— Милая квартирка. И дорого берут за съём?
— Дорого. Но для странников это не проблема.
— Ваша правда. Эх, хотел бы я в такой пожить, но боюсь, не потяну. Может, и мне в странники податься, как думаете?
Он дружелюбно улыбался, и я невозмутимо ответила:
— Если это возможно, то почему бы и нет. Уверена, вы не пожалеете.
Уголок его рта дёрнулся, но улыбка не исчезла.
— Не пожалею, говорите? — Рей вяло провёл рукой по волосам. — Впрочем, ни к чему об этом рассуждать. Мы сюда работать приехали, а не болтать, в конце-то концов, так что приступим.
День выдался ясным. Затяжные дожди отмыли город, краски его стали ярче, а очертания — чётче, и наступившую после долгого перестука капель тишину наполнили звуки, какие бывают слышны только по весне. Звуки расцветающей жизни. Я с трудом отвлеклась от них, когда Рей начал задавать уже привычные мне вопросы.
Мы расположились на кухне, потому что в утренние часы там было светло. Круглые топазовые очки смотрелись на Рее комично, но он изучал мой источник с удивительной сосредоточенностью и записывал в протокол каждую деталь нашей беседы. Рут стояла рядом с ним молчаливо и неподвижно, словно статуя. Глаза её казались стеклянными.
— Итак, госпожа Овертон, должен отметить, я не ожидал у вас такого прогресса. Сколько вы здесь, всего восемь месяцев, девять? Поразительно, ваш источник практически стабилен. Мы назначим повторную инспекцию, скажем, через неделю, и, если положительная динамика сохранится, вы получите Приглашение уже к концу месяца. — Рей перевёл взгляд на моё запястье, заметив браслет с морионом, и прищурился. — Теперь поговорим про ваш переезд, если не возражаете. Это было спонтанное решение, или вы давно готовились? Рут, — он щёлкнул пальцами, — не прохлаждайся и осмотри пока квартиру.
Она кивнула и вышла из кухни.
— Осмотр обязателен? — спросила я.
— Это стандартная процедура. — Рей откинулся на спинку стула и, забросив ногу на ногу, поудобнее перехватил планшет с протоколом. — Чистая формальность, не обращайте внимания. Так почему вы переехали?
В приоткрытую форточку задувал свежий ветерок, пахнувший ночным дождём. Я вдохнула поглубже, размышляя, что же напоминал мне этот запах.
— Захотела сменить обстановку. В общежитии стало как-то тесно и… уныло.
— Вы всё ещё посещаете агентство?
— Нет. Я поняла, что оно меня тормозило. Давно надо было уйти.
— Вы видитесь с бывшими коллегами?
— Они иногда заходят в гости.
Запах дождя растворился без следа в чистом воздухе. Мной овладело ностальгическое чувство безмятежности, покоя, в котором слышались отголоски счастливых детских дней. Будто что-то звало меня.
— Квартира в полном порядке, — вернувшись в кухню, отчиталась Рут. Рей пристально глядел на неё, как будто проверял, врёт она или нет. На лице Рут не дрогнул ни один мускул.
— В таком случае у меня больше нет к вам вопросов, госпожа Овертон. Закончим на сегодня.
Я проводила их на лестничную клетку и из приличия вместе с ними дождалась лифта. Но когда его дверцы наконец открылись, Рей вдруг обернулся и сказал:
— Кстати, совсем забыл вам сообщить. Юлиан понёс серьёзное наказание за нарушение устава, и его сослали очень, очень далеко от Тьярны. Поэтому не бойтесь, вы больше никогда с ним не встретитесь.
Странно, но эта новость не принесла мне облегчения. Рей махнул на прощание и шагнул в лифт, но я, внезапно для самой себя, схватила его за рукав.
— А можно… можно мне зайти к нему домой? У меня остался ключ.
Он замер, недоумённо смотря через плечо.
— Можно, но с какой целью?
— Там… там часть моих вещей…
С едва заметным неудовольствием Рей высвободил рукав и отпрянул.
— Конечно, госпожа Овертон, — холодно говорил он, пока дверцы лифта медленно закрывались. — Теперь та квартира никому не принадлежит. Делайте что хотите.
Когда я спустилась, Кир уже стоял у лестницы, и в его взгляде читалось беспокойство. Петер ёрзал на диване, ему было не то неуютно, не то неудобно. Вид он имел удручённый.
— Спасибо, ребят, что сходили со мной, — улыбнулась я, надеясь разрядить обстановку. — Одной мне было бы не по себе.
— Ерунда, — смутился Кир. — Ты уже закончила?
— Думаю, да.
С того злосчастного дня квартира оставалась прежней. Почему-то я ждала, что каждый мой след, каждое напоминание обо мне будут уничтожены, затёрты, смыты вместе с пылью. Но никто не спал в мансарде после меня, и цветочные горшки всё также теснились у окна в гостиной. Прошлое было словно законсервировано здесь. И всё равно я не питала к квартире неприязни или страха, напротив, мне нравились её целость, нетронутость, этакое ещё не утратившее жизни оцепенение, её камерность и гармоничная ветхость, сохранявшие былое тепло. Они существовали вне контекста, вне чьей-либо истории, что могла бы их очернить.
— Не хочется уходить, — вздохнула я.
— Спешить некуда, — сказал Кир. — Можем побыть здесь подольше.
Я переступила с ноги на ногу, вслушиваясь в скрип паркета. Провела пальцами по шероховатым корешкам стоявших на полке книг.
— Нет, не стоит. Иначе я никогда отсюда не уйду.
Кир понимающе кивнул.
Мы покинули квартиру и дошли до ближайшего парка, где я с чистой совестью выбросила ключ в реку. Вспомнилось, что Юлиан однажды приводил меня сюда, поздним летним вечером. Казавшийся волшебным тогда, при дневном свете парк не представлял из себя ничего особенного — его заурядность разочаровывала. Мы не стали там задерживаться.
Мария встретила нас у крыльца агентства. Наверное, увидела в окно, как мы шли от трамвайной остановки. Бросив лишь пару приветственных слов, она повела нас к машине.
Тьярна преображалась. Люди, даже долгой бессолнечной зимой не терявшие радостного настроя, теперь, с наступлением весны, воспрянули духом, и город снова стал праздничным. На клумбах и в вазонах высадили цветы, в фонтаны подали воду. Я смотрела на поблескивающие медные шпили, острыми вершинами стремящиеся в небо, и думала, как разгорится к лету их сияние, как наберёт силу звенящий уличный шум и жизнь будет бурно кипеть до первых холодов. Только я этого уже не застану.
В салоне повисло молчание. Солнце не разгоняло печаль, лишь скрашивало её, делало лёгкой, почти невесомой. Было не ко времени спокойно.
— Рыцари точно за нами не следят? — спросил вдруг Петер.
— Точно, — ответила Мария. — Марта достаточно убедительно сыграла на инспекции. Да и план с переездом, похоже, сработал.
— Слава богу.
Мы выехали за черту города и свернули с шоссе. Поодаль вдоль дороги протекала река, полноводная, тёмная — солнце рассыпалось по поверхности воды бледными, едва видимыми бликами. В её медленном течении было что-то одновременно пугающее и завораживающее.
Вскоре в стороне замаячил знакомый силуэт смотровой вышки. Поравнявшись с ней, Мария остановила машину на обочине.
Сквозь густой покров жёлтой прошлогодней травы, вымоченной снегом и дождём, уже пробивалась молодая зелень. Сапоги хлюпали по сырой земле. Но я с наслаждением вслушивалась в это хлюпанье, в хлёсткие удары стеблей по ногам, вглядывалась в бесконечную высоту голубого неба, безупречно прекрасного. Ветер приносил упоительно сладкий запах реки. С каждым шагом, с каждым следующим вдохом я полнилась силами и воодушевлением, полнилась любовью, и та огромная пустота внутри, которую прежде я проклинала и ненавидела, теперь казалась величайшим благом — ведь она могла вместить так много.
И боли тоже нашлось в ней место. Я стояла перед вышкой, боясь обернуться. Слова и фразы, мысленно отрепетированные бессчётное число раз, заученные до автоматизма, были не те, неправильные, их невозможно было произнести, невозможно было даже повторить про себя. Наверное, они чувствовали то же самое.
— Ну, — я наконец повернулась к ним, — вот и всё. Здесь мы расстаёмся.
К горлу подступил ком. Порыв ветра пронёсся между нами, словно проведя черту.
