закрыт, пиво еще днем успевают разобрать.
– Я тебя предупредил, что у вас результаты хуже всех. Думайте, что делать, а то, вон, студент у тебя грамотный и ты тоже в институте учился. Парни, вы должны быть резкими и сообразительными. Так что начинайте работать активно и дайте мне результат. А ходить с пяти до часу ночи и хреном груши околачивать я вам не позволю.
– Мы обязательно исправимся, товарищ капитан. Вот прям с завтрашнего дня.
Следующая смена была такая же унылая, как и все предыдущие. Где-то на площади Основателя, кость в кость бились бомжи, у единственного действующего в городе храма мафия нищих и псевдо-калек, с применением костылей и боевых посохов, проводила перевыборы властной вертикали. На этот раз милиция отреагировала штатно, бомжей разогнали, у храма тоже наступило благолепие, после чего на полчаса в эфире все стихло, чтобы взорваться сообщением, что во дворах, за райотделом, сильно подвыпивший мужчина от души гоняет свою подругу жизни, одетую только в трусы и лифчик. Мужчина, заподозрив даму в особом внимании к другу семьи, начал экзекуцию дома. Но женщина, в чем была, выскользнула на улицу, и два патрульных УАЗа с синими полосами на боках целый час мотались по узким проездам однотипных «хрущевок» в поисках неуловимой парочки, так как женщины, возмущенные бегающими по дворам неодетыми людьми, звонили в службу «ноль два» непрерывно.
