жили не здесь…
Я оперировал словами, как хирург скальпелем, стараясь ничем не травмировать пожилую даму. Но женщина спокойно отреагировала на мои слова, лишь улыбка на секундочку стала чуть печальней, а глаза подернулись дымкой.
— Не была, но историю города знаю. Рассказывайте, что там у вас, — скомандовала Полина Федоровна. — Леночка, доставай пирожки, налей Алешеньке и себе еще компота, а мне, пожалуй, водички плесни.
Лена послушно выставила на стол две чашки с пирогами, сняла красивые вышитые полотенца, снова достала наши чашки и разлила компот из запотевшего кувшина. С полки сняла изящную фарфоровую чайную пару и налила бабушке воды из другого графина.
— А позвольте поинтересоваться, молодые люди, — начала Полина Федоровна, когда мы уселись, взяли в руки по пирожку и сделали по первому глотку. — Где вас сегодня с утра черти носили? Сдается мне, кое-кто спускался под землю, — не скрывая смешинки в голосе, закончила свою мысль пожилая дама.
Я едва не поперхнулся компотом, Лена же закашлялась. Пришлось приподниматься на стуле, и осторожно хлопать её по спине.
— С-кх-спасибо, — прохрипела девчонка. — Бабушка… Откуда… С чего ты взяла?!
— С рюкзаков у порога, — засмеялась бабушка.
— А… э-э-э… — Лена растерялась и никак не могла сообразить, о чем идет речь. — Почему в подземелье-то?
— Ну, не на пляж же ты с фонариком ездила с утра пораньше.
— Какие фонарики? — воскликнула внучка.
— Один торчит из кармана твоего вещмешка. Тоже мне, тайны мадридского двора.
— Но… ты же спала, когда я уходила?! Я же тихо ушла, даже дверью не хлопнула! И не завтракала. Чтобы не шуметь… — растерянно пискнула девушка.
— Конечно, спала, — подтвердила бабушка. — Но это не мешало мне все видеть, — довольным тоном закончила дама.
— Но как?
— Доживешь до моих лет, у тебя тоже откроется третий глаз и вырастет радар, когда у тебя внучка будет на выданье, — рассмеялась Полина Федоровна, потрепав Лену по руке. — Так что вас интересует, мои юные друзья.
И я решился. Осторожно подбирая слова, озвучил наш вопрос:
— Полина Федоровна, а Вы случайно не знаете, во время оккупации в наш город приезжали какие-нибудь высокопоставленные немцы? Ну, или хотя бы где можно поискать информацию, в какой книге? Может, читали в чьих-то воспоминаниях…
— Высокие чины говоришь, — женщина задумалась и глубоко ушла в себя.
Минут пять мы сидели молча. Тревожная тишина растекалась по кухне. И если бы не весёлые крики пацанов, которые играли за окном в футбол на площадке неподалеку, я бы наверное, физически ощутил все мысли пожилой женщины, пережившей войну. Не просто войну, лагеря смерти.
Но Полина Федоровна достаточно быстро пришла в себя и задумчиво протянула:
— Вы кушайте, кушайте, а я сейчас приду. Нужно кое-что проверить, — дама легко поднялась со стула и покинула нас.
— Леш, ну ты чего! Расстроил бабушку! Вот зачем ты! — зашипела на меня Лена.
— Да я-то что… — отбивался, как мог от упреков. — Твоя бабушка почище милиционера будет. Видала, как она нас на чистую воду вывела? А ты тоже, взяла и сразу призналась!
— Где это я призналась? — вскинулась девчонка, но тут же сникла. — Ну, да, от бабули ничего не утаишь… Корвалол пошла пить… — тоскливо протянула, прислушиваясь к звукам из гостиной.
— Сомневаюсь, — пожал я плечами, махом доел пирожок. — Не пахнет. Да и не похожа твоя бабушка на кисейную барышню… Она такое пережила, а тут безобидный вопрос.
— Безобидный, скажешь тоже… Вот сразу все и вспомнила, распереживалась!
В этот момент скрипнула дверь, раздались шаги, и на пороге показалась Полина Федоровна без капли волнений и переживаний на лице. Лена тревожно поглядывала на бабушку, готовая в любую минуту сорваться и бежать за помощью, но крепкая старушка не нуждалась в заботах внучки. Да, собственно, и старушкой её называть язык не поворачивался.
— Вот, нашла вам брошюрку. Старинный мой приятель написал свои мемуары, что-то вроде дневника памяти для своих внуков и детей, — женщина грустно вздохнула. — Я помогала ему набирать рукопись, перепечатывала на машинке. К большому сожалению, Ивана Карповича не стало несколько лет назад. Из наследников у него только дочь. Она погибла в аварии. Иван Карпович не вынес утраты и ушел вслед за Верочкой. А тетрадка осталась у меня.
Мы с Леной потрясенно смотрели на небольшую невзрачную книжечку, сшитую типографским способом, на титульном листе которой чья-то рука нарисовала Энскую косу, парусник и почему-то водонапорную башню.
Тетрадка завораживала. Это как своими руками прикоснуться к истории, прожить её самому. Не так много лет прошло с тех страшных времен, еще живы те, кто вырывал Победу у немецко-фашистских захватчиков. Я видел многие рукописи в музеях, но эту брошюрку брал в руки с каким-то внутренним трепетом.
Не думал, что до сих пор способен на такие чувства, после всех жизненных перипетий. Оказывается, сколько бы не выгорело внутри, а человеческое, глубинное, останется даже под остывшими углями. Если ты, конечно, вырос человеком.
— Можно? — отчего-то враз осевшим голосом попросил я.
— Конечно, — печально улыбаясь, ответила Полина Федоровна, протягивая мне тетрадку.
— А мне? — выглядывая из-за моего плеча, прошептала Лена.
— И тебе. Садитесь, читайте, думаю, внутри есть ответ на ваш вопрос.
— Спасибо, — я оглянулся, бережно держа книжку в руках, и растерялся: усаживаться за кухонный стол, на котором стояли пироги и компот, почему-то показалось кощунственным, еще заляпаем случайно. Да и вообще, читать личный дневник погибшего ветерана и жевать пирожки — коробит.
— А можно мы в комнату пройдем? — уточнил я.
— Конечно, располагайтесь. Лена, приглашай Лёшеньку в гостиную. Закончите — не разбегайтесь, поговорим, да и Николай Николаевич как освободится, думаю, захочет с вами пообщаться.
— Хорошо, — в унисон согласились мы и нырнули в зал.
— Почему я никогда не знала, что у нас есть такая реликвия? — прошептала восхищенно Лена. — И почему бабушка не отдала её в музей?
— Может это память о дорогом её человеке, — предположил я.
— Думаешь?
— Не знаю, спросишь потом у Полины Федоровны. Давай читать.
— Давай, — придвигаясь ко мне поближе, кивнула девушка.
И мы принялись читать, а потом долго сидели, прижавшись друг к другу, осознавая и принимая прочитанное.
Иван Карпович Волженко в годы войны работал в старой аптеке на улице Победы. Жил с мамой и сестрой. Заметки в дневнике читались на одном дыхании, у автора оказался легкий стиль и слог. Ничего такого супер важного и секретного на страницах брошюры не оказалось. Но в этой простоте, с которой Иван Карпович описывал будни горожан в месяцы оккупации, скрывалась целая история, незамысловатая и тяжелая в своей неприкрытой правде.
«1 августа 1942 г. Уничтожен ДКАФ (Дом Красной Армии и Флота). Горожане тащат вещи. В
