так назвали аномалию вскоре после ее появления — приводил барда в ужас. Он никогда не видел ничего подобного, ничего настолько плотного. Только облако высунуло свой дымчатый нос, как жители деревни Тикер инстинктивно двинулись к хижине Тэлиса, чтобы сложить перед ней подношения, ибо все вокруг считали его прямым посланником Оратоса, божества солнца и процветания. Подношения позволяли умаслить бога через его посредника; но если Тэлис и был в чем-то уверен, так это в том, что через него на солнечное божество не выйти. Как Тэлис ощущал, он черпал свои силы и магию у земли и ее бога Дуару; его одаривала земля, из которой вышли все люди. А еще его дар зависел от неба, от его благосклонности. Бард чувствовал себя важным связующим звеном между двумя стихиями.
Тэлис обхватил горячую кружку ладонями, подошел к окну и посмотрел на небо полными тоски глазами. На этот раз у него не возникало чувства, что земля его выручит. Следующие несколько дней обещали стать пыткой.
* * *
Вздернув брови, Тэлис разглядывал небо. В черном как смоль облаке, пронизанном красными ломаными прожилками, прослеживалась жесткая структура. Оно двигалось медленно, выбираясь из прорехи, этакий неторопливый дракон пугающей длины. Всю ночь Тэлис медитировал. Пытался включиться в облако, и безрезультатно. Его разум спотыкался о волокнистые контуры, не в силах погрузиться в них. Бард не припоминал такого сопротивления. Разумеется, трудности при входе в саму структуру облачного океана случались часто, но никогда, никогда его сила не отскакивала от нее, словно камень от щита.
Облако оставалось неуязвимым перед его натиском. Совершенно. Хуже того, оно злой тенью нависло над Тикером. День более не отличался от ночи, и крестьяне по своим домам жалобно причитали, умоляя Оратоса. Тэйлис ясно слышал их безнадежные псалмы и больше не мог оградиться от них.
Что ж, отчаянные времена — отчаянные меры. Бард сдвинул ковер из медвежьей шкуры, расстеленный посередине своей гостиной. Он открыл прикрытый ковром люк и спустился по деревянным ступеням в свое убежище. Там исчезнут песнопения и слезы. Там он мог лучше сконцентрироваться. Войти в свой транс, придав ему больше сил.
Когда заявила о себе ночь, он уже лежал на удобном тюфяке с закрытыми глазами и успокоившимся дыханием. Скрещенные на груди руки Квана время от времени подергивались, словно его одолевали кошмары. На самом же его духовное воплощение уже парило в небе Гваоля, отправляясь навстречу туче-океану. Оно цеплялось за стеклянную лестницу — лестницу полностью символическую, материализованную только в сознании барда. Твердо упирая ступни, Кван вскарабкивался на одну поперечину за другой, иногда задирая голову, чтобы окинуть взглядом облако, с виду неподвижное — однако Дыра продолжала изрыгать черную мокреть. По лицу барда беспрестанно хлестал мелкий дождь. Он регулярно утирался рукавом, потом с новыми силами двигался к облаку. С выбранной тактикой подъема «ступенька за ступенькой» его транс углубился и все больше напоминал кому. А когда он достигнет края облака, его разум приобретет такую ясность, что он больше не встретит никаких препятствий, прежде чем доберется до своей цели и проникнет в нее. Вдобавок он принялся петь, переходя от одной вокальной вариации к другой, чтобы проверить, не отреагирует ли на какую-либо из них облачная масса. Пока что он не обнаружил никаких заметных изменений. Эбеновая чернота не просветлялась, туманная плотность не рассеивалась, дождь не прекращался и не усиливался. По правде говоря, Тэлису начинало чудиться, что его силы рассеиваются в воздухе, словно облако перевернуло ситуацию в свою пользу и уже выиграло партию. В то время как обычно последнее слово всегда оставалось за бардом. Всегда.
Восхождение барда продлилось два дня и две ночи.
А после он рухнул.
* * *
Ронан оглядел его своим единственным, странно выпученным глазом. Второй скрывался под черной повязкой на голове; он потерял его подростком, пытаясь усмирить разъяренного быка.
— Плохо выглядишь, бард, — начал он, едва лишь уселся на гостевую банкетку.
Сделать вид, что все обстоит наоборот, у Тэлиса бы не вышло. Он обнаружил, что его кожа обвисла, а мышцы потеряли тонус. К тому же, должно быть, у него сместился позвонок: шею в определенных положениях мучительно ломило, нижнюю часть спины пронзала пульсирующая боль. Что же касается глаз, то ему не требовалось заглядывать в зеркало, чтобы угадать вокруг них темные круги, придавшие ему одутловатый вид. Может быть, еще и морщины глубже врезались.
— Ты не отвечаешь, бард. Но как деревенский Озак и представитель королевской власти, я обязан кое-что сообщить. Король Сколан направляет сюда Гери Скерзеля — пронаблюдать, как наступает облако-океан. Он будет здесь через два дня, чтобы оказать тебе поддержку.
Тэлис, внезапно заинтересовавшись, поднял глаза на Ронана Кюденнека. До сих пор он не в силах был сосредоточиться на разговоре, но имя бывшего протеже вывело его из оцепенения.
— Если Сколан считает, что Гери Скерзель способнее меня, то пусть. Но его, увы, ждет серьезное разочарование. Гери очень силен, за него молодость, но Гери все еще не хватает опыта и бардовской практики. И он никогда не сталкивался ни с одним облаком.
Ронан пожал плечами и всем телом наклонился к Тэлису, который сидел в своем кресле в гостиной менее чем в метре от него.
— Ты великий бард, ты должен попробовать что-нибудь еще. Целый месяц это черное чудище лезет из Дыры, а ты уже две недели как пережевываешь свою неудачу. Соберись. Все королевство ждет чуда. Сегодня падали ледяные глыбы. Если бы наши крыши не были рассчитаны на такую напасть, все бы остались без жилья.
— Я знаю, Ронан. Я знаю. Я пытался. Несколько раз. Облако все время меня выбрасывало. Я совершенно ничего о нем не знаю, понимаешь? Ничего!
— В первый раз вижу тебя таким подавленным. И так близко к тому, чтобы сдаться.
— Я и сдался…
— Но ты же не можешь!..
— Ты не дал мне закончить предложение. Я сдался — на время, потому что мне нужно восстановить силы и обдумать новый угол атаки.
Ронан встал. Его старые кости затрещали. И он растер колени, прежде чем заключить:
— Деревня рассчитывает на тебя, бард Тэлис. Королевство тоже. Ты спасал нас сотни раз, и все вокруг тебе благодарны. Я помолюсь Оратосу еще усерднее. Чтобы он тебе помог.
— Спасибо, Ронан. Я надеюсь, твои молитвы будут услышаны. У меня иссякло вдохновение, и мне не помешало бы хоть маленькое чудо.
* * *
На следующей неделе Гери Скерзель добрался до самых окрестностей Тикера. Он гордо восседал на прекрасном белом коне, которого король под влиянием порыва подарил
